Мария Северская - Мисс тридцать три несчастья

Но дорога до дома Мирославы на этот раз почему-то оказалась уж очень короткой.

Ребята вошли в квартиру, сгрузили в коридоре сумки и чемоданы.

Желая оттянуть момент прощания, Славка сразу же, умоляюще глядя на Вадима, предложила выпить чаю, но тот посмотрел на часы и отказался. Ему пора было на работу, время, на которое он отпросился, подходило к концу.

Тогда девушка вызвалась проводить его до метро.

– Так и будем друг друга провожать? – улыбнулся молодой человек.

И они, оставив Сережу, Игоря и Матвея хозяйничать самих, пошли.

И снова дорога оказалась слишком короткой, словно ее и не было. Славка вообще не заметила, как они дошли – так была поглощена мыслями о предстоящем расставании с Вадимом. Она не представляла, как сможет разжать свою руку, сжимающую его ладонь, и отпустить.

Это был момент полнейшего, застилающего глаза безумия. Они стояли в обнимку у входа в вестибюль станции метро. Мирослава так тесно прижималась к любимому, что казалось, совсем врастет в него, как дерево корнями в землю.

Она все понимала: и что кругом снуют люди, а они застыли на самом проходе – их то и дело толкали, какая-то пожилая тетенька даже обругала «эту невоспитанную молодежь», – и что Вадим уже опаздывает на работу – хотя он этого не показывал, но Славка чувствовала: молодой человек начинает на нее злиться, и что сама она, вцепившаяся в него мертвой хваткой, выглядит донельзя глупо и жалко, но все это было где-то на периферии сознания. А на поверхности оставалось только одно: вот сейчас она разожмет руки, и Вадим исчезнет в толпе. Словно навсегда.

Он тоже обнимал ее и все пытался заглянуть в лицо, но Мирослава оцепеневшим взглядом смотрела в пространство за его плечом и на все его попытки уговорить ее отпустить отвечала односложным: «Нет».

– Слав, меня с работы уволят, – взмолился Вадим. – Я уже полчаса как должен быть там.

И снова «нет».

Она расплакалась бы, если бы могла. Возможно, слезы немного облегчили бы этот неподъемный для нее момент, но слез не было. Руки свело судорогой. Весь мир сжался до тепла тела Вадима, до воротника его синей рубашки, до едва уловимого аромата его одеколона. Внутри Славки разверзалась бездна, только и ждущая момента, чтобы поглотить зазевавшуюся девушку.

– Ну, хочешь, я тебя поцелую? – спросил Вадим.

– Что? – не поняла она.

– Хочешь, я тебя поцелую? Может, тогда ты меня отпустишь? – повторил он.

– Нет. – Она и сама не поняла, как это вылетело. Словно само собой.

А ведь она очень хотела коснуться его губ – больше всего на свете хотела. Но не так!

В который раз Мирослава поймала себя на мысли, что все происходит не по правилам, то есть неправильно, не так, как она себе представляла. Слишком сильные собственные чувства, слишком странное, не поддающееся объяснению поведение Вадима. Еще никогда Славка не ощущала такой растерянности.

– Молодые люди, может, вы хотя бы в сторону немного отойдете? – услышала девушка недовольный голос над своим ухом.

Вадим дернулся, протолкнул ее немного назад.

– Ну, все, Слав. У меня, правда, будут неприятности, – сказал он. И в этот раз до нее дошло.

Неимоверным усилием девушка разжала руки. И почти сразу Вадим скрылся в метро. Она осталась одна.

Именно это ощущение – собственного глобального, прямо-таки вселенского одиночества навалилось на нее всей своей тяжестью. Еще ни разу за всю свою жизнь Славка не чувствовала себя настолько маленькой, никому не нужной, да к тому же еще и глупой. Захотелось найти уголок потемнее и забиться в него поглубже.

Слезы хлынули полноводной рекой.

«Что со мной происходит? – в ужасе спрашивала себя девушка и не находила ответа. – Похоже, я превращаюсь в истеричку. Надо немедленно успокоиться!»

Но, как обычно и бывает в подобных случаях, успокоиться не получалось.

Она старалась идти быстрее, чтобы встречные прохожие не видели слез на ее лице, отворачивалась, смотрела в землю. При первой возможности свернула во дворы, нашла детскую площадку среди деревьев, уселась на качели.

Принялась шарить по карманам в поисках носового платка, но его нигде не оказалось, пришлось вытирать лицо руками. Ей казалось, ее руки хранят запах одеколона Вадима, и она какое-то время сидела, зарывшись носом в собственные ладони.

«Я чокнулась, – металось у Славки в голове. – Окончательно и бесповоротно чокнулась».

Сколько она так просидела? Может, пять минут, может, час. Время остановилось.

Ее вывел из состояния ступора телефонный звонок. Мирослава отыскала в кармане мобильник и приложила его к уху.

– Слушай, ты чего так долго? – спросил Сергей.

– Я уже рядом. Скоро буду. – Она не стала вдаваться в подробности и объяснять, что сидит на детской площадке и льет слезы по ушедшему на работу возлюбленному. Вряд ли Серега это бы оценил. Парни как-то проще относятся ко всем этим проявлениям чувств, да и к самим чувствам, пожалуй, тоже.

Нехотя, тяжело поднялась и пошла к дому.

Мирослава ощущала себя абсолютно разбитой, и одна только мысль, что сегодня ей предстоит сесть в поезд и отправиться в Крым, вызывала ужас. Даже подумалось, что, наверно, еще можно сдать билеты. Какое-то время Славка грелась этой мыслью, а потом представила лица мальчишек, когда она озвучит им эту идею. Нет, так подставить их она не могла.

«Ничего, я справлюсь, – сказала себе девушка. – Трагедия вообще надуманна. Подумаешь, разлука длиной в неделю. Переживу!»

Она попыталась через силу улыбнуться. Шедший навстречу старичок при виде ее попытки шарахнулся от нее в сторону.

Славка ускорила шаги. Пора было вернуться домой, принять душ, попить кофе или крепкого чая с шоколадкой, проверить еще раз, все ли вещи собрала, и настраиваться уже на предстоящую дорогу.

«В конце концов, я отправляюсь на отдых, а не на каторгу», – подбодрила себя девушка.

На вокзал их провожала Славкина мама. На перроне она нервничала, раз сто проверила билеты, пересчитала чемоданы, попросила дочь почаще звонить. Когда поезд наконец подали и ребята разместились в купе, она обняла дочь и долго удерживала.

– Слав, ты только постарайся там глупости всякие не делать, – сказала она на прощание. – Думай прежде головой как следует.

Поезд тронулся. Ребята помахали Славкиной маме рукой и принялись устраиваться. Постелили принесенное проводницей белье, выставили на столик бутылку с минералкой и печенье, переоделись. Решили не ужинать, только чаю попить и укладываться спать, благо, время уже перевалило за полночь.

Мальчишки давно уснули, а Мирослава все лежала на животе и пристально вглядывалась в проносящиеся за окном, едва угадываемые в темноте пейзажи. В лицо ей из чуть приоткрытого окна дул легкий теплый ветерок, он лохматил челку, лез в глаза. Но девушка не обращала на него внимания.

Она вспоминала сегодняшний день, а именно момент прощания с Вадимом. Его она запомнила подробно, дословно, вплоть до звуковых нюансов и жестов.

Боже, она могла целоваться с любимым! Могла! Но сама отказалась. Вот дура!

Поступи она иначе, сейчас у нее было бы еще одно яркое воспоминание – о его губах, и она могла бы лежать и смаковать его долго-долго. Но кто знает, может, тогда ей было бы тяжелее переносить разлуку… Или легче?

А еще Славка где-то читала, что по поцелую можно сказать, как на самом деле относится к тебе парень. Искренен ли он или нет, любит или только прикидывается. Вот только опыта в поцелуях у нее не было никакого. Так что кто знает, смогла бы она что-то понять или нет.

«Если я нужна ему, рано или поздно мы в любом случае будем целоваться, – решила Мирослава. – Может, и хорошо, что сегодня этого не произошло. Пусть лучше наш первый поцелуй случится на отдыхе, на берегу моря, например, вечером или на рассвете, который мы обязательно пойдем встречать вдвоем».

И такой яркой, такой реальной была эта картинка: они с Вадимом, сидящие на берегу, – тонкая розовая полоска на востоке, становящаяся с каждой минутой все шире, все насыщенней, умиротворяющий плеск волн, теплые объятия любимого, Славкина голова на его плече, – что девушка погрузилась в созерцание, позволила себе домыслить, подробно представить этот счастливый момент, и в итоге задремала.

Уже к полудню в поезде стало нестерпимо жарко. Ребята наполовину открыли окно – так хотя бы стало можно дышать, хотя врывающийся в купе ветер и был горячим, словно пар, поднимающийся из носа кипящего чайника.

В такой жаре чем-либо заниматься было невозможно. Они позавтракали, попробовали поиграть в карты, затем немного поразгадывали сканворды, поболтали о том о сем, но уже совсем скоро каждый снова оказался на своей полке в положении лежа. Так жара ощущалась меньше.