Анатолий Алексин - Саша и Шура

Ребят притащила в комнату «женщина с растрепанными волосами». В это утро волосы ее были аккуратнейшим образом скручены в косу, но прозвище так за ней и осталось. Значит, это верно говорят, что первое впечатление — самое сильное.

«Женщина с растрепанными волосами» долго благодарила нас, называла хорошими ребятами, очень сознательными и добрыми — в общем, говорила такие вещи, которые мне почему-то всегда бывает стыдно слушать. Потом она взглянула на часы и извиняющимся голосом сказала:

— Андрею Никитичу, понимаете ли, спать нужно…

— Что я, дошкольник, что ли? Днем спать! — пытался заспорить Андрей Никитич.

Но женщина сердито тряхнула косой, и он сразу стал прощаться с нами:

— Приходите, ребята, почаще. И ты, Веник, приходи. В шахматы с тобой сыграем. В поезде-то не успели. И маме привет передай.

Веник был просто счастлив, что Андрей Никитич забыл все вагонные споры и так хорошо сказал о его маме. До самого берега наш солидный Веник бежал вприпрыжку.

На обратном пути Липучка опять пристала ко мне со стихами. А Веник стал еще горячее защищать меня: у него было хорошее настроение. Он сказал, что я в Москве «обобщу все свои впечатления» и напишу «цикл белогорских стихов». И еще он сказал, что в творчестве Пушкина был период болдинской осени, а в моем будет период белогорского лета. Эта мысль мне очень понравилась.

— Верно! Я все обобщу и пришлю из Москвы, — пообещал я Липучке.

Но, когда мы подплыли к Белогорску, настроение у Веника сразу испортилось: на берегу, возле нашего шалаша, стояла Ангелина Семеновна!

— Дрейфовать здесь, к берегу не подходить! — с капитанского мостика приказал Саша.

Веник безнадежно покачал головой:

— Вы не знаете мою маму. Она не уйдет отсюда до следующего утра. Она не простит мне этого побега!

Но Веник ошибся. С берега вдруг поплыли самые ласковые и нежные звуки.

— Веничка, милый мой мальчик! — кричала Ангелина Семеновна. — Оглядись по сторонам! Веник огляделся.

— Тебе не страшно? Ты не боишься?

— Боюсь… тебя! — крикнул Веник.

— Меня? Свою маму? Глупый ребенок! А воды… воды ты не боишься?

— Не боюсь!

— Честное пионерское?

— Честное пионерское!

— Значит, ты здоров? Совсем здоров?!

Нам ничто не грозило, и Саша приказал пришвартовываться.

Как только мы вылезли на берег, из шалаша с лаем выскочил, видно хорошо отоспавшийся и потому, как никогда, бодрый шпиц Берген.

— Милая собачка! — сказала Ангелина Семеновна. Она с нежностью гладила Бергена, словно благодарила его за то, что он оказался не бешеным, а самым нормальным псом.

Потом она стала так же нежно и даже еще нежнее гладить своего Веника. Она смотрела на него так, будто он долго-долго не был дома и вот только что, минуту назад, сошел с поезда или с парохода.

— Как ты загорел за эти месяцы! — говорила Ангелина Семеновна, прямо-таки с любопытством разглядывая сына. — Как у тебя мордочка округлилась!

— Мама, при чем тут Мордочка? — вдруг осмелев, сказал Веник. — Я же все-таки не шпиц Берген!

— Не сердись на маму. Ты очень хорошо выглядишь. И это, естественно, радует ее!

В самые трогательные минуты Ангелина Семеновна начинала говорить о себе в третьем лице. Я это еще в поезде заметил.

— Да, ты очень поправился. И как-то возмужал, окреп! И Саша тоже… — Ангелина Семеновна впервые ласково взглянула на меня. — В Москве вас просто не узнают!

А мне вдруг стало грустно. Слова Ангелины Семеновны напоминали мне о том, что дни стали уже заметно короче, что лето подходит к концу и что скоро мне придется прощаться с Сашей, с дедушкой, с Липучкой… И с этим плотом, качающимся на легких речных волнах, и с этим зеленым холмом… Я вдруг наклонился и поцеловал Бергена в мокрый шершавый нос.

"Здравствуй, Шура!

Только что я вернулся из школы. Сдавал переэкзаменовку. В классе проверять работы не полагается, но я упросил Нину Петровну. И она проверила. Ясное дело, есть ошибки. Но мало, И Нина Петровна поставила мне четверку.

Мне бы не видать этой четверки, как ушей своих, если бы не ты, Шура.

Спасибо тебе! Приезжай в будущем году обязательно. Построим новый плот и уйдем в далекое плавание. Понятно?

Саша".

"Дорогой Саша!

Мне стыдно писать это письмо. Но я все должен рассказать тебе. Всю правду!

У меня ведь тоже была переэкзаменовка по русскому языку. Только я постеснялся сказать об этом. Ты вот не постеснялся, а я постеснялся…

И еще я про стихи наврал. Мало ли на свете Сашек Петровых! Вот какой-то из них и пишет стихи, а вовсе не я. Да ведь я теперь и не Саша вовсе, а Шура.

Дома меня тоже так будут называть, потому что мама вдруг открыла, что я приехал из Белогорска «совсем другим человеком». Не очень-то понимаю, что она этим хочет сказать…

Сегодня я сдавал переэкзаменовку. Получил всего тройку.

А ты четверку! Но ничего! Ведь часто так пишут: «Ученик превзошел своего учителя!..»

История эта случилась три года назад. Я сразу хотел записать ее. Но не решился: боялся насажать много ошибок. А сейчас вот записал.