Джуди Кёртин - На каникулы с Элис

Хейзел ядовито ухмыльнулась:

– Элис хотела сама тебе сказать это, но она так засмущалась, что попросила меня. А ты знаешь, ка-а-а-а-ак я люблю помогать людям!

– Не тяни, Хейзел… – неуверенно начала я. – У тебя есть что сказать или нет?

Хейзел снова улыбнулась:

– А, ну да. О чем это я?

На мгновение она остановилась и почесала в голове, притворившись, что никак не может вспомнить.

– Вот! Вспомнила! Элис просила передать, что ненавидит тебя.

Тоже мне новости! Я и без Хейзел это знала. Но я не собиралась сдаваться. Как только мы уедем из лагеря и окажемся вне досягаемости этой злыдни, я сразу же поговорю с Элис. И как только она как следует выслушает меня и поймет, что я волновалась за нее, тут же обо всем забудет и простит. Я была уверена. Всего-то денек подождать.

Хейзел, кажется, немного расстроилась, что я так равнодушно отреагировала на ее очередную колкость. Она приблизила свое лицо ко мне, так что я могла почувствовать аромат дорогих духов, которыми она всегда пользовалась.

– О, да, – прошипела она. – Но ты еще не все знаешь! Вот только опять забыла. Память никуда не годится.

Она снова почесала в голове, изображая муки размышлений.

Не думаю, что я когда-нибудь кого-нибудь так сильно ненавидела, как Хейзел в данный момент. Я всегда недолюбливала Мелиссу, самую вредную девчонку в нашем классе, но она была просто ангелом по сравнению с Хейзел.

На мгновение я представила, как бью ее по лицу. Интересно, как бы наша красавица смотрелась, если бы недосчиталась парочки зубов, а нос своротился набок?

Но, конечно, все это были глупости. Я никогда никого не била и не собиралась начинать сейчас.

Хейзел все стояла и разыгрывала размышления, а мне надоело ждать очередной гадости, поэтому я продолжила спускаться.

– Не уходи, Мэган! – крикнула она мне вслед. – Я тебе еще не все сказала. Ты не знаешь самого интересного из того, что Элис просила тебе передать.

– Так давай говори, мне пора на завтрак. – Я начинала раздражаться.

Хейзел покачала головой:

– Дети в наши дни совсем потеряли терпение, – а затем ехидно улыбнулась и произнесла как ни в чем не бывало: – Вспомнила, Элис просила тебе передать, что ты ей особо никогда не нравилась.

Я замахала руками:

– Ты врешь, Хейзел. Я знаю, ты все врешь!

Рот Хейзел растянулся в широкой улыбке:

– Поверь мне, Мэган, это правда. Элис говорит, что ее бесит твоя отстойная одежда, твой глупый смех и то, что ты всего боишься и не умеешь веселиться.

Я замотала головой:

– Не ври, Хейзел! Элис всегда была моей лучшей подругой. И даже когда она переехала в Дублин, мы с ней все равно дружили. И она мне всегда говорила, что я самый близкий ее друг. Она даже писала об этом в имейлах.

Хейзел дико захохотала:

– Ага, она мне говорила. Это ты за ней все время увязывалась, как побитая собачонка. А ей просто было жаль тебя. Вот она и дружила, понимаешь, ты, дура, Элис общалась с тобой из жалости!

Я топнула ногой:

– Неправда! Элис не могла сказать такого! Она не могла!

Глаза Хейзел сузились и превратились в две щелки. Она почти прошептала:

– Ты мне не веришь?

Я замотала головой:

– Ни единому слову! Ты все врешь!

– А, ну тогда слушай! – Хейзел тряхнула головой, и копна светлых волос упала ей на лицо. – Она рассказала мне все твои маленькие секреты, о том, что твоя мать – чокнутая хиппи, а твой дом – просто сарай с кучей всякого хлама. Ты живешь, как в эпоху динозавров, без мобильника, без всяких классных вещей. Твоя мать только и делает, что твердит про окружающую среду и никуда тебя не пускает. А твоя семейка похожа на семейку уродов, где одни лузеры и неудачники.

Наконец, Хейзел замолчала.

Я смотрела на нее, не зная, что сказать.

Почему Элис предала меня?

Почему моя, как я думала, лучшая подруга оскорбила мою семью?

Значит, Хейзел сказала правду, и я никогда не нравилась Элис. Она общалась со мной только потому, что я была под рукой, соседская девочка, которая всегда рядом.

Я почувствовала, что слезы сейчас польются у меня из глаз – все стало расплываться. Я так не хотела, чтобы Хейзел видела, как я плачу. Я выдернула руку из цепкой хватки Хейзел и бегом бросилась по лестнице.

– Мэган, – крикнула мне Хейзел вдогонку, – теперь ты знаешь правду. Элис всегда тебя ненавидела. Почему бы просто не смириться с этим, а?

Слезы брызнули у меня из глаз, они скатывались по щекам, стекали в рот. Мне нужно было убежать от Хейзел. Я должна найти кого-нибудь, кто мне поможет, – Глорию, Сару, Сэма или даже Элис – кого-то, кто заставит Хейзел замолчать. Я перепрыгивала через несколько ступенек, а Хейзел неслась рядом, продолжая выкрикивать еще более ужасные вещи.

Как назло лестница все никак не кончалась. (Это была та самая лестница, с перил которой Элис съезжала в наш первый день в лагере.) Я бежала и бежала, не смотря под ноги, а лестница казалась бесконечной, будто заколдованной, какие обычно бывают в сказках.

Я была уже почти внизу, когда моя нога поехала на ступеньке, и я закачалась. Я протянула руку, чтобы схватиться за перила, но мокрые от слез пальцы скользнули по полированному дереву, и… я, потеряв равновесие, кубарем покатилась вниз по лестнице. Я громко вскрикнула, когда почувствовала, как локоть неестественно изгибается, ударяясь обо что-то твердое. Все происходило, как в замедленной съемке. Туфля слетела у меня с ноги, а в спину что-то сильно толкнуло. Я услышала чей-то крик «Мэган!» и обнаружила себя лежащей на плиточном полу. В следующую секунду голову пронзила острая боль, и я отключилась.

Ялежала на диване в одной из комнат, где мы обычно смотрели телевизор, когда приехала «Скорая». На потолке замерцали синие отблески, а громкий вой сирены разрезал тишину. Как бы мне хотелось, чтобы «Скорая» исчезла, потому что синий свет резал глаза, а голова начинала еще больше болеть от незатихающих звуков сирены. Я никак не могла вспомнить, зачем приехала «Скорая», но когда увидела над собой взволнованные лица, то поняла, что она приехала за мной.

Элис сидела рядом с диваном на полу и до боли сжимала мою руку. Миссис Дугган носилась по комнате, как перепуганная курица, Глория стояла в изголовье дивана и взволнованно на меня смотрела. Только Хейзел нигде не было видно.

В комнату вбежали санитары и погрузили меня на носилки. Конечно, у меня очень сильно болела голова и не менее сильно рука, но, по-моему, носилки были лишними, в конце концов, я не при смерти. На пути к машине «Скорой помощи» носилки зацепились за дверной косяк, и я сильно ударилась ногой. Где-то раздался звонкий голос Глории:

– Осторожней, с нее уже хватит синяков!

Санитар засмеялся, но осекся, увидев лицо миссис Дугган. Пока санитары заносили меня в машину «Скорой помощи», Элис умоляла миссис Дугган разрешить ей поехать со мной.

– Пожа-а-а-а-а-а-а-алуйста! Можно я поеду с ней! Я должна быть рядом! Она моя самая лучшая подруга на всем земном шаре!

Мне было приятно слышать такое, но голова так сильно болела, что единственное, чего мне хотелось, так это оказаться в темной тихой комнате, а кто там будет, мне все равно.

Тем временем миссис Дугган оттащила плачущую Элис от дверей машины, а рядом со мной уселась Глория. Думаю, Глория понимала, что мне сейчас было не до разговоров, поэтому, убедившись, что я удобно лежу и мне ничего не надо, Глория вступила с санитаром в долгую беседу о погоде, каникулах в Керри и о том, как ей удается поддерживать свои волосы в таком хорошем состоянии.

В больнице меня положили на каталку и отвезли в какую-то комнату, где очень вежливый врач осмотрел мои глаза, уши и задал кучу вопросов, в том числе и какое сегодня число.

Я долго думала, а затем ответила:

– Не знаю.

Было заметно, что такой ответ встревожил доктора не на шутку, поэтому я решила его успокоить:

– Не волнуйтесь! Я не знала, какое число, еще до того, как полетела с лестницы.

Доктор улыбнулся:

– Она, видимо, в порядке, но, чтобы окончательно убедиться, нам придется сделать компьютерную томографию.

Я лежала и ждала этой томографии очень долго. Глория все время шутила, стараясь развеселить меня, а я, чтобы не огорчать ее, смеялась, даже несмотря на то, что делать это было очень больно – смех эхом отзывался в и без того раскалывающейся голове.

Наконец, за нами пришла медсестра и покатила меня в другое отделение больницы. Аппарат для томографии был очень странным. Меня положили на кушетку и велели не двигаться. Кушетка медленно въехала в металлическую трубу, из которой доносились разные забавные звуки и мигали яркие лампочки. Неожиданно мне оказалось очень трудно лежать неподвижно. То ли потому, что меня об этом попросили, то ли потому, что я резко почувствовала себя лучше, но мне жутко захотелось почесать колено. Тут из громкоговорителей раздался ласковый голос медсестры, она пыталась отвлечь меня, и, надо сказать, ей это удалось, потому что я даже не заметила, как процедура закончилась.