Галина Мяздрикова - Окна судеб (сборник)

А любить, кроме преподавателей и воспитателей, было некого. Друг друга они слишком хорошо знали. Вот и складывались семейные пары: он – бывший воспитанник детского дома, она – учительница, на двенадцать лет дольше живущая на этом свете, и вырастившая для себя мужа в прямом смысле этого слова. Осуждение? Нет. Безысходность царила в этом мире.

Через два года я уехала в город, продолжая работу уже с обычными детьми. Работа показалась мне раем.

Так и работаю в школе до сих пор. Но слыша слова «детский дом», у меня мурашки бегут по спине и возникает ощущение, что сейчас у тебя отнимут что-то вкусное, что-то очень нужное тебе, оставят без родных, без дома, без возможности свободного передвижения по миру. Есть красивые, очень убедительные фильмы о детских домах. Но я не верю в эти сказки.

Аист – удивительная птица.

Аисты выполняют работу по доставке маленьких-маленьких детей родителям. Занимаются они только доставкой. Они должны совершенно незаметно принести ребёнка по указанному адресу и быстро улететь, чтобы люди думали: «Откуда берутся дети?» А потом сами себе отвечали: «Аисты принесли». Потому что тень улетавшего аиста виделась всем, как бы не старались аисты быть не замеченными людьми.

Однажды очень уставший аист нёс ребёнка красивой молодой женщине. Он представлял себе, как обрадуется эта женщина ребёнку. Аист подлетел к дому, взглянул на хорошенького младенца, лежащего в корзиночке, украшенной ленточками и цветами. Малыш сладко спал. Аист стал потихоньку ставить драгоценный груз на подоконник распахнутого настежь окна просторного дома. И тут порыв ветра качнул корзиночку. Аист испугался, что она упадёт, ребёнку станет больно (о других последствиях он и думать не мог). Крылом подвинул он корзиночку с ребёнком внутрь комнаты, облегчённо вздохнул и уже почти взлетел, как услышал резкий голос хозяйки дома: «Ребёнок? Мне? Я не хочу никакого ребёнка!» Тут она увидела аиста, что было совсем не положено по инструкции: «Аист! Ты с ума сошёл! Что я буду делать с этой обузой? У меня полно дел. Забирай его скорей, что б я вас больше не видела!»

Аист испугался. Аист удивился. Аист рассердился. Аист подумал: «Никогда больше я не принесу ребёнка в этот дом». И схватив корзиночку крепким клювом, он полетел. Только не знал аист, куда он сейчас летит. Не знал аист, что ему теперь делать. Ведь он должен был отнести ребёнка этой женщине и улететь.

В окнах домов уже не горел свет. Люди легли спать. Аист летел над домами, с трудом удерживая корзинку с ребёнком. А ребёнок вздумал проснуться. Он захотел есть. Он захотел к маме. Обессиленный аист летел совсем низко. Он собрался немного отдохнуть и решить, что же ему теперь делать. И тут он увидел домик, где ещё не спали. Аист осторожно опустился на крышу, бережно поставил рядом с собой ношу, прислушался, не зная, зачем. Плакала женщина. Плач доносился из домика, который в темноте казался совсем крохотным.

– Что же ты опять плачешь? – спрашивал мужской голос.

– Я так хочу ребёночка. У меня его нет, а я его люблю. Я пою ему песни во сне, я ношу его на руках. Почему другим женщинам дано счастье, а мне – нет?

Женщина опять заплакала, тихо-тихо.

– Давай возьмём чужого ребёнка, ведь бывает же, что с родителями что-то случается, и ребёнок остаётся один. Мы его вырастим, заменим ему родителей. Как ты на это смотришь?

Видимо, мужчина и женщина обнимались, поддерживая друг друга.

Аист решил в эту ночь нарушить все инструкции. Его не терзали сомнения. Аист отдал ребёнка тем людям, которым он был действительно нужен. Боясь уронить кусочек счастья, торопясь успокоить этих людей, он возник в оконном проёме. Ребёнок заплакал. Открылось окно, добрые сильные руки взяли ребёнка.

– Спасибо, Аист!

Этому аисту больше не доверяли доставку детей людям.

Эти люди позвали аиста жить рядом с ними. И каждый день аист видел, слышал, ощущал СЧАСТЬЕ. Он знал, что это такое.

Две женщины лежали в одной палате роддома. Светлану не выписывали, потому что не было закончено её лечение, а Нина отказывалась кормить своего ребёнка и, вообще, не хотела забирать его домой. Врачи уговаривали, объясняли, надеясь, что она одумается.

Кормить приносили в одно время двоих детей. Маленькая девочка Светланы ела медленно, засыпая во время кормления. Мальчика Нины клали рядом с матерью: к ребёнку она не прикасалась. Мальчик плакал. Светлана, покормив свою девочку, кормила и мальчика Нины. Молока хватало на двоих.

Шли дни. Пациентки роддома ждали развязки. Когда медсестра проносила по коридору «отказного» мальчика, все невольно обращали на него внимание. Во-первых, он был старше других детей. Во-вторых, он был такой хорошенький! Тёмная кудрявая шапка волос на головке, умные глазёнки, следившие за проходящими мимо него женщинами, и кожа – настоящая, смуглая, не как у новорождённого. И от такого ребёнка она отказывается!? Если Нина шла по коридору, то её обязательно кто-нибудь толкал, будто бы невзначай, норовил ущипнуть, поставить подножку, бросить едкие слова осуждения в её адрес. Но многие надеялись, что Нина передумает и ребёнка возьмёт.

Муж навещал её. Глядя в окно, он видел свою жену, интересную яркую женщину, с гордой усмешкой на холёном лице. Рядом с ней всегда находилась другая женщина, миловидная, полноватая, которая почему-то всегда кормила его сына. День за днём… К ней муж не приходил. У неё не было мужа.

Пришло время выписки этих женщин. Роженицы собирались у большого окна коридора, чтобы посмотреть, как встречают родные новеньких детей и их мам. Окно было своеобразным наблюдательным пунктом. Из него было видно машину, мужчину с цветами. Нина вышла одна, подошла пружинистым шагом к машине. Слов не было слышно стоящим у окна. Но видно было, как мужчина отстранил Нину и быстро пошёл к двери роддома, из которой выходила Светлана… с двумя детьми на руках. Он взял у неё детей, отдав ей цветы, и повёл к машине. Они уехали вместе. Нина, оцепенев, долго стояла на месте уехавшей машины.

А в коридоре роддома женщины смеялись, хлопали в ладоши и показывали пальцами на ту, которая посмела отказаться от части себя. До самого вечера не умолкали возгласы удивления и одобрения в палатах. Было отмечено увеличение количества молока у кормящих мам. Меньше плакали дети этой ночью. Нежнее смотрели матери утром на пришедших навещать их мужей.

Жила была одна женщина. Нет, не одна жила, жила с дочкой. Хотя, не совсем с дочкой. Дочка была приёмной. Но об этом дочка не знала. А люди, которые жили рядом, знали.

И вот однажды девочка, а звали её Лизонька, играя около дома, не заметила проходящую мимо соседку и не поздоровалась с ней.

– Какая ты не воспитанная девочка. Здороваться даже не умеешь.

Вот, если бы ты была родной дочерью, то…

Женщина осеклась. На неё смотрели синие-синие, полные ужаса глаза Лизоньки.

– Я – родная, – прошептала она.

Но всё внутри говорило об обратном.

Девочка испугалась. У неё задрожали губы, слёзы застыли на щеках.

Весна наполняла землю ожиданием перемен. Река шумела, начинался ледоход.

Резко повернувшись, Лизонька пошла прочь от дома. Потом побежала. Путь ей преградила река. Не видя преграды, не слыша голосов людей сзади, не замечая движения льда, живое взъерошенное существо, похожее на обиженного ребёнка, бросилось в реку. С льдины на льдину перепрыгивала Лизонька, и, казалось, что река подставляет к её ногам льдины, на которые удобнее всего наступить, от которых можно оттолкнуться. Как она оказалась на другом берегу реки, ни разу не оступившись? Девочка остановилась. Закончился неосознанный бег в никуда. Как будто холодный душ окатил её с ног до головы. Она медленно повернулась. На том берегу реки стояла совершенно седая женщина.

– Дочка! Я иду к тебе. Только подожди немного. Сядь, доченька.

Лизонька не сразу осознала происшедшее. У её мамы были чёрные волосы, а у этой мамы – седые.