Юрий Сотник - Как я был самостоятельным

Олег перестал улыбаться и тоже посмотрел на гражданку. Когда она прошла мимо, он присел рядом с Пальмой и, вытянув руку в направлении прохожей, тихонько скомандовал:

– Пальма, фас!

В ту же секунду раздался звонкий лай, и веревка дернула Олега за руку.

– Пальма, фу! – Олег с торжеством обратился к Грише: – Ну что, а? Ну что, видел?

Только теперь Гриша уверовал в силу дрессировки. Держа под мышкой свою лохматую спецодежду, он присел на корточки перед Пальмой и стал разглядывать ее.

– Это какая порода? Дворняжка?

– В том-то и дело, что обыкновенная дворняжка!

– Если бы овчарка, она еще лучше бросилась бы, – заметил Гриша.

– А я, ты думаешь, для чего ее дрессирую? Я выучу ее, пойду в питомник, где служебных собак разводят, покажу, как я умею дрессировать, и мне дадут на воспитание щенка-овчарку.

Гриша поднялся. Он все еще смотрел на Пальму.

– Наверняка дадут? – спросил он.

– Не совсем наверняка, а просто я так думаю.

– А у нас в городе есть… эти самые… где овчарок разводят?

– Питомники? Конечно, есть… При ДОСААФе[1] есть, при Управлении милиции есть… Я в ДОСААФ пойду. Вот только отработаю с ней лестницу, барьер и выдержку и пойду показывать.

– А что такое лестница, барьер и выдержка?

– Лестница – это чтобы она умела подниматься и спускаться по приставной лестнице. Барьер – это чтобы она умела преодолевать заборы, а выдержка – это так: я, например, скомандую ей сидеть, потом уйду куда-нибудь, хотя бы на полчаса, и она не сойдет с места до тех пор, пока я не вернусь.

До сих пор Гриша мало был знаком со служебным собаководством. Он слышал, что есть собаки-ищейки, раза два он видел в кино замечательно умных овчарок, совершавших подвиги вместе с пограничниками. Но всегда ему казалось, что воспитание подобных собак доступно лишь особым специалистам.

И вот теперь он увидел, что не специалист, а простой школьник заставляет не овчарку, а самую паршивенькую дворняжку по команде садиться, по команде ходить рядом, по команде бросаться на прохожих.

С виду флегматичный, угрюмый, Гриша был человеком страстным, увлекающимся. Он представлял себе, как идет рядом с огромной овчаркой, от которой все шарахаются в стороны, как он приходит с ней в школу и как на глазах у изумленных ребят этот свирепый, клыкастый зверь по одному его, Гришиному, слову перебирается через забор, поднимается по приставной лестнице на чердак сарая и спокойно, не сходя с места, сидит во дворе, пока Гриша занимается в классе.

– Волошин, а где ты научился… это самое… дрессировать?

– Очень просто. Купил себе в магазине книжку, «Служебное собаководство» называется, по ней и научился.

– Я себе тоже такую куплю. С собаками вот плохо… Я бы мог какую-никакую дворняжку поймать, только бабушка прогонит.

Ребята долго беседовали, стоя на краю тротуара. Олег показал Грише все штуки, какие умела проделывать Пальма. Гриша был так увлечен этим, что только раз оглянулся, услышав в отдалении неторопливые, четкие шаги. По противоположному тротуару шел милиционер – высокий, стройный, подтянутый, с лейтенантскими погонами. Заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он поглядывал на ребят, возившихся со смешной собакой, и улыбался. Олег тоже заметил милиционера.

– Смотрит, – тихо сказал он.

Польщенные вниманием лейтенанта, ребята снова оглянулись на него и тоже улыбнулись. Тот слегка им подмигнул. И вдруг Гриша вспомнил, что, по словам Олега, в Управлении милиции тоже ведь есть питомник. Он тихонько толкнул Олега в бок и зашептал:

– Покажи ему! Покажи ему, как она бросается!

– Неудобно.

– Ну чего неудобно! Шутя ведь. Покажи!

Олег секунду поколебался, потом присел, вытянув руку в направлении милиционера, и громко, чтобы тот слышал, крикнул:

– Пальма, фас! Фас!

Пальма рванулась, выдернула веревку из руки Олега и с яростным лаем понеслась к милиционеру.

– Тикай! – в ту же секунду крикнул Гриша.

Что было дальше с Пальмой, ребята не видели. Кинув стеганку на тротуар, Гриша юркнул в ближайшие ворота. Олег бросился за ним.

Ребята даже не разглядели двора, в который они забежали, они заметили только, что у забора, справа от ворот, возвышается большая поленница, а между поленницей и забором есть щель шириной сантиметров тридцать, если не меньше. Оба, словно сговорившись, свернули направо, втиснулись в эту щель и замерли.

Через несколько секунд до них донеслись размеренные шаги, затем стук пальцев по стеклу окна. Все это слышалось совсем близко, почти у самой поленницы. Прошло еще несколько секунд. Щелкнула задвижка, скрипнула дверь. Женский голос немного встревоженно спросил:

– Вам кого?

– Это ваши дети хулиганят, собак на прохожих натравливают?

– Де-ети? – протянула женщина. – У нас во всем доме ни одного ребенка нет.

– Ни одного ребенка нет, а я видел, как двое сюда побежали… Видите, что она мне сделала? Видите?

– Пожалуйста, войдите да посмотрите, если не верите. Двор у нас проходной. Вон калитка! Наверно, туда и убежали.

Несколько секунд длилось молчание.

– Ну, виноват… – пробормотал наконец лейтенант.

– Пожалуйста, – сухо ответила женщина.

Хлопнула дверь. Шаги милиционера стали удаляться в сторону, противоположную от ворот, и скоро совсем затихли.

Все это время мальчики простояли не шевелясь, не дыша, стиснутые между кирпичным забором и поленьями.

– Вылезай, – прошептал Гриша.

– Тише ты, дурак! – прошипел Олег и вцепился в Гришину руку повыше локтя. Он весь дрожал от испуга.

– Вылезай! А то вернется – здесь искать будет, – сказал Гриша и силой вытолкнул Олега из-за поленницы.

Не взглянув во двор, не поинтересовавшись, там ли милиционер или нет, ребята выскочили за ворота и со всех ног помчались по улице.

Они остановились только в подъезде Гришиного дома.

На носу и щеке ассистента красовались большие ссадины: он ободрал лицо о поленья.

Новенькие синие брюки дрессировщика были испачканы смолой, к ним прилипли мелкие щепочки и чешуйки сосновой коры.

– Вот это влипли! – медленно проговорил он, когда отдышался. – Дурак я был, что тебя послушался.

– Дурак, что веревку выпустил, – буркнул Гриша и сел на ступеньку, подперев подбородок кулаками, надув губы.

Олег подошел к Грише и наклонился над ним:

– Ты знаешь, что теперь будет? Думаешь, это дело так оставят? На представителя власти собак натравливать!

– И ничего не будет. Скажем, что нечаянно: показать хотели, – проворчал Гриша.

– «Показать хотели»! – передразнил Олег. – А кто тебе поверит, что показать хотели? Как ты докажешь, что хотели показать?

Гриша угрюмо молчал. На душе у него было тошно.

– А ты еще спецодежду потерял, – продолжал допекать его Олег. – Мне она не нужна, а знаешь, что теперь будет? Нас найти могут по этой спецовке.

– Как еще – найти? – уныло спросил Гриша.

– А очень даже просто: приведут ищейку, дадут ей понюхать спецодежду, и она по запаху найдет и меня, и тебя, потому что ты тоже ее надевал.

Гришу совсем взяла тоска. Он встал, заложил руки за спину и, вцепившись пальцами в локти, прошелся по площадке. Через минуту он остановился перед Олегом:

– Слушай! Давай так: если тебя поймают, ты не говори, где я живу, скажи, что не знаешь. А если меня поймают, я не буду говорить, ладно?

– Ладно. – Помолчав немного, Олег вздохнул: – Пока! Пошел. Тут еще уроки надо готовить…

Высунув голову из двери, он посмотрел направо, посмотрел налево и рысцой затрусил по улице, то и дело оглядываясь… Гриша поплелся на второй этаж, в свою квартиру.

Бабушка, открывшая ему дверь, сразу заметила ссадины на его лице:

– Ишь ободрался! Где это тебя угораздило?

– Так просто… – буркнул Гриша и прошел в комнату.

До вечера он слонялся по квартире без дела, часто подходил к двери, со страхом прислушиваясь к шагам на лестнице, ожидая, что вот-вот раздастся звонок и на пороге появится милиционер с овчаркой.

А на дворе, как назло, стоял чудесный сентябрьский день. На улице, под окнами у Гриши, происходил напряженный матч между командой ребят из Гришиного дома, в которой он всегда играл вратарем, и футболистами соседнего двора.

– Гришк! Иди! Проигрываем без тебя! – кричали ему ребята, когда он выглядывал в окно.

– Не хочется, – угрюмо отвечал Гриша и отходил в глубину комнаты.

Настал вечер. Пришли папа и мама. Сели ужинать. Глядя себе в тарелку, Гриша жевал котлету так медленно, так неохотно, что мама встревожилась:

– Гришунь, что это ты скучный такой?

– Так…

Потянувшись через стол, мама пощупала ладонью Гришин лоб:

– Всегда такой аппетит у ребенка, а тут еле жует.

– Похоже, с ребятами чего не поделил. Видишь, нос ему поцарапали, – сказал папа. – Верно я говорю, Григорий Иванович?

Гриша ничего не ответил. Он молчал до конца ужина и только за чаем обратился к отцу: