Мишкина война - Виктор Федорович Карпенко

Лёшку похоронили в одной из воронок, вместе с еще четырьмя погибшими. Таких могил было несколько, в них положили тех, у кого среди беженцев оказались родственники. Остальные же так и остались лежать в поле.

Наскоро подоив буренок, уменьшенное почти вчетверо колхозное стадо погнали по направлению к райцентру.

В надвигающихся сумерках появился город, а там и станция. Но страдания на этом не закончились. На станции царила неразбериха, коровы никому были не нужны.

– Ты что, дед? Какие коровы? Людей спасать надо! Немцы прорвались… Утром будут здесь! – слышал Семён Ильич в ответ на свои обращения и от военных, и от железнодорожников.

Наконец ближе к утру он нашел таких же, как и он, горемык, гонящих стадо коров в тыл, им и пристроил свою сорок одну многострадальную коровку… Но скотину взяли в стадо с условием, что Семён Ильич сам будет следить за ней.

Попрощавшись с братьями – Мишкой и Владимиром, дед Семён поспешил за уже уходившим мычащим стадом.

– Что будем делать? – с надеждой посмотрел Мишка на старшего брата.

Тот, отведя взгляд в сторону, ответил:

– Прости меня, брательник, но я остаюсь. Пойду в военкомат. Мне семнадцать! Призовут. Должны призвать. После того, что увидел на дороге, не могу я вернуться в деревню. Совесть не позволяет. Я же комсомолец! А ты возвращайся. В доме должен быть мужик. На тебя теперь у матери вся надежда. – И, обняв на прощание Мишку, старший брат зашагал в сторону просыпающегося города.

Мишка шел налегке и потому к вечеру был уже на полпути к деревне Соколовке, в которой вот уже двенадцать лет он жил с отцом, матерью, братом Владимиром и сестричкой Катенькой. Правда, возвращался Мишка в родную деревню удрученным: схоронили Лёшку – самого верного и преданного друга, соратника всех детских шалостей и задумок, на которые Мишка был горазд; не выполнили распоряжения председателя колхоза – только сорок одну коровку из ста сорока семи довели до райцентра. Да и то, что Вовка ушел на войну, не спросившись матери, не прибавляло настроения подростку.

Вскоре он вышел к озеру, где накануне они с Лёшкой ловили карасей. Мишка долго смотрел на воду, растирая по щекам непрошенно выступившие слезы, затем он, погрозив небу кулаком, поплелся в сторону большого села Купцова, которое они проходили вчера.

Поздно вечером подойдя к крайней избе, Мишка удивился царившей тишине: ни лая собак, ни мычания коров, ни гогота гусей и кряканья уток. Еще вчера наполненное жизнью село сегодня будто вымерло. Только у третьей с краю избы он увидел хозяина – распаренного, дородного, красномордого мужика, сидящего на лавке у баньки.

Поздоровавшись, Мишка робко спросил:

– Дяденька, а где народ-то? Вчера шли через село – было шумно и людно…

– А ты кто такой, чтобы задавать вопросы? Не нашенский… Не знаю такого… – почесывая волосатую грудь, нехотя поинтересовался мужик.

– Так я из Соколовки. Ивана и Татьяны Давыдовых сын.

– Знакомец отец твой, а вот матушку не знаю. А ты чего здесь?

– Вчера с колхозным стадом проходил через ваше село, а ноне возвращаюсь, – придав голосу солидности, пояснил Мишка.

– Ну и что, стадо-то определили?

– Определили… – тяжело вздохнул Мишка. – Правда, фашист проклятый ополовинил стадо. Самолеты…

– Ясно, – утирая тряпицей пот со лба, тряхнул головой мужик. – Они везде ноне… Немцы-то. Вот и к нам наведались с утра. Хозяйственные… Лошадей и коров разом, как это называется, реквизировали, свиней тож… и ушли. Наши-то, сельчане, побрали скарб, птицу и тоже подались кто куда…

– А чего же вы остались? – невольно вырвалось у Мишки.

– Я-то? А мне для чего бежать? У меня дом, огород, хозяйство… Скотинку я в лесу еще накануне припрятал… Мне немцы ничего плохого не сделали, а вот коммуняки моих родителей в Сибирь угнали. Там они и сгинули…

– Так кулаки, поди, – предположил Мишка, вспомнив из школьных уроков истории.

– Кулаки! – взревел мужик, вставая. – Я тебе, краснопузый, покажу кулаков! Вот надеру уши-то!

Но Мишка не стал ждать, когда мужик ему надерет уши, и припустил по улице села, не забывая поглядывать по сторонам. Как он отметил, в селе народу осталось немного: лишь в некоторых дворах теплилась жизнь. Вот и околица, а там и желанный лес. Мишка, унимая бьющееся, как у кролика, сердце, с бега перешел на шаг, а вскоре вообще остановился.

«Что же получается: немцы уже в райцентре?! А как же Вовка? Успел уйти на фронт? И где же наша Красная армия? Почему она не громит фашистов? Ведь Красная армия всех сильней! Что же тогда произошло?! – недоумевал Мишка. – А вдруг и в Соколовке немцы?»

Возвращаться расхотелось, но надо: мама и Катюшка одни.

До Мишки донесся гул двигателей – будто множество тракторов разом завелись. Гул приближался. И Мишка от греха подальше спрятался в кустарнике.

На лесной дороге показалась немецкая колонна: вначале протарахтели несколько мотоциклов с колясками, в которых сидело по трое фашистов, а следом шли немецкие танки. Они шли и шли… Поначалу Мишка считал, но, когда перевалило за десяток, он прекратил счет. За танками катили грузовики, в кузовах которых, поблескивая касками, рядами сидели солдаты.

«А где же наши? Где наши танки и солдаты?»

Отсидевшись еще с полчаса, уже в сплошных сумерках Мишка продолжил путь. Он решил идти всю ночь. Благо дорога позволяла. Лишь однажды ему пришлось укрываться, чтобы не попасть под свет фар мотоциклистов.

Только утром он увидел наших: два сгоревших искореженных танка и перевернутую машину с прицепленной к ней пушкой. Тел солдат у разбитой техники не было, и это его порадовало. «Может, им удалось спастись?» – подумал он с надеждой.

До Соколовки было еще часа два пути, когда Мишка наткнулся на привязанную к колышку корову. Колышек застрял в кустах. Увидев мальчишку, буренка жалобно замычала. Судя по прилично раздувшемуся вымени, привязали ее еще вчера, да, видно, хозяину стало уже не до коровы…

«Что же, – решил Мишка, выпутывая колышек из кустов, – не бросать же ее в лесу. В хозяйстве сгодится… Тем более что свою-то пришлось сдать в колхозное стадо…»

Укоротив веревку, он повел буренку за собой.