Астрид Линдгрен - Расмус-бродяга

— Да, спасите Оскара, будьте так добры.

Лиф больно ущипнул его за шею.

— Мы ужасно добрые, будь уверен. Только навостри уши, слушай, что я тебе говорю, и запоминай. Во-первых, ты пойдешь к Оскару и все ему расскажешь.

Расмус испуганно посмотрел на него.

— Не могу, они меня схватят и отправят назад, в приют.

Лиф потерял терпение.

— Будешь делать, что мы тебе говорим! Как только стемнеет, ты прокрадешься к Оскару. Тюрьма находится в маленьком доме во дворе у ленсмана.

— А если там караулят полицейские? — спросил Расмус.

— Никто там не караулит. Они заперли Оскара и ушли. А ты можешь подобраться к окну с решеткой на задней стене.

Расмус кивнул. Это не так уж страшно. Ради Оскара он готов был на все.

— И ты скажешь ему, что мы придем и выпустим его сегодня ночью. Дядя Лиандер большой мастер по отпиранию замков.

— Не болтай лишнего, — грубо оборвал его Лиандер. — Мы придем и выпустим его, но при одном условии, понятно?

— Да, значит, вот какое дело, — продолжал Лиф. — Пусть гонит все деньги, ясно? Нам срочно надо сменить климат, а на это нужны деньжата.

— А если Оскар не согласится? — с испугом спросил Расмус.

— Ему достанется ожерелье, — сказал Лиф. — Пусть не говорит, что мы поступаем не по совести.

Видно, эти люди не знали Оскара. Они думали, что Божью кукушку можно подкупить ожерельем. Они, конечно, думали, что он забрал деньги и ожерелье для себя. Нет, они не знали Оскара.

— А вдруг он все-таки не захочет? — повторил Расмус.

Лиф разозлился.

— Я понимаю, что ума у него мало, но не круглый же он идиот! Спроси у него, может, он собирается сидеть там долгие годы? Ведь винить во всем станут его, а не нас. Так ему и скажи. Уж я сумею его убедить. И между прочим, нечего и спрашивать Оскара, хочет он этого или нет. Один револьвер он у нас свистнул, но мой-то при мне остался, и я прихвачу его нынче ночью, так ему и скажи.

Расмус получил еще кучу наставлений. Ему было велено спрятаться за поленницей дров во дворе маслобойни и лежать там до вечера. Ни за что не показываться на улицах, чтобы не влипнуть. И он сам, и Оскар не должны говорить, что знают Лифа и Лиандера.

— Ты пойдешь туда, как только начнет темнеть, — приказал Лиф. — Когда сделаешь, что мы тебе велели, вернешься сюда и будешь ждать нас. Мы придем за тобой в двенадцать ночи.

— Но я есть хочу, — сказал Расмус. Он сунул руку в карман и достал две пятиэровые монетки, которые Оскар дал ему. — Можно я схожу и куплю на них пару булочек?

— Никуда ты не пойдешь! Давай сюда деньги!

Лиф схватил монетки, и они оба ушли. Расмус сидел за поленницей, сам не свой от возмущения. Что за проклятые бандиты! Им бы только грабить и грабить, час от часу не легче! Грабеж в Сандё был подлый, разбойный. Обокрасть фру Хедберг — поступок еще подлее. Но отобрать у него монетки — подлость неслыханная!

Но он плохо знал Лифа. Через пять минут тот вернулся, протянул мешочек и сказал:

— На, ешь! И сиди тихонько за поленницей, не двигайся с места до поры.

И он исчез. Расмус долго смотрел ему вслед. Странные, однако, эти жулики. То они гонятся за тобой, как дикие звери, то несут тебе булочки!

Он открыл мешочек и заглянул в него. Тут он еще сильнее удивился. Там было пять булочек с корицей, каждая по две эре. Всего на десять эре. А кроме этого было сахарное печенье и пряники. Это Лиф купил уже на свои деньги. На мгновение Расмус готов был даже похвалить Лифа. По крайней мере, не придется умирать с голоду в этой тюрьме.

Да, ведь он сидел почти что в тюрьме, в тесном промежутке между поленницей и забором, похожим на узкий и длинный тюремный коридор. Правда, с двух сторон здесь есть выход, заключенные из него могли бы и убежать. Тюрьма должна быть хорошенько заперта.

Он взял несколько поленьев, заложил ими оба прохода и стал воображать, будто он и вправду узник Эльвборгской крепости, как тот человек в песне Оскара:

Но, видно, не так уж страшно сидеть в тюрьме, ему даже нравилось здесь.

В заборе была небольшая дырка. Он поглядел в нее, не подплывут ли сюда украшенные цветами гондолы. Но увидел лишь булыжники пустынной улицы. Тогда он стал исследовать поленницу и тут услышал звуки, от которых его прямо-таки бросило в жар. Внутри поленницы раздавался слабый писк. Он пригляделся и увидел в пустоте между поленьями птичье гнездо.

— Ой-ой-ой! — прошептал Расмус. — Ой-ой-ой!

В гнезде было три птенца, они были живые и пищали. Крошечные, живые, ну просто чудо! Он долго стоял, не шевелясь, и чувствовал себя самой счастливой птицей из всех птиц в этой крепости. Он сел на землю рядом с гнездом и открыл пакет с булочками. Жаль, что не было воды запить их, у него пересохло в горле.

Видно, тут были люди, которые жалели бедных птичек, запертых в крепость. На столбе ворот маслобойни стоял кувшин с молоком. Видно, какая-то забывчивая работница купила молоко и оставила его.

Расмус помедлил немного, пытаясь решить, как сильно человека должна мучить жажда, чтобы он мог выпить чужое молоко. Ведь все равно на этой жаре оно скоро прокиснет. Вряд ли хозяйка молока рассердится, если он отопьет немножко, прежде чем оно превратится в простоквашу.

До чего же вкусно было запивать булочки с корицей, сахарное печенье и пряники молоком! Он наливал молоко в крышку кувшина, макал в него булочки, потом понемножку отпивал, из крышки, стараясь пить как можно меньше, лишь бы не есть всухомятку. Правда, его немного мучила совесть, но все же он пытался оправдаться. Мол, раз двое опасных негодяев заперли его здесь, должен же кто-нибудь позаботиться о том, чтобы он не умер от жажды.

Он накормил и птенцов намоченными крошками булочек. Они склевывали крошки с его ладони маленькими клювами, и это было так приятно. Эти хорошенькие птички были единственными друзьями несчастного узника, томящегося за решеткой темницы. Весь мир давным-давно забыл про беднягу, лишь одни пичужки подбодряли его своим щебетанием, сохраняя ему верность. Они останутся с ним до смертного часа.

Думая об этом, он всплакнул. Потом он снова превратился в Расмуса и заплакал еще сильнее, потому что ему так не хватало Оскара.

Потом, стоя возле тюрьмы, он услышал знакомый голос Оскара из-за окна с решеткой и, отчаянно всхлипывая, зашептал в темноте:

— Оскар, ты должен позволить им выпустить тебя отсюда. Не могу же я оставаться совсем один.

— Ой-ой-ой! — огорченно воскликнул Оскар. — Пойми же, не могу я связываться с ворами!

Расмус продолжал долго всхлипывать.

— Но ведь мы можем после уйти отсюда и бродяжничать… Ведь у меня нет никого, кроме тебя!

— Ясное дело, нет. А вот окаянный ленсман сидит себе в гостях. Но я доберусь до него, если даже мне для этого придется опрокинуть эту тюрягу!

Он заревел, как зверь:

— Идите сюда, все Бергквисты, каждая баранья башка, которая только меня слышит! Идите сюда, а не то переверну вверх дном эту кутузку! Хочу говорить с ленсманом!

Расмус даже подпрыгнул от страха. Он огляделся в поисках, куда бы спрятаться. Здание тюрьмы от сада ленсмана отделяла сухая канава, через которую был перекинут мостик, чтобы ленсману было ближе ходить из своего желтого дома в контору. Расмус залез под мостик и слушал, как Оскар беснуется в своей камере.

— Позовите сюда ленсмана, вам говорят! Слышите вы меня, глухие тетери? Я хочу сделать признание, немедленно!

В желтом доме ленсмана было темно. И в конторе его тоже не было света. Видно, Бергквист и Андерссон тоже ушли на вечеринку. Во всяком случае, на крики Оскара никто не пришел. И под конец он заорал:

— Тогда пеняйте на себя, если я сбегу нынче ночью!

Услышав эти слова, Расмус вздрогнул. Оскар все-таки собирался бежать. Вот это здорово! Расмусу было наплевать, что будет с деньгами, с ожерельем и со всем на свете, лишь бы Оскар снова зашагал вместе с ним по дороге.

Два часа спустя они уже снова шагали по дороге. Но за ними как две темные тени шли Лиф и Лиан дер. У Лифа в руке был револьвер.

Лиф был прав, говоря, что Лиандер большой мастер открывать замки. Ему понадобилось всего лишь пятнадцать минут, чтобы выпустить Оскара. А Лиф в это время стоял на стреме. Расмус тоже стоял на карауле, а Лиф железной рукой держал его за шиворот. Ни полицейские, ни ленсман так и не появились.

— Да, пусть они теперь пеняют на себя, — повторил Оскар.

На спящий городок уже опустилась ночь, все спали, будто на свете вовсе не было никаких воров. Лишь на постоялом дворе царило веселье. Когда они тихонько ступали по пустынной улице, направляясь в сторону таможни, до них долетали звуки гармошки.

Вот они снова приближались к домику Крошки Сары.

— Где ты спрятал деньги? — шепотом спросил Расмус.