Юлия Кузнецова - Помощница ангела

— А где Бэллочка? — спросила Алёна.

— Отправила в Москву, сын пока присмотрит. Мне тут убраться нужно, она бы под ногами путалась.

Зина говорила странно, как будто сквозь сжатые зубы.

Алёна промолчала. Жалко, что не удалось попрощаться.

«Надо попросить фотографию, — подумала вдруг Алёна, — наверняка ведь есть одна ненужная фотография, которую я могу взять на память».

— Садись! — сказала Зина, кивая на стул у пустого стола.

— Давайте я просто заберу вещи. Меня дома ждут.

Зина кивнула, пошла в кабинет и принесла оттуда Алёнину старую знакомую. Огромную тетрадь в коричневой клеёнчатой обложке. Алёна всё-таки села. И прижала тетрадь к губам.

Холодная. Пахнет кремом для рук. ЕЁ кремом для рук. Как будто её руки только что закрыли тетрадь. Алёна распахнула окно в Карторию. И сразу нахлынуло. Накрыло с головой. Слёзы побежали так быстро, что Алёна даже не успела понять, что плачет. Только отодвинула тетрадь, чтобы не закапать Джулиану, колыбели Больших Птиц и корабль Алекса.

Подняла глаза на Зину, а та… Та совершенно неожиданно скривилась от злости.

— Да?! — закричала она, — да? Конечно! Меня легко ненавидеть! Бросила, мол, мать! И у неё вон крыша съехала! Рисуночки ненормальные! Подписи! Чтобы ты знала! Чтобы ты знала, мы купили квартиру полгода назад! Сейчас там ремонт, но там четыре комнаты, и в одну я собиралась поселить маму! Понимаешь? Я правда собиралась это сделать! Я же не виновата, что она не…

Зина перевела дух.

— Между прочим, я ей предлагала переехать к нам уже сейчас. Мы живём в трёх комнатах, но ничего, потеснились бы. Она отказывалась. Говорила, что не хочет нам мешать. А сегодня я посмотрела ваши рисуночки… Вы ведь с ней вместе их рисовали, да? Она говорила мне, что стала рисовать. А дело-то в том, что ей на меня всю жизнь было наплевать! Она меня никогда не любила, понимаешь? Она всегда меня бросала! Всю жизнь! То командировка, то защита докторской, то студенты! И вот теперь — ты. Ты вместо меня. Тебя она полюбила за секунду. А меня — за всю жизнь не смогла!

— Вы не правы, вы не правы, — бормотала Алёна, — что вы говорите…

Но Зина уже не говорила, она закрыла лицо руками и убежала в кабинет. Алёна встала и, прижав к груди тетрадь, рванулась к лестнице. По дороге она подвернула ногу, чуть не упала. Схватилась за перила и, хромая, двинулась дальше. Когда она уже ковыляла по дороге, вспомнила, что хотела попросить фотографию. Но возвращаться не стала. Слишком болела нога. И ещё — гудело внутри. Очень больно гудело.

Потянулись странные дни. Когда приходил Вик, рассказывал о яблонях, становилось легче. Когда она оставалась одна, с платком Лидии Матвеевны в руках, то хотелось плакать.

Милочка, несмотря на жару, ездила на рынок в Звенигород и привозила виноград и упругие синие сливы, но Алёна не могла ничего есть. Она смотрела на фрукты и думала, что слива — это она, Алёна, а Лидия Матвеевна была косточкой. И теперь, когда косточку вынули, сочная мякоть съёжится и засохнет.

В Алёне что-то лопнуло, оборвалась какая-то ниточка. А ещё внутри неё больше не было Картории. То есть была — на рисунках, которые, как старые фотографии, показывали то, что уже прошло. Сейчас в голове у Алёны не звучали ни строгий голос Сальвадора, ни нежный — Джулианы, она не ощущала на себе внимательного взгляда Алекса, не чувствовала угрозы врагов, захвативших лес.

Она осталась совсем одна.

Как-то, прячась от жары в саду под жасминовым кустом, она услышала тихое воркование. Подняла голову и увидела его. Белого голубя, что прилетал к ней в то утро. Голубь смотрел на неё, не отрываясь, вполоборота. Потом провёл клювом по крылу, и Алёна заметила на его лапке красную нитку. Белый голубь и красная нитка что-то напомнили ей. Но она не могла сообразить — что.

Голубь кивнул, взмахнул крыльями и улетел.

«Может, меня мучают, чтобы я что-то поняла? — подумала Алёна, — но что?»

И опять не было рядом человека, который сказал бы, что страдать по ушедшим — это нормально. Чувствовать боль — это правильно. Некому было просто прижать к груди Алёнину голову и погрустить вместе с ней. Потому что родители поглядывали на неё странно. Будто она была редким зверьком, который неожиданно забрёл к ним в дом. Так Милочка смотрела на ласку, которая как-то забралась к ним в огород.

«Это несправедливо, — вдруг подумала Алёна, — они просто не имеют права себя так вести! Между прочим, если бы они меня тогда не забрали, я, может быть, и поднялась бы к Лидии Матвеевне!»

Словно опять окунувшись в море чувств, Алёна бросилась домой, чтобы найти маму и высказать ей всё, что наболело внутри.

Мама сидела на кухне у окна и смотрела на берёзу.

— А ты не думаешь, что это вы ведёте себя неправильно? — крикнула с порога Алёна.

Мама вздрогнула.

— Конечно, — кивнула она, — спилить её совершенно неправильно. Посмотри, она раздваивается наверху..

Алёна подошла к окну и подняла голову. Действительно, верхушка дерева раздваивалась.

— И что?

— Понимаешь, когда папа привёз меня сюда… я первым делом увидела эту берёзу. С двумя верхушками. И загадала, что две верхушки — это мы с ним. И пока они тут, мы будем вместе.

Говоря это, мама слегка повернула к Алёне голову, но глаза опустила и губы поджала.

«Обиженный ребёнок, — подумала Алёна, — которого несправедливо наказали». Неожиданно гнев её испарился. Как тогда, на берегу, с Лидией Матвеевной. Она подошла к маме, опустилась на корточки, взяла мамины руки и прижала к щекам.

— Он над тобой всё время издевается, — выговорила она, — подшучивает… Почему?

У мамы по щекам потекли слёзы, и она высвободила руку, чтобы вытереть их.

— Он не по своей воле, как ты говоришь, издевается… Однажды ему сделали очень больно. И он с тех пор мучается сам и мучает других. Не может простить. Понимаешь, я это сразу поняла, как только с ним познакомилась. Но мне казалось, если я буду заботиться о нём, любить его, то со временем боль пройдёт. Но я ошиблась…

Мама закрыла лицо руками и перешла на шёпот.

— Я ошиблась, Алёна… Со временем он только озлобился. И у меня нет больше сил. Я очень устала.

Алёна смотрела на маму во все глаза. Эта была тёплая, живая мама, и она была красивая, и говорила по-настоящему, по-человечески…

— А что за боль ему причинили? — осторожно спросила Алёна.

— Он когда-то уже был женат. И в том браке родился ребёнок, — мама старалась говорить спокойно, — он сильно отставал в развитии. И жена бросила его. С ребёнком на руках. Он сначала пробовал жить с ним. Но не выдержал. Отдал родителям. Те увезли его за границу. Когда дедушка и бабушка умерли, они оставили Максима там. За ним смотрит сиделка.

Алёна вспомнила, как искривилось лицо папы при слове «сиделка». И ещё: что он перешагивает через трещинки на асфальте. Боится, что одна из них разверзнется и он снова упадёт, и никто ему не поможет… У Алёны вдруг что-то шевельнулось внутри. Как будто котёнок царапнул изнутри лапкой.

Мама достала из кармана платок и высморкалась.

— Знаешь, мама… Однажды… Лидия Матвеевна сказала мне… В общем, неважно, она меня провоцировала. Но я на провокацию не поддалась. И вела себя так, чтобы мне потом не было стыдно самой. Может быть, папа своими насмешками тебя тоже провоцирует? Хочет, чтобы ты вела себя не так, как можно ему угодить, а как хочешь сама?

Мама посмотрела прямо в глаза Алёне. Словно наконец-то увидела её.

— А я ведь думала об этом, — сказала она, — когда Игорь отказывался ехать к Максимке, я не настаивала. Не хочет — не надо. Там справятся без него. А вот теперь я понимаю, что наверняка на самом деле он хотел, чтобы кто-то надавил на него. Заставлял видеться с сыном. Или мне самой надо было туда ездить. Но поздно. Поезд ушёл.

По её голосу было слышно, что она борется со слезами.

— Ещё не ушёл, — неожиданно для себя сказала Алёна, — где этот мальчик?

— В Англии. Рядом с Лондоном.

— Хорошо. Мама, не плачь. Я найду выход. И ещё… Пожалуйста, будь такой всегда. Ты такая у меня…

«Хорошая», — хотела договорить Алёна, но мама протянула руки и прижала к себе её голову. Алёна почувствовала, как мама дрожит. Что с ней?

А внутри Натальи распускался букет новых ощущений. Удивление, потрясение, стыд! Она вдруг посмотрела на себя со стороны. Алёниными глазами. И поняла, что всю жизнь, каждую секунду, она проводит в напряженном ожидании какого-то тайного знака от Игоря, намёка, что он ценит её заботу и она нужна ему. А тем временем рядышком вырос человек, который всё понимает и даже предлагает свою помощь! А ведь сама переживает горе! Потерю близкого друга.

До Натальи потихоньку стало доходить, что они оставили Алёну один на один с её страданиями, ни разу не предложили поговорить о том, что она чувствует! А ведь она ещё совсем девочка, их Алёна!