Красный всадник (Уот Тайлер) - Томова Людмила Илларионовна

Крестьяне входили в толстостенную обитель королей и законов беспрепятственно. Бородачей успокаивали, быть может, успокаивая и самих себя:

— Не бойтесь! Не бойтесь! Мы вас не тронем! Мы пришли казнить изменников. Нам повелел сам король.

— Сколько вас здесь? — спросил пришедший со всеми Джон Стерлинг и потрепал за бороду одного из стражей. — Наверное, не больше тысячи.

— Шестьсот человек гарнизона, — ответил обескураженный страж.

— То-то. А нас больше.

В крепости было пусто. Угрюмо смотрели почернелые камни на восставших, на двух всадников, гарцующих перед главной башней. Это были Уот Тайлер и Джек Строу.

— Кто первый найдет изменников, тому почет и вознаграждение! — крикнул Джек Строу. — Казните врагов! Иначе будет поздно. Они созовут ополчение. И весь Лондон будет разгромлен в смертельной схватке!

Из дверей Белой башни выбежала Иоанна. В ее длинных волосах не было алой ленты. Она подбежала к Уоту и схватила за узду лошадь. Упавшие к плечам рукава кофты открыли сильные руки.

— Вас слишком долго не было. Но здесь уже известно, что король даровал нам право вершить суд справедливости. И я с Фарингдоном стерегу Тауэр, чтобы никто не ускользнул отсюда безнаказанно. Враги прячутся. В королевских покоях никого нет, кроме пауков, даже от собак остались только следы.

— Твоей отваге можно позавидовать, Иоанна! — сказал Уот.

— Спасибо, Уот. Я не дала улизнуть главному изменнику — архиепископу Сэдбери.

— Как тебе это удалось?

— Он хотел удрать и уже сел в лодку внизу, на реке. Я заметила, и закричала, и стала сзывать народ. Архиепископ выскочил на берег, подхватил рясу и бегом к башне. Там, наверно, есть какой-то ход, и Сэдбери удрал в крепость. Он где-то здесь. Мы найдем его.

Из часовни время от времени доносились монотонные звуки органа.

— Пойдем-ка туда, — сказал Джек, спрыгивая с коня, и направился к часовне. Когда он оглянулся, за ним двинулись Иоанна, Фарингдон и несколько крестьян.

Тем временем повстанцы сооружали на Тауэрском холме плаху. Из подвала вынесли толстое, расколотое пополам черное бревно и топор. Облачили в широкую рубаху одного из королевских стражей и приказали ему стоять наготове.

Когда повстанцы вошли в часовню, там, к их удивлению, как ни в чем не бывало шла месса[48]. Несколько монахов на коленях молились перед распятием, спиной к дверям стоял священник с архиепископской митрой на голове и пел седьмой псалом[49].

Почувствовав, что в часовню вошли люди, он перестал петь. Вошедшие молча приближались к нему. Монахи истово крестились, не поднимая голов.

Архиепископ, не оборачиваясь, сделал шаг назад, к распятию.

— Кто вы? — спросил он. — Чего вы хотите?

Он медленно повернулся. И все увидели неподвижное лицо, угасший, отрешенный взгляд.

Фарингдон вплотную подошел к архиепископу и вдруг схватил за руку.

— Ты разве не узнаешь меня?

Сэдбери попытался освободить руку.

— Отпусти! Или же всевышний покарает тебя за твою дерзость!

Фарингдон отпустил его руку.

— Выходи, выходи, прежде мы покараем тебя, душегуб! — Джек Строу подтолкнул архиепископа. Высокая митра упала на пол.

Орган стих. Монахи распростерлись ниц на каменном полу.

— Выходи! — повторил Строу.

Сэдбери, вытянувшись, прошел к дверям.

Он переступил порог и зажмурился от яркого солнечного света.

Увидев палача на лобном месте, он по ступеням направился прямо к нему.

Толпа замерла.

Сэдбери упал на колени перед плахой и, осенив себя крестом, тяжело уронил седую голову на бревно.

Первый удар оказался неловким и лишь слегка ранил архиепископа. Сэдбери приложил руку к шее и удивленно пробормотал в обступившей его тишине:

— А? Рука господа!

…Пять ударов подряд последовали затем. Когда палач поднял топор в шестой раз, к плахе уже вели за руки Хелза. Казначей вяло упирался.

— Ну что ты брыкаешься? — говорил ему Абель Кер. — Успокойся. Ты очень виноват и должен ответить за это. Так приказал его величество король.

— Вы все лжете, — хрипло сказал Хелз, и глаза его вдруг налились кровью.

— Посмотри, — сказал Джек Строу, поднеся к лицу Хелза грамоту короля.

— Это все ложь! — повторил Хелз. — Бумага, не утвержденная парламентом, бессильна!

— Вот мы сейчас и проверим на твоей шее ее силу! Протри-ка лучше топор, парень…

Следующим привели дрожащего, бессмысленно озирающегося Джона Лега, затем маршала тюрьмы Маршалси. Нашли в Вестминстерском аббатстве незадачливого хранителя королевской печати епископа Фордгэма…

Толпа, разъяренная видом кровавого судилища, хрипела. Несколько человек подбежали к плахе и вонзили пики в отсеченные головы казненных, подняли их вверх и бросились вон из Тауэра, увлекая за собой на улицу ревущую лавину восставших.

— Вот головы изменников! — понеслось над темнеющим городом. — Бейте всех, кто с ними!

Это было сигналом. Распаленные накопившимися обидами подмастерья бросились на ненавистных мастеров, ученики обрушили поленья на подмастерьев, лондонские торговцы — на своих соперников, и особенно на преуспевающих иностранцев — фламандцев, не спрашивая больше, правильно ли они произносят «сыр» и «хлеб»… Началась всеобщая расправа — страшная и беспощадная…

Горожане самых маленьких, почти незаметных профессий — канатные мастера, крысоловы, торговцы вафлями, содержатели извозчичьих тележек — врывались в хоромы королевских чиновников — их адреса они очень хорошо знали, — врывались, рушили шкафы, сундуки, зеркала, уничтожали богатства, нажитые чрезмерными поборами и штрафами.

— С нами король и господь!

Хрря-ясь! — вылетел в окно конторский стол.

Плюх! — вслед за ним летел перепуганный хозяин.

Луна. Огромный город, расцвеченный смоляными факелами. Пылают склады богачей, громыхают низвергаемые с домов куски кровли. Ревет, стонет, плачет, хохочет Лондон. Безумная ночь!

Уот с яростью гнал свою лошадь к торговой площади. Когда он доскакал, повстанцы уже приволокли сюда лондонского спекулянта — Ричарда Лайонса. Купца взяли прямо с постели в собственном доме. Увесистый мешок золота предлагал Лайонс, пытаясь откупиться. Видно, слишком большие надежды возлагал купчина на золото, если не скрылся заблаговременно из Лондона.

Сейчас он стоял в одной ночной рубашке с раскрытым воротом и смотрел воспаленными глазами на тех, кто окружал его, все еще надеясь на чудо.

— Здравствуй, Лайонс, — громко сказал Тайлер и шагнул из толпы к купцу.

Лайонс поднял набухшие веки и взглянул на Тайлера.

Уот подошел вплотную к Лайонсу. Того держали за руки два подмастерья с топорами.

— Поклонись, это наш вождь Уот Тайлер. Он действует именем короля, — ткнул концом факела в спину купца один из парней.

Лайонс согнулся.

— Ты, наверное, не помнишь моего имени, господин Лайонс, — сказал Уот. — А ведь это ты занес мое имя два года назад в «Черные списки». Ты лишил меня работы — единственного, на что имеет право даже самый бедный человек. Вспомни-ка. Или ты делал это столь часто и со многими, что тебе трудно припомнить в длинном ряду жертв ничтожного гравера из мастерской Риго? А?

Лайонс бессвязно шевелил губами. Лоб купца покраснел и взмок.

— Ты думаешь, я свожу с тобой личные счеты? Нет. Ты государственный преступник! Ты изменил народу! Ты разорил Англию, набивая собственные карманы. Ты изощрялся, выдумывая новые штрафы и поборы, ты накапливал богатства. Тебе все было мало, мало. Ты все был недоволен…

— А разве человек когда-нибудь бывает доволен? Мы — земные смертные — все одинаковы, — нетвердо выговорил Лайонс.