Бранко Чопич - Ноги в поле, голова на воле

Иканыч расцеловался с хозяином, с его женой и даже прослезился. Хозяин подарил Иканычу новешенький тулупчик и сказал:

— Вот тебе, милок, это ты заработал за три дня службы, носи его на здоровье.

— Да навещай нас при случае. В этом доме для тебя всегда место найдется, — сказала жена хозяина.

— Ты смотри, как они тебя полюбили, — поражается дед.

— Как же это не полюбить этакое золото луженое? — проворковал Ильяшка про себя.

Дома Ильку встретили объятиями и слезами:

— Где же ты, негодник, пропадал? Мы здесь умирали от страха за тебя!

Икета исподлобья оглядывает люльку с новорожденным и ворчит:

— Вижу я, как вы тут умирали, народили себе всяких самозванцев! А увидев, как братишка сладко сосет материнскую грудь, Илька пропыхтел:

— Лопай, лопай, обжирайся, а Икета может и сухую корочку поглодать, бедолага бедовый, горемыка горемычный.

Ни за что не хочет Икан смириться с появлением братишки. Дважды заставали его за тем, как он, схватив младенца на руки, устремлялся с ним через кукурузник к реке.

— Эй, малый, обратно! Куда это ты с ним направился?

— Хочу его бросить в кусты, пусть его лиса унесет! — с полной откровенностью сознавался Илька, мстительно сверкая глазами.

Но вскоре одно необычайное происшествие примирило Иканыча с братом.

Вот как это было.

В один пасмурный и ветреный день мой двоюродный дед Ниджо взгромоздил на плечи люльку и пошел к попу окрестить ребенка и дать ему имя. Когда вся эта процедура была выполнена, дед Ниджо завернул в сельскую корчму угостить крестного и прочее общество.

— Пейте, братцы, не жалейте! Я сегодня в честь младшего Чопича угощаю.

Компания загуляла в корчме, глядь, где-то к ночи является дед Ниджо домой один, без ребенка. Бредет, спотыкаясь, дорогой и во все горло песни орет, так что все кругом сотрясается, а люлька с ребенком исчезли без следа, он их в корчме позабыл.

— А где Тодор, разрази тебя гром? — яростно накинулся на него мой дед.

— Какой еще Тодор, черт возьми?

— Мой брат! — выскочил вдруг из своего угла Илька и схватился за топор. — Подавай сюда моего брата сейчас же, не то голову с плеч!

— Но-но-но! — примирительно протянул дед Ниджо, забирая у сына топор. — Малый с народом, в корчме.

— Что он там делает, в корчме? — в ужасе воскликнул дед Рада.

— Как что? Гуляет и пьет вместе с другими гостями.

— Да разве ж это мыслимо, чтобы двухнедельный младенец в корчме пил и гулял, дьявол тебя побери! — орет дед Рада, а Иканыч ему подпевает:

— Небось он не Вея, чтобы наравне со взрослыми пить.

На наше счастье, на дороге показалась бабка Ека. Согнулась в три погибели под тяжестью люльки с ребенком и кричит издалека:

— Все в порядке, не бойтесь, вот он, парень, со мной! В корчме его нашла. Лежит себе смирно в своей люльке, а возле него крутится мой кот кривой Котофей.

— Ура Тодору, дорогому братцу матадору! — провозгласил Икан. — С этого дня я его под свою защиту беру!

И правда, с того времени, едва придя из школы, Илька целыми днями возится со своим братишкой, таскает его, словно кошка котенка. Играет с ним, лопочет и приговаривает:

— Вот вырастешь, мы с тобой этого Бранко поймаем и обдерем, бесхвостого жеребца!

Однажды он додумался до того, что потихоньку приволок Тодора в школу и спрятал под скамьей. Учительница как раз рассказывала нам что-то о козах, когда малый вдруг из-под парты подал голос, заблеял, точно ягненок:

— Меэ-э-хе!

Конечно, тут сразу поднялся шум и гам, а Икану стоило немало труда убедить учительницу в том, что это его родной брат, а не чей-нибудь подкидыш.

Вылились на землю осенние дожди, на смену им пришла сухая и холодная погода, и вот однажды утром ударил первый заморозок и деревья украсились серебряными нитями инея.

— Вот вам и зима! — сказал дед Рада.

Икета спешно мастерит санки, а я вместо него делаю задание по арифметике.

Однажды вечером сильно похолодало, и, заметив, как наша старая свиноматка подбирает солому по двору, дед Рада с уверенностью предсказал:

— Ночью выпадет снег.

— Откуда ты знаешь? — подскочили мы к нему обрадованные.

— Мне свиноматка сообщила. Раз свинья солому подбирает, значит, снега жди.

Иканыч уставился на свинью и протянул:

— И кто бы подумал, что она такая умная. Вот, например, Бранко не знает, когда выпадет снег, а свинья знает. Впрочем, я всегда предполагал, что наша свиноматка вдвое сообразительней, чем он. Да и гораздо красивей.

— А если свиноматка врет и ночью снег не выпадет, тогда что? — подковыриваю я его.

— Тогда я ее так измолочу, что больше ей никогда не придет в голову врать! — грозится Икан и таскает свиноматку за ухо: — Будешь врать? Будешь? У меня уже санки готовы!

Рано поутру мы сорвались с кроватей и прямо к окну, смотрим, а за окном все чисто и бело. Снежная тишина легла на всю округу, укрыло снегом отяжелевшие ветви деревьев, и лишь синица или воробей, вспорхнув с сучка, поднимут легкое облачко снежной пыли.

— Ура! Да здравствует мудрая свинья! — воскликнул Икан. Прежде всего он заскочил в свинарник, где трижды расцеловался со свиньей, а уже потом полетел испытывать свои санки.

Как только легла снежная зима, в селе зачастились «прялки», поздние вечерние посиделки с играми, шутками и рассказами. На прялки спешил попасть и стар и млад, стремились прорваться всеми правдами и неправдами на прялки и ребятишки.

А попасть на прялки часто бывало не так-то легко. Порой приходилось больше часа брести по глубокому снегу, переправляться через поток, пробираться ущельем, лезть в гору, чтобы добраться до дома, где устраивались посиделки. Случалось, в пути поднималась метель, разыгрывалась снежная буря, смешивая все вокруг в непроглядный снежный вихрь. В такое время только искушенные и опытные люди могли найти дорогу.

Меня с Иканом отпускали на прялки только в ближние, соседские дома. Далеко ходить на прялки нам не разрешали, а уж если прялки намечались где-нибудь на окраинных выселках, то про них и слышать не хотели.

— Вы еще маленькие, а мороз сильный, и снег глубокий, не ровен час, и волка встретишь.

И правда, с отдаленных лесистых холмов, особенно в безоблачные ледяные вечера, до села доносилось пронзительное и протяжное завывание: ауууу-ваууу! От этого звука у людей волосы вставали дыбом, а сельские собаки с ощетинившейся шерстью забивались в свои будки или скреблись когтями в двери, прося, чтобы им открыли.

Ясными вечерами слышался и отрывистый, резкий лай лисиц: ав-ав-ав!

— Лает на луну, думает, это погача и ее можно съесть! — давал научное толкование лисьему лаю Икан. — Я бы и сам полаял, если бы знал, что она мне в руки свалится.

Однажды дед и моя мать застали нас с Иканом за тем, как мы, вернувшись в полночь с прялок, залезли на нашу совместную кровать. (А надо вам сказать, что с тех пор, как у Икана родился брат, он переселился спать в мою постель.)

— Ну подождите же, бродяги вы этакие, вот возьму да припрячу вашу обувку, не в чем тогда вам будет на прялки удирать! — пригрозил дед Рада.

Долго ждать обещанного нам не пришлось.

С тех пор взрослые по вечерам регулярно забирали наши опанки и носки и прятали под дедову кровать. На всякий случай дед отбирал еще у Ильки и его штаны из конопляной холстины и закладывал их под свой набитый сеном тюфяк.

— Надо полагать, без штанов он на прялки не сбежит, постесняется! — уповал на свою уловку дед.

В первые дни Илькиного переселения на мою кровать нам было очень занятно спать вместе. Мы лежали с ним валетом, головами в разные стороны. Так нам было удобнее.

Вот дрыгнет Илька ночью ногой и прямиком мне в челюсть заедет. Я с испугу хватаю его за ногу и отчаянно впиваюсь в палец зубами.

— Ой-ой-ой! Змея! — вопит Икан и вскакивает на ноги, я за ним, и вот мы уже вцепились друг в друга, и начинается потасовка с громкими криками и визгом.

— Ага, попался! — верещу я.

— Ага, держи его! — вопит Икан.

Но вскоре мы привыкли ночевать в одной кровати, и в темноте, под одеялом, постоянно о чем-то договаривались и шептались.

Лежим мы как-то вечером и гадаем, как бы нам на прялки сбежать. На дальнем краю села намечалось большое гулянье, Славко Араб тоже непременно собирался там быть. А уж раз Славко Араб там будет, значит, и нам любой ценой надо туда попасть.

— Из дому мы как-нибудь выскользнем, когда все заснут, — говорю я. — А вот опанки из-под дедовой кровати нам не удастся достать, у деда чуткий сон.

— Можно и без опанок, — видно, уже осенила какая-то идея Икана.

— А как?

— Очень просто, — отвечает он. — Я вот что придумал: сначала я побегу по снегу босым и понесу тебя на закорках, а когда ноги у меня совсем окоченеют, ты спешишься и понесешь меня на закорках, пока не замерзнешь. Так попеременке друг на друге верхом мы и доберемся до прялок. Ну как, здорово я придумал?