Сардана Ордахова - Балаган и его обитатели

И он очень надеялся, что его мытарства закончились.

Мы увидим, как он ошибался.

Это самая веселая история. В Балаган он попал просто по ошибке. Когда он еще только собирался родиться на свет, ему показали не очень длинный список и спросили: «Где ты хочешь жить?» Абашикка надолго задумался. Он перебрал все варианты. Самым веселым ему показалось слово «балаган» – кроме того языка, на котором он говорил до рождения (и которого здесь, на Земле, никто, конечно, не знает), он немного знал русский язык, и догадывался, что это что-то веселое. С куклами-петрушками, смехом, песнями, радостными зрителями. Вечный праздник, в общем. Откуда было знать бедному малышу, что это слово означает несколько иное на вовсе неведомом ему якутском языке. Впрочем, к тому моменту, когда он разобрался, что к чему, и как сильно его подвели так называемые «ложные друзья переводчика», было уже поздно что-либо менять. Да он и не жаловался, разве что в глубине души все еще лелеял надежду превратить место своего пребывания в настоящий балаган. Что стало в некоторой степени возможным в связи с прибытием Левушки. Но мы-то знаем, что называется настоящим балаганом и откуда это слово пришло в русский язык! Это просто хороший дом, в котором всем хватает места, хотя не всегда хватает еды. И никаких клоунов.

О, Кусеныш попал в Балаган, потому что очень этого хотел, и он хорошо знал, что это такое. Он мечтал увидеть наяву Эдьиэйку, о которой столько слышал, когда жил еще в местах, где про Балаган можно была узнать только из рассказов и сказок для детей. Иногда про Балаган писали в красивых толстых журналах. Еще совсем-совсем маленьким Кусеныш увидел в каком-то блестящем толстом журнале изумительно красивую картинку – на крыше какого-то странного дома лежал мальчик и смотрел в небо. Вокруг мальчика колыхалась изумрудная трава и росли прекрасные красные цветы, похожие на лилии. Взрослые сказали ему, что в статье написано про Балаган. Кусеныш вырезал картинку, спрятал под подушку и подолгу рассматривал перед сном. С тех пор он мечтал оказаться в Балагане. Ничто не могло отвратить его от идеи покинуть свои родные места и поселиться в Балагане. Чуть подросши, он выучил Правила Балагана. Еще не являясь его воспитанником, Кусеныш поклялся себе никогда-никогда не нарушать эти чудесные Правила, хотя никто его не просил об этом. Потом он ушел из дома, о котором, по правде говоря, ему нечего было жалеть.

И вот однажды аккуратно одетый и причесанный, но очень усталый мальчик, которому было на вид можно было дать всего четыре годика – ну, или четыре с половиной от силы, решительно поскребся в двери нашего Балагана. В те времена там жили только Абаашикка, Маша и, естественно, Эдьиэйка. Впустив незваного гостя, обитатели Балагана окружили его. «Я хочу жить здесь», – сказал маленький мальчик, потом произнес наизусть длинное хвалебное стихотворение, посвященное Балагану. Потом громко процитировал несколько правил Балагана, первое из которых гласило: «Каждый житель Балагана должен уважать Эдьиэйку». И сказал, что знает о Балагане все. Импровизированное выступление закончилось ужасной фразой, впоследствии ставшей запретной в Балагане: «Меня родили, а их всех купили!» Это он произнес, показав широким жестом на опешивших Абаашикку и Машу. То есть этот маленький незваный гость хотел сказать, что он один тут родной, а все остальные, значит – чужие дети, купленные в магазине, а не рожденные. Абаашикка и Маша прыснули. Им было смешно, потому что никому из них никогда в голову не приходило, что кто-то в их Балагане может быть не родным. И вот появляется деловой шкетик в чистеньком костюмчике и объявляет, что он тут самый-самый! Он, видите ли, родной, а все остальные – так, приживалы, которых пустили в Балаган из жалости. Это правда выглядело смешно. Эдьиэйка же почему-то рассердилась, и велела мальчику рассказать о себе.

– Меня зовут Кусеныш, – с готовностью начал юный пришелец. – Это полное имя. Меня так назвали потому, что я всех кусаю. Хотите, покажу?

И, не дожидаясь разрешения, он бросился на Машу и укусил ее повыше кисти. Где-то между локтем и запястьем. Маша взвыла от боли и бросилась к Эдьиэйке.

– Можете называть меня Куся. Или Кусай. – продолжил он, как ни в чем не бывало, вернувшись на то место, где он стоял. – Мне четыре с половиной года, я сам научился читать и писать. И выучил наизусть все Правила Балагана. Хотите, я сейчас вам их прочитаю? – спросил он, с безграничной преданностью глядя на Эдьиэйку.

– Нет-нет, – поспешно отмахнулась Эдьиэйка. – Ну проходи.

– Этот гаденыш, то есть Кусеныш, будет жить с нами?! – громко возмутился Абашикка, за что тут же получил подзатыльник от Эдьиэйки. В Балагане запрещалось обзываться.

Маша, в отличие от остальных, ниоткуда не попадала в Балаган. Она была там всегда. Она его даже не выбирала. Просто знала, что будет жить в Балагане, а когда вырастет, может быть, станет помогать Эдьиэйке. Но до этого было еще ох как далеко!

В предыдущей главе мы сказали, что жителям Балагана запрещалось обзываться. Но кусаться, как ни странно, не запрещалось. Это не считалось причинением вреда здоровью жителей Балагана. И в скором времени после прихода Кусеныша все, даже Эдьиэйка, стали ходить слегка покусанные.

Не явилась исключением и Маша. Маша, у которой, как считала Эдьиэйка, нет никакой истории. Во-первых, она толстая. Она ненамного младше Абашикки, но выглядит по крайней мере, его старшей сестрой. В-третьих, она очень медлительная. Несмотря на это, иногда она проявляла себя весьма проворным и ловким человеком. Например, когда прятала в карман конфетки. В-третьих, если все остальные обитатели Балагана в общем-то не жалуются на жизнь, то у Маши вечно проблемы. Взять хотя бы того же Кусеныша. С тех пор, как он поселился в Балагане, у нее руки все были в синяках. Остальным вроде бы ничего, а вот Маше было плохо от Кусеныша. Ее белые пухлые ручки, раньше ловко хватавшие за длинные черные кудри Абашикку в пылу битвы за какую-нибудь игрушку, теперь плохо двигались. Хорошего в этой ситуации было только то, что Абашикка, прежде заведомо проигрывавший, с тех пор перестал побаиваться ее.

– Ему жалко котенка, вот и плачет – разъяснил Туораах из своего угла причину Левушкиных слез.

– Да, – подтвердил Левушка, шмыгая носом и постепенно прекращая плакать. Он снял очки и не очень чистым подолом длиннющей футболки протер совершенно мокрые толстые стекла. – Но я плачу еще и потому, что мне придется опять уезжать.

– Но почему? – удивились все. – Разве тебе здесь плохо?

– Это вам со мной плохо, везде, где я бываю, из-за меня что-то плохое случается, – печально произнес Левушка, надевая обратно помутневшие очки.

– Если везде из-за тебя плохо, тогда тебе лучше остаться здесь, – справедливо заметил Абашикка. – А то везде станет плохо. Пусть хоть где-то будет хорошо. Я согласен быть вторым. Главное не это, знаешь. Главное, чтобы было интересно. – Эта выстраданная им за последние полчаса мысль немного успокоила его и почти примирила с незавидной ролью второго мальчика.

Левушка молча достал из кармана мятый конверт.

– Письмо. Помните, Маша писала насчет Лика?

– Ну?

Ребята окружили Левушку.

– Это письмо пришло несколько дней назад, – признался он. – Тут… Тут написано…

Он достал из конверта листок и протянул Абаашикке. Все внимательно следили за выражением его лица. Абашикка, быстро пробежав бумагу глазами, только выдохнул: «Ох!» и посмотрел на Машу. Он протянул письмо ей – истинному адресату. Она взяла его и начала читать. За спиной, привстав на цыпочки, пристроился Кусеныш, заглядывая ей через плечо.

«Дорогая Маша! Спасибо Вам за письмо. Сообщаем Вам, что котенок по имени Лик нам не попадался. Редакция не занимается поиском пропавших животных. Более важным нам кажется Ваш следующий вопрос – о Ваших родителях. Как Вы совершенно верно заметили, мама и папа должны быть у каждого человека. Если Ваше желание найти родителей со временем останется без изменений, мы уверены, Вам удастся их разыскать. С уважением…»

– Маша, ты же говорила, что твой папа работает в телевизоре, – безжалостно отрезал Кусеныш.

Тут Маша вместо того, чтобы немедленно удариться, как ожидалось, в слезы, проявила себя с очень неожиданной стороны:

– Все, кроме тебя, знали, что это неправда, – и, снисходительно улыбаясь, погладила его по гладкой челке.

Кусеныш обмер от удивления. Все остальные тоже. Ведь удивление и его причины тоже бывают очень разными.

– Левушка, почему ты спрятал это письмо? Оно ведь не твое? – самым строгим из всех голосов спросила Эдьиэйка.

Левушка вжал голову в плечи.