Зелёный друг - Валентин Леонидович Миндовский

— Всем детям с нашего двора.

— Наверняка дурь какая-нибудь.

Галю так и подмывало резко оборвать Сашу за его обидный, снисходительный тон, но она сдержала себя и спокойно рассказала, что ребята забросили сад, что ей вдвоем с Зиной не справиться с работой.

— Вот я и прошу тебя, по-товарищески прошу, — помоги спасти сад. Ты ведь знаешь, что с садом лучше. Сад нужен. Ведь зелень наш друг. А он хворает. Помоги больному другу. И Ефима попроси помочь. Не смейся надо мной, Сашка. Послушайся меня. Ведь я права, а вы с Ефимом были неправы, когда отвернулись от устройства сада.

— Знаешь, Галя, мне неудобно как-то, — совсем другим, хорошим, простым тоном вдруг заговорил Александр. — Вы сад сажали, а мы с Ефимом лодырничали, смеялись над вами. Если теперь возьмемся, скажут: «Покаялись» или «Пришли на готовенькое».

— Может, кто и скажет, коли глупый. А ты не постесняйся так им ответить: «Понял я, что сад нужен, сад дело хорошее, а он гибнет. Как же я, советский человек, могу равнодушно смотреть на гибель своего друга?» Знаешь, Сашка, ведь в твоей помощи будет патриотизм, а если ты не поможешь, значит, ты трус — насмешек боишься.

Саша посмотрел девочке в глаза, о чем-то глубоко раздумывая.

— Ладно, коли так, — вот тебе моя рука!

Галя вскрикнула — Саша, от полноты чувств, так давнул ее руку, что косточки в пальцах хрустнули.

Распростившись с Галей, Саша тут же пошел разыскивать Ефима. Нашел его дома. Тот старательно запаивал кастрюлю.

— Откуда это у тебя электрический паяльник?

— Мать купила. И хорош же! Хочешь попаять?

— Не хочу. Это ты для матери кастрюлю чинишь?

— Да, она просила.

— Ну тогда заканчивай дело. Я подожду. — И Саша, усевшись в углу, задумался.

Ефим с любопытством и тревогой посматривал на приятеля.

Чувствовалось, что Александр чем-то взволнован. — Закончил? Пойдем на бревна.

Ребята подошли к бревнам. Сели. Саша молчал, очевидно, не зная, с чего начать непривычный разговор.

— А ты помнишь, Ефимка, как у своей матери работу уничтожил — кусты сломал? — вдруг спросил он.

— Почему ты думаешь, что это я? Ты что, видел?

— Брось юлить! Не к чему. Значит, ты ее работу топчешь, а она тебя кормит, одевает да еще электрические паяльники дарит?

Ефим понурил голову. Александр недружелюбно глядел на него.

— Как ты думаешь: мы с тобой катимся?

— Как это катимся?

— Как бы тебе объяснить? Ну, значит, был человек лучше, а стал хуже.

Оба помолчали. Потом Ефим сказал:

— Катимся.

— Вот и я думаю. Ты смотри: все ребята как-то вместе живут, коллективами. Школа — коллектив, пионеры — коллектив. А мы с тобой никуда не пристаем. Болтаемся.

— Это называется индивидуалисты.

— Как ни называй — скверно. Вот смотри, Ефимка, — ребята с нашего двора сад сделали. Тоже коллективом. Дело ведь хорошее. А мы им помогли?

— Это ты, Сашка, все подзуживал, насмехался над ними. Да и хвалить их за сад погоди: гибнет он, сад-то. Дело начали, а потом лень разобрала. Одни девчонки работают. Так-то и начинать не стоит.

— Знаешь что, Ефим, давай поможем им.

— Это кому? Девчонкам? Гальке-то? Зазнается она больно. Нос задирает.

— Не знаешь ты Гальку. Она, брат, товарищ, крепкий. Помнишь, как она Мишку Соболева спасла. Не побоялась, на середку поплыла, когда он кричать начал. Сама еле приплыла, а его притащила.

— Только мы не одной Галине поможем, а всем. Сад для всех нужен, а он гибнет.

— Так ведь засмеются над нами, скажут, что вот сначала издевались, а потом сами пришли.

— Умный не засмеется. Что мы с тобой не найдем смелости сказать: ошибались, а теперь поняли.

— Найдем!

— То-то и есть, что найдем! А ребятам смеяться не придется: мы к ним на выручку придем, их же пристыдим и работать заставим.

— Ладно, Сашка, я согласен. — Ефим замялся, а потом посмотрел приятелю в глаза и смущенно сказал:

— А знаешь, Сашка, я ведь матери-то сознался, что ее кусты испортил.

— Да ну? Она что, допытывалась?

— Нет, вовсе не спрашивала. Я сам сказал.

— Ну?! И что же она?

— Удивилась. Не тому удивилась, что сломал, а что сам признался. И, знаешь, не ругалась. Взяла меня за плечи и давай в глаза глядеть. Долго глядела и говорит: «Никогда я не верила, что ты у меня плохой. Был бы жив отец, он бы тебя похвалил, что сознался». И поцеловала. А на другой день паяльник принесла.

И опять замолчали ребята, опять задумались.