Лев Никольский - «Ракета» выходит на орбиту

Слава за стеллажами готовил радиопередачу. Костя монтировал микроприемник в скорлупе грецкого ореха. Валерик единолично восседал на моём библиотечном месте и уже отпустил всех малышей, пришедших обменять книжки. В это время в читальном зале и появился тот, кого Валерик меньше всего хотел видеть.

Васенька Меньшов пребывал в отвратительнейшем настроении — последние дни его преследовали неудачи. И сейчас малыши, выходя из библиотеки, показывали на него пальцами, кажется, кто-то даже бросил вслед ненавистное «нищий». С каким бы удовольствием Васенька дал Фёдору Яковлевичу вписать в свой дневник самую обыкновенную двойку. Меньшова уже никто в классе не слушал, когда он цитировал сам себя: «Учитесь жить, мальчики!» В библиотеку же он зашёл полистать «Крокодил». Но первым, кого увидел, открыв дверь, был тот самый Валерик, который организовал злосчастную передачу «Нищий у доски». И даже не постеснялся при этом объявить себя редактором передачи.

Васенька подошёл к столу, отделяющему читальный зал от книгохранилища, и спросил, оглядываясь:

— Ты что здесь уселся, «мальчик резвый, кудрявый»?

Валерик промолчал, хотя внутренне весь напрягся.

Васенька протянул руку через стол и угрожающе нежным голосом пропел:

— Дай я тебя ущипну за подбородочек, крошка…

То, что произошло дальше, до известного момента напоминает древнюю легенду о Давиде и Голиафе, или, в переводе на более современный язык, схватку бойца веса «пера» с бойцом тяжёлого веса. Валерик вскочил на стол и прыгнул в читальный зал. Васенька от неожиданности отпрянул в сторону. Тогда Валерик повернулся, разбежался и, пренебрегая всякими правилами, боднул девятиклассника головой в живот. Удар был стремительный, и Васенька от боли согнулся вдвое.

— Ты так! Щенок, малявка, пузырь! Да я с тобой одной левой справлюсь. — И он с силой ударил Валерика по лицу.

Много ли надо Валерику? И если Васенька не Голиаф, то и Валерик не Давид. Он лежал, распластанный, на полу, и брызнувшие слёзы мешались с кровью. Было не только больно, но и унизительно: он не мог по-настоящему постоять за себя. А Васенька готовился пнуть своего противника ногой, когда почувствовал, что сзади его схватили сильные руки.

Валерик приподнялся на локтях, с трудом встал и, не поворачиваясь, пошёл к столу, где всего четверть часа назад он мирно выдавал книги, воображая себя библиотекарем. Голова кружилась. Ощупал рот языком. Да, одного переднего верхнего зуба не хватало.

— Маленьких бить?! — услышал он знакомые голоса.

Это подоспели Слава и Костя.

— Бить? Он сам полез. А я его одной левой, — защищался Васенька.

— А что на левой? — угрожающе спросил Костя.

На левой был перстень с печаткой, удар которого и придал такую сокрушающую силу.

— Ну, мы сейчас тебе покажем и левую и правую, — продолжал Костя.

— Ещё бы, — отвечал Васенька, пытаясь вырваться, — двое на одного.

Но тут вмешался Слава.

— Отпусти его, мы с ним один на один посчитаемся. Закрой дверь.

— Пусть только перстенёк снимет, — согласился Костя и закрыл дверь ключом на два оборота.

Кольцо было снято и положено на стол. Дрались по всем правилам, за этим наблюдал Костя. Славе, малоопытному бойцу, досталось побольше, но и Васенька не ушёл без урона.

— Хватит, — заявил Костя, выполнявший роль арбитра. — Отдыхай три минуты. Больше времени нет. Ещё придёт кто-нибудь. Со мной будешь драться.

В этой последней схватке Васеньке пришлось туго. И хотя сопротивлялся он отчаянно, но в конце концов должен был просить пощады.

— Не хочу больше о тебя руки марать, — согласился Костя, вставая. — А колечко твоё… — Он приоткрыл форточку и выбросил гордость Васеньки — перстень с печаткой.

Васенька, отругиваясь, заковылял во двор — отыскивать своё кольцо.

— Получил сполна, — заключил Костя. — А ты — айда под кран с холодной водой, — обратился он к Валерику. — А зуб свой забери. Разве зубами бросаются? Такой зуб на память хранить надо. И запомните: если что, — на дверь налетели.

По-разному встречали бойцов дома. Но описание этих встреч не входит в задачу автора. Скажем только, что зуб Валерик действительно оставил себе на память. И даже предъявил его доктору Айболиту, который, к ужасу мамы Валерика, поздравил своего пациента с «боевым крещением».

Итак, я — редактор. Нет, ещё не всей «Ракеты». Но всё-таки редактор очень важных новых передач «Добрые вести». Слава остаётся до марта главным редактором «Ракеты», а там видно будет: кто ещё подрастёт, тот и станет его замещать.

Как вы думаете, легко найти хорошее? Нет, нелегко. Я убедился на собственном опыте. Плохое, оказывается, всегда виднее. А хорошее надо искать… И я начинаю находить. Первая передача уже прозвучала. Правда, не совсем удачно. А может быть, и совсем неудачно. Разное говорят.

Пустили мы «Добрые вести» в среду. До начала уроков, между первым и вторым звонком. Так предложил Костя Марев. И он оказался прав. Слушали замечательно. Все уже и без того сидят за партами, дожидаются учителя. А тут ещё Кузьма Васильевич подарил две минуты — сказал нянечкам, чтобы немножко раньше звонок дали.

Прежде всего я передал радиограмму с борта «Томи». Виктор Афанасьевич Зыбков радировал, что теплоход пришвартовался в одном из портов Карибского моря и после выгрузки возьмёт курс на Ленинград. Рассчитывает увидеть всех на вечере встречи, просит приберечь для него и товарищей хорошие новости. Вот я и обратился к ребятам с просьбой передать добрые вести из пионерских отрядов. Мы соберём их и предъявим морякам.

Вторым было сообщение о том, что наша волейбольная команда взяла реванш у некрасовцев. Наташа настаивала, чтобы оставить этот кадр для спортивной передачи, но какой смысл? Лучше уж я её опережу, хотя я и не комментатор. Сообщение о победе встретили аплодисментами во всех классах. А третий кадр был насчет того, что Жорик Реготян наконец получил тройку по русскому языку. Жорика вы, наверное, помните. Он главный художник стенной газеты, но рисует и нам всякие плакаты к субботним передачам. Очень смешно получается. Около его плакатов всегда народ. Жорик приехал из Средней Азии, и русский язык там учили совсем не строго. Вот он и наделал в первой же диктовке двадцать девять ошибок!

Его хотели перевести на класс ниже, но он дал слово, что дома будет писать диктовки. На последней диктовке в классе он сделал всего пять ошибок — орфографических. Да ещё запятой не поставил. И всюду очень много восклицательных знаков. Ему вывели тройку. Он даже приплясывал.

А мне говорят: «Какая же это добрая весть? Вот если бы пятёрку, да не одну!»

У меня почему-то никогда не выходит совсем гладко. А вообще добрых вестей кругом немало. Но одна… О ней могу сообщить пока только неофициально. Мы с Сашей Кореньковым готовим передачу «Мой кролик летит на Марс!»

Саша у нас известный «мастер — золотые руки». Когда школа получила заказ на клетки для белых мышей и кроликов, его назначили бригадиром. Его клетки признали самыми лучшими.

Но ему стало интересно, кто в этих клетках живёт. И он пошёл в научный институт. Ну, там пропуск не давали, но он сказал, что пионер и что хочет посмотреть, хорошо ли живётся кроликам в его клетках. Тогда пустили. А потом он бывал у кроликов чуть ли не каждый день, приносил морковку, если нужно, чинил клетки. И особенно подружился с Пилотом, одним совершенно белым кроликом с красными глазами. Я ему говорю, что белых кроликов с красными глазами очень много бывает. Он мне: «Я своего Пилота из тысячи узнаю».

Один раз приходит Кореньков в школу, ну, совершенно взволнованный, отзывает меня в сторону и показывает какой-то журнал.

«Видал?» — спрашивает и показывает мне фотографию животных, которые летали в космической ракете. «Вижу, — говорю. — А что?» — «Смотри внимательно. Не узнаёшь? — спрашивает Саша. — Это же мой Пилот, мой кролик! Я сразу узнал его, я же его ещё совсем маленького кормил».

Тут мне и пришла мысль о передаче. Вы только подумайте, если это действительно Пилот, то, значит, и наша школа участвует с ним в космических полётах. Своим трудом. Ну, хоть немножечко! Это же здорово!

Но всё-таки надо проверить. Мы послали официальный запрос от «Ракеты» в Космическое управление Академии наук. Должно же быть такое!

Скоро Новый год, и Света начала ходить в школу. К ним на неделю с Дальнего Севера приехал отец — Михаил Михайлович. Света выздоровела. Но я думаю, что не совсем, она ещё очень бледная. Тётя Нина говорит: «Одни веснушки остались!»

Коричневые лабораторные часы вернули доктору Айболиту. Теперь у Рябинкиных один будильник, который мы с Сашей Кореньковым просверлили. Откровенно говоря, я на него не стал бы рассчитывать. Что ж делать, как говорит Фёдор Яковлевич, наука требует жертв.