Ирина Пивоварова - О чём думает моя голова

Мы быстро спустились на землю.

В кустах лежал Уран и, чавкая, лизал из лужи розовый кисель.

Второй корпус был направо от входа.

Мы узнали у прогуливающихся рядом больных, куда выходит окно пятой палаты, и привязали Урана к рябине, которая росла под окном. Очень удобно! Владимир Иванович выглянет и сразу увидит Урана. Мы крикнем в форточку: «Уран, служи!», и Уран будет служить.

— Сиди тихо, — сказала Люська.

Мы вошли в больничный коридор.

— Нам налево, — сказала Люська. — Иди ты первая. Я что-то волнуюсь.

— И я волнуюсь. У меня даже шея вспотела.

— Вам, дочки, в какую палату? — спросила нянечка в белом халате.

— В пятую, к больному Каблукову…

— Владимиру Иванычу? Пойду скажу ему.

Нянечка вошла в белую дверь и громко сказала:

— Владимир Иваныч, к тебе внучки пришли!

— Это ошибка, Фёкла Матвеевна, — услышали мы тихий голос. — Это не ко мне.

Тогда мы открыли дверь и вошли.

У окна, вытянув руки поверх жёлтого одеяла, лежал Владимир Иванович. Он был бледный. Густые косматые брови сильно выделялись на его лице, глаза смотрели как будто издалека.

— Здравствуйте, Владимир Иванович, — сказали мы.

Владимир Иванович не пошевельнулся, только посмотрел на нас, как бы с трудом что-то припоминая. Потом одна бровь у него слегка дрогнула и поползла вверх.

— А-а… барышни Люси… вот не ожидал, — сказал он тихо. — Опять вас из жэка прислали?

— Нет, Владимир Иванович, мы сами пришли. Пирог вам принесли. Знаете, какой вкусный!

Мы вытащили из сумки пирог и положили на тумбочку.

— Ох и красавец! — восхитился больной в халате, который сидел на соседней койке. — Прямо герой! Мамка пекла или сами?

— Сами…

Владимир Иванович поднял брови и доглядел на пирог:

— Неужели сами?!

— Пойду чаю принесу, — сказала нянечка. — Ты, Владимир Иваныч, чаю с пирогом попьёшь. Заботливые у тебя внучки, хорошие. А говорил — не к тебе!

Владимир Иванович поглядел на нас светлыми прозрачными глазами.

— Не ожидал, — сказал он. — Спасибо вам, барышни Люси.

И тут вернулась нянечка и налила всем чаю. Она вынула из кармана перочинный ножик и хотела нарезать пирог, но пирог почему-то не резался.

— Возьми мой нож, Фёкла Матвеевна, — сказал больной в халате. — У тебя, видно, затупился.

Нянечка попыталась нарезать пирог другим ножом, и опять у неё не вышло. Что-то случилось с пирогом. Он был твёрдый, как доска!

— Упорный пирог, — сказал Владимир Иванович. — Весь в хозяек!

Он оживился. Щёки у него слегка порозовели.

— Владимир Иванович, честное слово, он вчера мягкий был! Мы его трогали!

— Может, замёрз по дороге? — улыбнулся Владимир Иванович. — Пустяки, не огорчайтесь, мы его живо в чае разогреем!

Нянечка с трудом наломала пирог на куски и окунула один кусок в чай.

— Милые мои, да куда же вы столько соды набухали! — сморщилась она.

— Пустяки! — сказал Владимир Иванович. — Сода не соль. Да что вы, Фёкла Матвеевна, замечательный пирог! Давно я таких вкусных пирогов не едал!

— А вот мы ещё и вареньицем побалуемся, — сказал больной в халате. — Вишнёвое варенье… Ешьте на здоровье!

За окном жалобно завыл Уран. Бедный, мы совсем про него забыли!

— Откуда собака взялась? — переполошилась нянечка. — Кыш! Кыш! Больных перепугаешь!

— Фёкла Матвеевна, не прогоняйте его! Это наш Уран! Мы его привели, чтобы он Владимиру Ивановичу служил!

Я взяла с тарелки кусок пирога и крикнула в форточку:

— Уран, служи! Служи!

Уран вскочил на задние лапы и высунул язык. Потом схватил лапами пирог и стал грызть его, как кость.

Владимир Иванович, приподнявшись на локте, глядел в окно и тихо смеялся.

— Владимир Иваныч, нельзя тебе подыматься! — испугалась нянечка. — Доктор Евгений Борисыч заругается!

— Не волнуйтесь, Фёкла Матвеевна, — сказал Владимир Иванович. — Мне сегодня лучше.

— Как же, «лучше»! Вспомни, что вчера было!

— А сегодня лучше! Вот честное пионерское! — сказал Владимир Иваныч и подмигнул нам с Люськой.

— Ещё бы! — сказал больной в халате. — С такими внучками не поболеешь! Не дадут!

— Не дадут! — сказал Владимир Иванович и хитро засмеялся.

Уже двадцать лет стоит на моём столе узкогорлая бутылочка прозрачного стекла величиной с мизинец. Внутри её поместился белобородый гномик в круглых проволочных очках и островерхом красном колпачке. Как он туда попал? Сквозь узкое горлышко ни войти, ни выйти невозможно даже крохотному гномику. Смотрит на меня сквозь стеклянную стенку бутылочки гном и, кажется, хитро подмигивает.

— Забыл, — будто бы говорит он, — что мы, гномы, волшебники? Если мы умеем приходить к вам из сказки и возвращаться обратно, то что нам какая-то бутылочка?

Но я-то живу не в сказке, а в обычном мире, и меня просто терзает вопрос: как ухитрился гном забраться в бутылочку?

Эту забавную игрушку подарила мне Ирина Пивоварова, писательница удивительного, волшебного таланта. Читая её книжки, я всё время спрашиваю себя: как удаётся превратить нашу повседневную жизнь в увлекательную сказку? Талант Ирины Пивоваровой сродни волшебству и, наподобие того гномика в бутылочке, остаётся загадкой.

Книжка «Рассказы Люси Синицыной, ученицы третьего класса» складывается так же естественно, как наполненные событиями дни маленькой девочки. Текут они и текут, и, кажется, каждая минутка, любая самая незначительная встреча может превратиться в увлекательную историю. Фантазия девочки неиссякаема. Люся Синицына человек живой, непоседливый. Но все истории, которые с ней случаются, происходят с каждым из нас чуть ли не всякий день. Мы их или вовсе не замечаем, или же не обращаем внимания, а у неё всё превращается в необыкновенное приключение. Да, если смотришь на мир открытыми глазами и всё-всё тебе интересно, то и жизнь становится нескучной, расцвеченной яркими красками.

Повезло маленькой Люсе Синицыной и её подружке. Их жизнь взялась рассказать чудесная писательница Ирина Пивоварова. Она, как волшебница, не просто писала книжки, а словно бы сотворяла свои стихи и рассказы из воздуха, солнечного света, летней зелени, невесомых зимних снежинок и мерцания ночных звёзд. Вот как сама она рассказала об этом в одном стихотворении:

Сначала я прочитал всю книжку залпом, не отрываясь. Смеялся. Печалился. Удивлялся. Беспокоился. Радовался. Хмурился. Расстраивался. И чувствовал себя счастливым, будто познакомился со многими интересными мне людьми. Потом стал книгу перечитывать, медленно листая её от рассказа к рассказу, от повести к повести. И всё размышлял, как это Ирине Пивоваровой удалось увлечь меня, взрослого, даже седого дяденьку, жизнью и приключениями маленьких девочек? Они превратились в моих близких и дорогих знакомых, будто мы давно уже проживаем в одном доме, встречаемся во дворе, сидим на скамеечке и толкуем о том о сём. Я стал даже смотреть на каждого встречного глазами Люси Синицыной и видеть то, чего раньше не замечал. Теперь я мог бы тоже рассказать множество историй о тех моих соседях, которые раньше казались мне вполне обычными людьми.

И стал я вглядываться в строки и слова книжки Ирины Пивоваровой. Вглядывался, вчитывался и понял, что и про волшебное умение писательницы тоже могу кое-что порассказать. Мне стала видна волшебная палочка её искусства.

Какими бы я представлял двух девочек-подружек, если бы не было в книжке рисунков? А вы послушайте их разговор. Одно-два слова, фраза за фразой — и вдруг чудесным образом возникают не только характеры, но и внешность. Торчащие косички или встрёпанная гривка волос, задиристый носик, строптиво сведённые короткие бровки и чистые, широко открытые глаза наивно-искреннего человека. Вот обе Люси, одна из которых учится играть на скрипке, а другая — на пианино, спорят, какой инструмент лучше. Спорят горячо, по-детски и в то же время лукаво:

«— Скрипка маленькая, её на стенку повесить можно. А попробуй пианино на стенку повесь!

— А зато на пианино можно уроки делать.