Радий Погодин - Ожидание (три повести об одном и том же)

…Варь­ка шла по краю пше­нич­но­го по­ля. По­ле свер­ка­ло, как ли­ман на за­ка­те. Зве­не­ло, от­счи­ты­ва­ло вре­мя до то­го сро­ка, ко­гда за­гро­хо­чет степь го­ря­чим ме­тал­лом. За­пах бен­зи­на пе­ре­си­лит все за­па­хи, да­же за­пах мо­ря и за­пах ры­бы. Ста­да рас­па­лён­ных ма­шин во­рвут­ся из сте­пи в го­род. Они сгру­дят­ся воз­ле эле­ва­то­ра. Шо­фё­ры ску­пят в ма­га­зи­нах ду­хи, что­бы за­до­б­рить при­ём­щиц.

Варь­ка бу­дет мо­тать­ся по ули­цам, как шаль­ная, улы­ба­ясь не­зна­ко­мым лю­дям с об­вет­рен­ны­ми ли­ца­ми, с пе­ре­со­хши­ми от жа­ры гу­ба­ми. Бу­дет па­дать с ног от ус­та­ло­сти. Уро­жай по­зо­вёт на по­мощь се­бе школь­ни­ков, сол­дат» ста­ри­ков и ста­рух, по­то­му что ма­ло лю­дей в го­ро­де, и лю­ди те – ры­ба­ки, у них своё де­ло.

У Варь­ки та­кое чув­ст­во, буд­то не она раз­би­ла го­ло­ву Вась­ке, буд­то от его ру­ки тре­щит её, Варь­ки­на, го­ло­ва.

Что они зна­ют о на­шем го­ро­де! Зна­ют, как по хо­ло­ду, в но­яб­ре, в де­каб­ре, идет хам­са с мо­ря? Она за­ли­ва­ет го­род ноч­ным се­реб­ром. Ей нель­зя ле­жать да­же лиш­не­го ча­са.

Зна­ют они, ку­рорт­ни­ки, как со всех сто­рон, из степ­ных кол­хо­зов, идут фрук­ты и ово­щи на кон­серв­ный за­вод? Их всё боль­ше и боль­ше. Их не ус­пе­ва­ют пе­ре­ра­ба­ты­вать, сор­ти­ро­вать. А по­том – р-раз! – на­ва­лит­ся свёк­ла с по­лей. Кре­по­ст­ны­ми ва­ла­ми ля­жет во­круг са­хар­но­го за­во­да. А эти ку­рорт­ни­ки бу­дут хо­дить в те­ат­ры. Варь­ка не за­ме­ти­ла, как её не­на­висть к Вась­ке рас­про­стра­ни­лась на весь род люд­ской и угас­ла, как раз­бро­сан­ный в по­ле кос­тёр. Варь­ка вспых­ну­ла.

Ми­мо неё в го­род про­мча­лась ма­ши­на-т­рёх­тон­ка.

Едут в ку­зо­ве слу­чай­ные пас­са­жи­ры, шо­фёр­ской ми­ло­стью по­доб­ран­ные на до­ро­ге. По­ёт па­рень. Встреч­ный ве­тер сры­ва­ет пес­ню пря­мо у не­го с губ. Лю­ди, у ко­то­рых нет слу­ха, лю­бят петь гром­ко. Гор­ла­нит па­рень во всю глот­ку. Ве­се­ло ему и пе­чаль­но.

Да раз­ве так по­ют. По­слу­шал бы он, как по­ет Варь­ка, – за­сты­дил­ся бы сво­ей пес­ни. Сме­ют­ся лю­ди над тем, что Варь­ка при­сох­ла к сва­ям, ло­вит быч­ков без кон­ца. А кто бы спро­сил: за­чем?

… Толь­ко в но­вый дом пе­ре­еха­ли, по­ве­ла ба­буш­ка Варь­ку на клад­би­ще.

Варь­ка по­до­шла к во­ро­там, гля­ну­ла на кре­сты и уда­ри­лась в рёв.

– Ты не бой­ся, – ска­за­ла баб­ка. – Они смир­ные. Они упо­кой­ни­ки.

Варь­ка за­ре­ве­ла ещё гром­че:

– Вдруг они мам­ки­ны серь­ги от­ня­ли?

Баб­ка за­смея­лась.

– Пом­нишь… Ну, си­ди тут… И то, че­го те­бе ме­ж­ду мо­гил ша­тать­ся.

Варь­ка се­ла у во­рот. И, что­бы не скуч­но, за­пе­ла пес­ню, вы­во­дит тон­кие зву­ки.

Варь­ка не за­ме­ти­ла, как по­до­шла баб­ка, се­ла ря­дом. Баб­ка на­ча­ла вто­рить. Ко­гда кон­чи­ли пес­ню, баб­ка ска­за­ла:

– Варь­ка, слу­хай сю­да. Я по­те­ря­ла, ты, Варь­ка, на­шла. Но ес­ли ты, стер­ва, раз­ба­за­ришь своё, я за­ко­на не по­бо­юсь, я те­бя убью.

– Че­го раз­ба­за­рю? – спро­си­ла Варь­ка.

– Пес­ню. Те­бе го­лос от бо­га дан, от при­ро­ды.

Баб­ка си­де­ла об­мяк­шая, ви­но­ва­тая и та­кая гру­ст­ная, ка­кой Варь­ка ее ещё ни ра­зу не ви­да­ла. Ни ко­гда умер­ла ма­ма, ни ко­гда ха­та сго­ре­ла.

С это­го дня баб­ка на­ча­ла Варь­ку учить пес­ням. Как вер­ха брать, как пау­зу сде­лать в не­ожи­дан­ном мес­те, как вто­рить, как вы­во­дить пер­вый го­лос, опе­ре­жая и в нуж­ном мес­те под­жи­дая дру­гих.

Варь­ка слу­ша­ла по ра­дио зна­ме­ни­тых пев­цов. Они ей ка­за­лись не жи­вы­ми людь­ми, а ка­ки­м-то вы­мыс­лом, чу­дом. Баб­ка во­ди­ла Варь­ку к свя­щен­ни­ку, чёр­но­му ста­ри­ку в длин­ном пла­тье. Свя­щен­ник ста­вил пла­стин­ки на элек­тро­про­иг­ры­ва­тель.

Ино­гда в го­род при­ез­жа­ли ар­ти­сты. Варь­ка про­би­ра­лась в пе­ре­пол­нен­ный ры­бац­кий клуб. Слу­ша­ла пев­цов. Пев­цы дер­жа­лись важ­но – пе­ли пло­хо.

Варь­ка пе­ла всё вре­мя, да­же ко­гда мол­ча­ла. Про­сы­па­лась но­чью, за­ле­за­ла на по­душ­ку – и да­вай вы­во­дить пес­ню.

Бать­ка её шле­пал за это. Она ему ме­ша­ла спать.

Ко­гда по­шла Варь­ка в шко­лу, петь за­стес­ня­лась. Все по­ют про ёл­ки, про гу­сей, про дру­гое – дет­ское. Варь­ка сто­ит, мол­чит. Ей стыд­но, – нет в этих пес­нях ни­че­го: ни ще­мя­щей тос­ки, ни ли­кую­щей ра­до­сти – ни­че­го нет, толь­ко зву­ки пус­тые, как по­гре­муш­ки.

Ста­ви­ли Варь­ке двой­ку. Варь­ка мол­ча­ла. Пе­ре­прав­ля­ли на трой­ку. С тем и пе­ре­хо­ди­ла во вто­рой, в тре­тий класс.

В треть­ем клас­се учи­тель­ни­ца пе­ния Си­ма Бо­ри­сов­на ус­лы­ша­ла, как Варь­ка пе­ла на ули­це.

На уро­ке она спро­си­ла Варь­ку:

– Ты уме­ешь петь, а по­че­му не по­ёшь?

– Не хо­чу я петь о зуб­ных щёт­ках, – ска­за­ла она, от­вер­нув­шись уг­рю­мо.

– Да?.. – учи­тель­ни­ца по­сту­ча­ла ка­ран­да­шом по роя­лю. Спро­си­ла, поч­ти не раз­жав губ: – Что же ты хо­чешь петь?

– Иг­рай­те, – ска­за­ла Варь­ка. Ус­та­ви­лась на учи­тель­ни­цу тём­ны­ми гла­за­ми, за­пол­нен­ны­ми ост­рым бле­ском.

Варь­ка за­пе­ла силь­но.

– Взвей­тесь ко­ст­ра­ми си­ние но­чи, мы, пио­не­ры, – де­ти ра­бо­чих!..

А ко­гда кон­чи­ла петь, ска­за­ла:

– Эту я петь со­глас­на.

– А ещё? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца, по­ку­сы­вая пол­ные гу­бы.

– Про степь… Или вот эту. – Варь­ка хлеб­ну­ла воз­дух. – Ис­хо­ди­ла мла­дё­шень­ка все лу­га и по­ко­сы…

Класс си­дел ти­хо. Учи­тель­ни­ца по­ды­гра­ла Варь­ке од­ной ру­кой.

Не­сколь­ко сле­дую­щих уро­ков учи­тель­ни­ца с Варь­кой не раз­го­ва­ри­ва­ла. Варь­ка, что­бы не оби­жать её, пе­ла вме­сте со все­ми впол­го­ло­са. Учи­тель­ни­ца боль­ше рас­ска­зы­ва­ла ре­бя­там о му­зы­ке и иг­ра­ла са­ма.

Ка­к-то она ос­та­ви­ла Варь­ку по­сле уро­ков. Про­иг­ра­ла ей не­слож­ную ме­ло­дию. Варь­ка се­ла к роя­лю и по­вто­ри­ла её по­сле учи­тель­ни­цы. Она схва­ти­ла её пря­мо с паль­цев.

– Ты учи­лась? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца.

– Не-е…

По ще­кам учи­тель­ни­цы по­шла тень, сгу­сти­лась на ску­лах в крас­ные пят­на.

– По­зо­ви мне ро­ди­те­лей сей­час же, – ска­за­ла она.

Варь­ка за­ре­ве­ла, по­бе­жа­ла до­мой. Она би­ла порт­фе­лем по де­ревь­ям и по за­бо­рам. До­ма бы­ла ба­буш­ка. Паш­ка и Петь­ка ду­де­ли под сто­лом и ко­ло­ти­ли сни­зу по сто­леш­ни­це пал­кой, они бо­ле­ли.

– Те­бя в шко­лу зо­вут, – ска­за­ла Варь­ка ба­буш­ке.

– Не­хай, – от­мах­ну­лась баб­ка. – Чи у ме­ня сво­его де­ла нет? Мне вон бе­льё сти­рать на­до.

– Нет, ты по­ди, – Варь­ка вце­пи­лась в ста­ру­ху, по­тя­ну­ла её за юб­ку. – За­чем она го­во­рит, что я вру.

Баб­ка по­гля­де­ла в за­пла­кан­ные Варь­ки­ны гла­за. По­том на­де­ла свое са­мое на­ряд­ное пла­тье с обор­ка­ми. По­кры­ла го­ло­ву тол­стой клет­ча­той ша­лью и, вы­пя­тив грудь и по­во­дя лок­тя­ми, на­пра­ви­лась в шко­лу. В клас­се пе­ния она без спро­су усе­лась на стул, рас­пра­ви­ла ши­ро­чен­ную юб­ку и толь­ко по­сле это­го по­смот­ре­ла на учи­тель­ни­цу.

– Го­во­ри, ми­лая, не тя­ни. Мне ещё бе­лье сти­рать на­до.

– Ва­ша внуч­ка учи­лась му­зы­ке? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца как мож­но сдер­жан­нее.

– И-и, ми­лая, – про­тя­ну­ла баб­ка. – На ка­кие та­кие день­ги мы ей ро­яль ку­пим? У неё од­на му­зы­ка: Варь­ка, ту­да! Варь­ка, сю­да! Варь­ка, по­бе­ги. Варь­ка, но­сы ма­лым вы­три. Вот и все её но­ты.

– Учи­тель­ни­ца мол­ча­ла, гля­де­ла в чёр­ный ро­яль­ный лак на своё от­ра­же­ние. Баб­ка усе­лась по­удоб­нее, тро­ну­ла учи­тель­ни­цу за пле­чо.

– Слышь, дев­ка, сыг­рай. Мы те­бе с Варь­кой спо­ём в два го­ло­са.

– Что сыг­рать? – ти­хо спро­си­ла учи­тель­ни­ца.

– Про фур­ту­ну.

Учи­тель­ни­ца сла­бо улыб­ну­лась.

– Я не знаю… Вы пой­те, я под­бе­ру.

Баб­ка от­каш­ля­лась. Сде­ла­ла не­сколь­ко вдо­хов, слов­но ра­зо­гре­ва­ясь, и по­ве­ла ни­зом:

– За­ду­ла фур­ту­на на мо­ре…

– Ой, лю­то за­ду­ла, – под­хва­ти­ла Варь­ка вы­со­ко и пуг­ли­во.

Они пе­ли о двух ры­ба­ках, об от­це и сы­не, по­гиб­ших во вре­мя штор­ма. О ста­рой ма­те­ри и мо­ло­дой же­не с ма­лым ре­бён­ком. Как мо­ло­дая же­на про­кли­на­ет мо­ре и до­лю ры­бац­кую. И убе­ж­да­ет ста­ру­ха не­вест­ку: «Ес­ли за­муж пой­дёшь вто­рой раз, толь­ко за ры­ба­ка иди. Ры­бак твое­го сы­на не оби­дит, ста­нет лю­бить его, как род­но­го. Ина­че нель­зя ры­ба­ку – фур­ту­на за­ду­ет, по­гиб­нет ры­бак, ос­та­нут­ся его де­ти, и дру­гие ры­ба­ки ста­нут лю­бить их и жа­леть, как род­ных».

Учи­тель­ни­ца да­же к кла­ви­шам не при­тро­ну­лась. Ко­гда баб­ка и Варь­ка за­кон­чи­ли пес­ню, гла­за у неё бы­ли влаж­ные, в крас­ных об­во­дах.

– И вы не учи­лись, – про­бор­мо­та­ла она.

Баб­ка шум­но сморк­ну­лась в боль­шу­щий, слов­но на­во­лоч­ка, пла­ток.