Аделаида Котовщикова - Малютка с лесного озера

Лида кинулась к своей маме:

— У меня зуб выпал! Вот здесь, в кармашке лежит. Как я устала, мамочка!

— Устала? — встревожилась мама. И спросила Маню Гусеву: — А ты тоже устала?

— Нет, — ответила Маня. — Я не устала.

Катя Мороз сказала:

— И я не устала.

— Так почему же ты так устала, Лидочка, если другие-девочки не устали? — удивилась мама.

Лида пожала плечами:

— Не знаю.

А как ей не устать? Ведь она всяких дел переделала раз в пять больше, чем другие девочки. Все только письмом, арифметикой и чтением занимались. А Лида, кроме того, занималась и мухой, и ручкой в Танином носу, и разговором с промокашкой, а уж зубом своим — без конца. Тут и поневоле устанешь.

За Женей в школу никто не приходил вот уже месяц. Папа и мама работали. Бабушка всю осень и зиму поджидала Женю после уроков в школьной раздевалке, а весной сказала Жениной маме:

— Не буду я его больше встречать, — мне некогда. Пусть сам возвращается из школы. Не маленький. Пусть приучается. Тем более, что переходить через улицу ему не надо.

Как только Елена Сергеевна привела первоклассников в раздевалку и они встали в очередь за пальто, Женя сказал учительнице: «До свиданья!» — и поскорей выскочил во двор.

Пробежав несколько шагов, он вспомнил, что надо поколотить Яшу Шлыкова.

Женя повернул обратно. Но в толпе мальчиков, высыпавших из школьного подъезда, Яши не было. Конечно, он постарался улизнуть. А надевать пальто ему не надо было, так же, как и Жене.

Женя вышел за ворота и остановился, с любопытством оглядываясь. Перед ним простиралась весенняя улица. Она была яркая и звонкая. Блестели оконные стёкла. Солнечные зайчики прыгали по стенке звеневшего трамвая. Весело, словно стараясь перекричать друг друга, гудели автомобили и автобусы. Но их голоса заглушало задорное чириканье воробьёв в сквере рядом со школой.

Идти домой не хотелось, а хотелось, чтобы случилось что-нибудь необыкновенное. Например, остановилась бы возле тротуара вон та светлосерая «Победа», высунулся бы из неё шофёр и сказал Жене: «Садись, мальчик! Я тебя прокачу далеко, далеко, за сто пятьдесят километров». Или из ворот девчоночьей школы, что напротив, через улицу, вдруг бы выполз огромный страхолюдный крокодил с чешуйчатым хвостом. Все девчонки, которых так много выходит из школьного подъезда, испугались бы до смерти, закричали бы, побежали… А Женя бы ничуть не испугался, а живо подскочил бы к крокодилу и давай его лупить портфелем по морде! Крокодил к земле прижался и пятится, уползает. А тут за ним уже примчались из зоосада на грузовике. В руках у людей целые связки толстого каната, чтобы скручивать крокодила. И говорят эти люди из зоосада: «Вот спасибо тебе, мальчик, что ты не дал крокодилу девочек сожрать. Поедем с нами, поможешь нам этого зубастого отвезти, а заодно и других зверей посмотришь».

Мимо Жени прошли Вася Грачёв и Эдик Скворцов. Вася окликнул Женю:

— Пошли домой! Чего стоишь?

«Эдька думает, что я плохим пограничником буду», — вспомнил Женя и отвернулся.

Вася и Эдик пошли направо и вскоре свернули за угол, к дому, где жили Женя и Вася. А Женя постоял и медленно пошёл налево.

Проехала машина-поливалка. По бокам у неё распускались огромные голубые сверкающие веера и рассыпались в воздухе брызгами. Мостовая становилась тёмной, матово блестела, в ней зыбко отражались опрокинутые дома.

Женя рысцой бежал за поливалкой, с удовольствием чувствуя, как свежие капельки оседают на его лице. Вдруг водяной веер ярко вспыхнул, на нём заиграла, переливаясь, разноцветная радуга. Женя засмеялся от радости. И в тот же миг веера опали. Вот они и совсем исчезли. Вода в машине кончилась. Фу ты!

Вытирая ладонями лицо, Женя пошёл дальше. И вскоре вышел на площадь. Большая площадь, широкая, просторная. Люди на тротуаре, по другую её сторону, кажутся все небольшого роста. С краю через площадь вереницей бегут машины, грузовые и легковые. А прямо перед Женей толпятся огромные автобусы. Точь-в-точь стадо слонов. Слоны стоят к Жене задом. Вместо хвоста у каждого поблёскивает прямоугольное стекло, будто зеркало привесили для красоты. А вот как повернётся который-нибудь, — и покажется голова с длинным-предлинным хоботом. Кто-то слонов раскрасил: спина и бока до половины у них жёлтые, а полбока и брюхо у кого красное, у кого — синее.

Стоят слоны и трубят:

— Пропусти-ите нас! Тру-у-ту-ту! Пропусти-ите!

— Ты что, мальчик, гудишь? — к Жене наклонился старичок в очках и широкополой шляпе. Он стоял на краю тротуара рядом с Женей и ждал, когда можно будет перейти площадь.

Женя смутился. Он и не заметил, что громко подражает слоновьему трубному крику.

Ничего не ответил Женя старичку и отошёл в сторону. А тут слоны двинулись, подгоняя друг друга гудками. И хоботов у них не оказалось…

Жене стало досадно. Отчего на площади, и правда, вместо автобусов, не гуляет стадо слонов? Или ещё хорошо бы так: вот дойдёт он до того фонарного столба — и он уже пограничник или хотя бы десятиклассник!

Но раньше Жени к столбу подбежала белая кудлатая собака. Заливаясь визгливым радостным лаем, она так рвалась вперёд, что девочке в пионерском галстуке, державшей конец цепочки, пришлось бежать, а цепочка натянулась, как струна.

Услышав этот лай, Женя остановился как вкопанный. Потом круто повернулся и со всех ног, натыкаясь на прохожих, помчался домой. Он-то гуляет, а Шумик, бедный, сидит взаперти. Разве бабушка его выпустит без Жени?

На лестницу Женя не взошёл, а взметнулся. На площадке он встал на цыпочки, прижал палец к кнопке звонка и держал его так, прислушиваясь к пронзительному звону и к взвизгиваниям и скулению по ту сторону двери, до тех пор, пока дверь не распахнулась.

Старушка-соседка Марья Сидоровна, низенькая, морщинистая, в полосатой кофточке и с поварёшкой в руке, смотрела на Женю с испугом:

— В уме ли ты, Женя? Звонок испортишь, а нам уши погубишь. Ох, даже сердце зашлось от твоего трезвона!

— Бабушка дома? Здравствуйте, Марья Сидоровна! — отбиваясь от Шумика, который скакал вокруг, проговорил Женя одним духом и так торопливо, что у него вышло: «Баушка дома? Здрасть, Марь-Сидрана!»

— Ещё один такой звонок — и будешь выдран ремнём! — донёсся откуда-то густой голос бабушки.

Женя бросил на пол портфель, оттолкнул Шумика и кинулся в комнату.

У Сомовых было две комнаты. В спальне на подоконнике стояла бабушка и тряпкой протирала стёкла. Они были такие прозрачные, точно их и совсем не было. Если бы не лёгкое поскрипыванье, то казалось бы, что высокая полная бабушка, повязанная фартуком, усердно водит тряпкой по воздуху.

— Не думай, что здесь живут глухие! — строго сказала бабушка, глядя на Женю сверху вниз, как с башни. — И почему тебя так долго не было? Я уж решила, что тебя оставили после уроков, да Вася шёл по двору и сказал: «Женя из школы ушёл, — наверно, скоро придёт».

— Я есть хочу! — сказал Женя.

— Подождёшь — не умрёшь. Сейчас кончу. Отмывайся пока. И не глядя знаю, что руки у тебя, как земля.

Женя немножко повозился с Шумиком, потом в кухне под раковиной сполоснул руки, вбежал в спальню и хотел взять полотенце. Но бабушка, которая уже слезла с подоконника, ухватила его за рукав, отвела назад к крану, сунула ему в руки кусок мыла.

— Не пущу за стол, пока твои ладошки как сапожки не превратятся в белых уточек.

Женя засмеялся. На этот раз он долго оттирал каждый палец. С удовольствием он заметил, что бабушка поставила тарелку и прибор на кухонный стол, покрытый чистой узорчатой клеёнкой. Значит, она накормит Женю в кухне и можно будет давать кусочки Шумику. Когда всей семьёй обедают в столовой, Шумик туда не допускается.

Накрывая на стол, бабушка говорила соседке:

— Это сиденье дома сведёт меня, в конце концов, в могилу. Вчера встретила Пашу из нашего цеха. Она говорит: на моих станках сейчас работает Тоня Петрова. Разве Тонька углядит, как надо, за станками? И что вы думаете? Чуть не через день вызывает ремонтников.

— Неужто так часто? — поразилась Марья Сидоровна. Она жарила котлеты на газовой плите.

— Ну, немножко я того… преувеличила, — созналась бабушка. — А моей сноровки у Тони нет, как ни говорите.

— Это уж точно, — согласилась старушка.

— Стосковалась я, соскучилась, — вздыхала бабушка. — Просто не хватает моего терпенья, да и только.

Марья Сидоровна сочувственно кивала головой:

— Кто привык при своём деле находиться, тяжело без работы, как же!

Бабушка тридцать лет проработала на ткацкой фабрике. Но, когда Женя перестал ходить в детский сад и пошёл в школу, мама и папа упросили бабушку бросить работу: «Кто Женю встретит после уроков? Кто его накормит? Кто за ним присмотрит, пока мама на заводе?»