Аделаида Котовщикова - Дядя Икс

— Ло-ошадь? — переспросил с удивлением Виталий Афанасьевич, хохотнул, откашлялся и сказал важно: — Нет, здесь все-таки не конюшня. Слушай, брат, а ведь это хорошо, что мышь не нажра… я хотел сказать — не налопалась твоей шурды-бурды.

— Почему хорошо?

— Еще околела бы. И ни тебе, ни мыши пользы ни малейшей. Так что шурда-бурда затея худая. Твоя эскулапша права.

— Моя кто? Эску… как вы сказали?

— Эскулапом в древности называли врача. Значит, совсем один сидишь? У вас что, отдельная квартира?

— Нет, не отдельная. Да что толку? В одной комнате Семен Петрович всегда в командировке. Он строит объекты. Потому что монтажник он. А в другой комнате бабушка Марь-Иванна раз в месяц приходит, а то раз в четыре месяца. Она у своего сына внука нянчит.

— Действительно, невеселая квартира.

— Конечно, невеселая. А старушки пенсионерки, может, где и есть действительно. И они действительно, может, хотят присмотреть за мной. Но мама не знает, где они есть. И они не знают, где мы с мамой есть.

— Значит, вы не знаете, где старушки, а старушки не знают, где ты с мамой. В самом деле, как просто: нет взаимной информации. Объявления твоя мама не пробовала давать?

— Кому давать? На столбы вешала сколько раз. Так все столбы завешаны объявлениями насчет няньков. Нынче няньки де-фи-цит.

— Хо-хо-хо! — загремела трубка. — Читать умеешь?

— Не очень-то хорошо. Потому что я читаю, а учительницы в комнате нет, и она меня не поправляет, и я не знаю, так ли я читаю. И пять минут почитаешь вслух — и уже неохота…

— Послушай, где ты живешь?

Кирилка сказал свой адрес и торопливо рассказал, что голуби тоже не хотят приманиваться. Хотя он вовсе не шурдой-бурдой их приманивал, а хорошими крошками.

Каждый день звонил Виталий Афанасьевич. Тоже, как Вера Матвеевна, расспрашивал Кирилку, что он делает. И сам ему рассказывал. Да такое интересное!

— Как-то ночевали мы в горах. Воздух та-ам! Свежий и какой-то… дивный — диву даешься. Дышишь — и точно летаешь. А звезды над головой, как пятисотсвечовые лампы, с кулак величиной. На Кавказе дело было. А то пробирались мы через тайгу. Это уже на Дальнем Востоке. Вдруг как затрещат кусты. Смотрим: марал! Рога большие, ветвистые. Вышел из чащи, к речке гордой поступью подошел. А сам в воде отражается, будто там второй марал вверх ногами. Такая красотища!

Кирилка слушал, и ему казалось, что он тоже шагает по горным тропам, ищет дорогу в лесной чаще, видит всяких зверей…

По телефону Кирилка рассказал Виталию Афанасьевичу, что у старшего брата Петьки Баркова из их первого «а» есть настоящее ружье. Петька без конца хвастался братниным ружьем. И еще хвастался, что, когда вырастет, у него будет и охотничье ружье, как у брата, и два нагана, потому что Петька станет военным, может, даже командиром полка.

— А ты кем хочешь быть, когда вырастешь? — спросил Виталий Афанасьевич.

— Не знаю. Но вообще, конечно, со зверями. С собаками и еще с какими-нибудь. Чтобы не одному сидеть, если заболеешь. Звери-то гриппом не заражаются, правда?

— Как-то я об этом не задумывался. И телевизора у вас нет?

— Нету, — вздохнул Кирилка.

— А у соседей? Ах, да, у вас же соседи недействительные, вернее, их никогда нет.

— Действительно, соседей никогда нет, — подтвердил Кирилка. — И телевизоров у них нет.

— Значит, и телезайцем тебе не стать.

— Телезаяц? Как это? Из телевизора выскочил заяц?

Виталий Афанасьевич хохотнул и сказал:

— Просто один мальчик превратился в телезайца. Своего телевизора у него не было. Но окна другого дома были недалеко, и в окно он видел экран телевизора, смотрел изображение. А звук слышал от соседей, приоткрыв дверь. Так и смотрел весь фильм зайцем.

— А почему же этот мальчик стал зайцем?

— Ох, детский сад! — пробормотал Виталий Афанасьевич. — Ты разве не слыхал, что тех, кто ездит в трамвае и в автобусе без билета, дразнят зайцами?

— Слыхал.

— Ну, вот. Потому и телезаяц, что телевизор смотрел… нелегально.

— Он сказал, Виталий Афанасьевич: «Не тот номер!» — тараторил Кирилка. — А по-моему, как раз тот. Верно, мама? Я ему так сказал: «Вот вы сказали, что не тот номер. А вот и тот самый, какой нужно!» А он говорит: «Так часто бывает: кажется, что не то, а оно оказывается, наоборот, самое то. Ты, Кирилл, прав».

— Наверно, добрый человек, раз находит время для разговоров с таким балаболкой, как ты, — сказала мама. — Но вообще… кто он такой?

— Виталий Афанасьевич, я же тебе сказал!

— Это я уже сто раз слышала. Но кто он? Какая у него профессия? Почему он имеет возможность днем разговаривать с тобой по телефону? Может быть, он уже на пенсии?

— Нет, не на пенсии. Он говорил: «Ну, до завтра, надо поработать». А про про-фес-сию и про возможность ничего не говорил.

— Как же ты не спросил номер его телефона? Я бы сама позвонила этому Виталию Афанасьевичу, поблагодарила бы его за то, что он тебя развлекает.

— Я спрашивал. А он сказал: «Сам тебе позвоню. Телефон у меня всегда занят, по нему не стоит звонить».

— Странно… все-таки сколько ему лет, не знаешь?

— Телефону?

— Конечно, не телефону, а Виталию Афанасьевичу.

— Откуда знаю? Наверно, много.

— Почему ты так думаешь?

— За мало лет разве объездишь весь свет? А он весь свет объездил.

— Уж и весь свет!

— Да, да! Он на всяких-всяких горах побывал. Видел восход солнца на Памире. И ездил на северных оленях.

— Может быть, географ какой-нибудь… А ты не выдумываешь, Кирюшка?

— Он же мне рассказывал! Один раз на него напал тигр. Но он успел спрятаться. Кажется, в пропасти…

— Неужели? — удивлялась мама.

А дня через два она еще больше удивилась. Кирилка же был просто поражен.

По вечерам мама сама открывала дверь, если звонили. Кирилка просто из любопытства — кто к ним пришел? — бежал за мамой в переднюю.

И он увидел, что в дверях стоит какой-то большой мальчишка, не меньше, чем из восьмого класса.

— Здесь живет Кирилл Дроздов? — спросил восьмиклассник, а может, даже девятиклассник.

— Да, — сказала мама. — Это мой сын. А что?

— Ему посылка. — Большой мальчишка протянул маме пакет.

— О, неужели от папы? — обрадовалась мама. — Авиапосылка? А где расписаться?

— Нет, не авиа… Не надо расписываться. Просто велели вручить. Это он стоит? — Мальчишка заглянул за мамину спину, откуда высовывался Кирилкин любопытный нос.

Мама быстро обернулась.

— Уходи сейчас же! Дует из двери. Спасибо, большое спасибо!

Дверь за восьмиклассником, а может, и девятиклассником, захлопнулась.

В комнате Кирилка нетерпеливо запрыгал вокруг мамы.

— Скорей открывай!

Но мама рассматривала пакет.

— Не от папы… От кого же это? Странно… совсем нет обратного адреса. Да и марок нет! И штемпеля почтового! Адрес правильно написан: улица, номер дома, квартира… Кириллу Дроздову…

— Мама! Да ты открой! Тогда узнаем!

— Может, кто из моих подружек так нарочно… чтобы не поняли, от кого?

Наконец мама разрезала веревочку, которой был обвязан пакет. Сняла бумажную обертку. Две коробки. Одна — как с большим флаконом духов, другая — из-под женских туфель: на крышке нарисованы туфли на низких каблуках.

— Кому пришло в голову посылать тебе духи? — с изумлением сказала мама и выдвинула коробочку из крышки.

И вдруг… Мама прямо отшатнулась. И Кирилка отпрянул от неожиданности и захохотал во все горло. Из коробки ка-ак выскочит зеленая заводная лягушка и прыг-прыг по столу.

— Ее уже заведенную туда засунули! — в восторге закричал Кирилка. Заглянул в коробку: — А вон и ключик лежит.

— Фу, как я испугалась! — сказала мама. — Уж больно неожиданно. Держи ее, сейчас свалится со стола.

Раскрасневшийся Кирилл пустил лягушку на пол: пусть там допрыгает. А мама осторожно-осторожно стала приподнимать крышку большой коробки: вдруг оттуда тоже что-нибудь выскочит…

Но ничего не выскочило. Сверху в коробке лежала бумага, на которой крупно и четко было что-то написано.

— «Кормить надо свежей капустой, — прочла мама. — Поить можно…»

Кирилка выдернул у мамы из-под руки листок. Под бумагой оказался толстый слой серой ваты, на вате — широкие листья фикуса. А на листьях… что такое?

Лежит что-то круглое, серое. Будто шляпка небольшого гриба, разлинованная в крупную клетку… Кирилка вытаращил глаза.

— Черепашка! — сказала мама. — Какая хорошенькая!

— Живая? — прошептал Кирилка.

— Конечно. Кто же сумеет такую сделать? Да и раз надо кормить… — Мама взяла черепашку в руки, полюбовалась: — До чего же славненькая! — И положила ее на зеленую настольную бумагу под лампой.