У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно

Несмотря на имя, Лáлага ничуть не походила на тех сплетниц, которые не упускают случая выболтать все новости разом. Если честно, лучшая подруга, Ирен, порой даже упрекала её за излишнюю сдержанность.

Но уж что Лáлага ненавидела, так это секреты.

Ей никогда не нравилось, что одноклассницы по начальной школе, расположенной на острове Серпентария, вечно ходят парочками и забиваются по углам, чтобы пошептаться. Она считала подобные отношения неискренними, а подруг – не стоящими доверия. Таким лучше не открываться.

Что же до самой Лалаги, то узнав любой, даже самый незначительный секрет, она чувствовала себя не в своей тарелке. Если к ней вдруг приставали с расспросами, она предпочитала ответить: «Не хочу об этом говорить», – чем сделать вид, что не знает.

Но этим летом Тильда заманила её в настоящую паутину секретов, больших и маленьких, глупых и важных. Из этой паутины оказалось непросто выбраться, не проговорившись хоть разок.

– Об этом знаем только мы вдвоём, – повторяла кузина, видя её нерешительность. – Если узнает кто-нибудь ещё, всему конец, – и она напомнила сестре пословицу, так часто звучавшую в доме Марини: «Что знают двое, знает только Бог; что знают трое, знают все вокруг».

Поначалу Лалаге льстило, что она наконец-то удостоилась доверия старшей сестры, которая до этого года всегда её игнорировала, словно бы и вовсе не замечая её существования. Но с середины июля она начала чувствовать себя брадобреем царя Мидаса.

Это была ещё одна история матушки Эфизии, которая учила их литературе и вечно упоминала древних греков с римлянами.

Знаменитый царь Мидас задолго до проклятия, из-за которого превращал в золото всё, к чему прикасался, получил от богов и другой подарочек: у него выросли большие ослиные уши. Конечно, он их стыдился и, чтобы избежать огласки, всегда носил колпак, который прятал под короной. Но всё-таки однажды ему нужно было пойти к цирюльнику, чтобы постричься, а значит, пришлось снять колпак. Поэтому цирюльника заставили поклясться, что он никому не раскроет эту позорную тайну, иначе царь отрубил бы ему голову.

Бедняга цирюльник держался несколько месяцев, но тайна тяготила его всё сильнее. Он ужасно боялся, что случайно проговорится. И вот, чтобы хоть как-то облегчить душу, вышел он в поле, вырыл ямку между бороздами, опустился на колени, приник ртом к земле и громко крикнул, зная, что его никто не слышит: «У царя Мидаса ослиные уши!» А потом пошёл домой, счастливый и довольный.

Но по весне из этой ямки вырос тростник. И когда поднимался ветер, листья и стебли шумели: «У царя Мидаса ослиные уууши! У царя Мидаса ослиные уууши!»

Конечно, Лалага понимала, что последний секрет Тильды – не из тех, что можно безнаказанно раструбить на всех четырёх ветрах. Её приводила в ужас мысль, что о нём станут болтать – тогда вся их семья будет опозорена. Тильду, вероятно, даже не пустят больше в школу: её объявят опасной для одноклассниц и запретят с ней общаться. Может быть, даже она, Лалага, больше не увидит свою двоюродную сестру.

Но делать вид, что ничего не случилось, столь же опасно. Рано или поздно об этом узнают. И, может, будет уже слишком поздно, как с несчастным дядей Марчелло.

Когда они вернулись на берег, Тильда привязала лодку к ржавому железному кольцу и легко запрыгнула на причал, весело щебеча о скором возвращении в Лоссай. А у Лалаги свело живот, как будто кто-то завязал его в узел, и в горле стоял комок.

Она ужасно злилась на кузину. Свалить все проблемы на другую, запрещая той хоть как-то облегчить душу, а потом весело бежать паковать чемоданы – удобно, да? Вот такая она, Тильда: чокнутая, безответственная и эгоистичная. Как будто у Лалаги мало собственных проблем и печалей!