Искатель приключений — Вундергай - Якуб Джураевич Ходжаев

— Счастье… Настоящее счастье, — я потер по привычке лоб, стараясь сосредоточиться, — счастье приходит тогда, когда вы по утрам просыпаетесь в хорошем настроении и в душе у вас… светит солнце.

— Ничего себе душа у счастливого человека, — Мамура выразила восторженное удивление, раздвинув руки, она изобразила в охапке громадное солнце. — А как она у него поместится?

Я не успел укорить Мамуру за примитивнее представление о душе.

— А когда плохое настроение, то выходит уже несчастливый человек? — опять спросила Светлана. Видно, мой ответ не до конца удовлетворил ее.

На этот раз я выкрутился сравнительно легко:

— У вас не может быть плохого настроения. Вы все смекалистые ребята, а это означает, что каждый из вас может стать волшебником, — уверенно заключил я.

— Вол-шеб-ни-ком? — скептически протянул Гани. — Ну-у, это все сказки.

— Хорошо, — многозначительным тоном сказал я, — конечно, волшебники сами по себе не рождаются. Они учатся у кого-то…

— А мы у кого будем учиться? — подхватила Сайера.

— У тебя, да? — уточнила Нигора.

— Скорее всего, друг у друга. — Эта фраза мне самому понравилась: вот какой я, оказывается, тонкий дипломат. И я продолжал в том же духе: — Уверен — каждый из вас увлекается каким-нибудь полезным делом. — Я загнул поочередно все пять пальцев. — Выходит, пять полезных дел в звездочке уже есть. А если еще одни чему-нибудь научит другого, то получится… У каждого из вас станет по пять увлечений. Значит, вы станете обладателями необыкновенных свойств. А раз они необыкновенные, то вы все, в некотором смысле, превращаетесь в волшебников. Вопросы есть?

— Будем волшебств-вовать каждый день, да? — обрадовалась Нигора.

— Будем ходить на голове, как ты? — встревожилась Сайера. — А прическа?

— Не на голове, а на руках, — уточнил Гани.

— Тогда нас тоже прозовут… вундерами! — засмеялась Мамура. — У нас будет Вундер-Гани, Вундер-Светлана, Вундеры Сайера и Нигора и Вундер-я.

— Великолепно. Я согласен. Сразу все будут знать, из чьей вы звездочки и никогда не перепутают. А теперь выдавайте-ка свои необыкновенные свойства. Слушаю вас.

После некоторой заминки первой осмелилась Мамура:

— Я умею свистеть, — сказала она и, для убедительности сунув в рот четыре пухлых пальца, изо всех сил дунула. Все, как по команде, зажали уши. Но свиста не получилось. — В подъезде лучше получается, — Мамура смутилась и села за парту.

— А я умею строчить на швейной машинке, — с гордостью сказал Гани. — Я даже маме фартук прострочил.

— А мы можем петь и танцевать и еще в четыре руки играть на пианино, — объявила Сайера.

— Правильно, — закивала Нигора. — Мы играем на пианино в четыре руки, а еще поем и танцуем.

Я перевел взгляд на Светлану.

— Я… я ничего такого не умею. — Ресницы ее задрожали. — Ни свистеть, ни на машинке. Я могу только печь пирожки о яблочным джемом.

Высказались мои октябрята, и я сделал вывод:

— Превосходно! Друзья, можно сказать смело, у нас есть все необходимое, чтобы сделать жизнь пашу увлекательной до потери сознания. Пусть ярче всех светит наша звездочка! Ура!

— Ура! — подхватили было мои второклашки, но их восторгу помешали.

— Ждите, так и засветит! — в приоткрытой двери торчала дикобразная голова Бабашкина. С нахальной ухмылочкой он оглядел нас и добавил, дернув головой в сторону ведра с тряпкой: — А вот за это болото вам завтра будет от Саиды Аскаровны.

— Пошел вон! — Гани схватил швабру и храбро кинулся к двери.

Бабашкин мгновенно захлопнул дверь, но через секунду распахнул и, поставив портфель к ноге, принял боксерскую стойку.

— За «балду» завтра расплатишься собственной челюстью.

— Кто-кто расплатится челюстью? — сказал я нарочито свирепым голосом и резко шагнул к Бабашкину.

К моему удивлению, он не дрогнул.

— Подумаешь, вожатый! Ундервуд. Вот скажу отцу…

Я сделал вид, что собираюсь погнаться за Бабашкиным, и он, состроив страшную рожу, помчался по коридору.

Я обратился к октябрятам:

— Откуда он свалился?

— Из продленки, — басом ответила Мамура.

— Чего ему надо от нас? — спросил Гани, досадливо стукнув шваброй об пол.

— Может, он к нашей звездочке хочет подключиться? — выразила опасение Светлана.

— Разве так подключаются? — сказала Сайера. — Настоящий пахал.

— А нахалы по-другому не подключаются, — резонно пояснила Нигора. — Им кулаки мешают.

— Еще как мешают, — поддержал я Нигору со вздохом, вспомнив себя в детстве. — Когда-нибудь он это и сам поймет… — Но вовремя остановился: подробности моей бурной биографии этой зелени знать не обязательно. — А пока продолжим наш сбор…

Мы решили, как говорят взрослые, организационный вопрос: выбрали командира звездочки. Им единогласно стала Мамура.

Завершив уборку, вместе пошли домой: все ведь живем в одном квартале. У своего подъезда Мамура спросила меня:

— Ты когда еще придешь к нам?

— По графику мы должны встречаться раз в неделю. Но ведь вы для меня не какая-нибудь там нагрузка. Вы мои друзья. А друзья надолго не расстаются. Как ты считаешь?

Мамура деловито поправила на плече ремешок ранца и серьезно сказала:

— Я считаю, мы с тобой поладим, Вундергай.

На четверг я наметил для своих октябрят первое мероприятие. А в среду, собрав их на большой перемене, сказал:

— Говорят, что октябрята ловкие и смелые ребята. Так?

— Конечно, так, — за всех ответила Мамура. — А что?

— А то самое. Хочу завтра испытать вашу ловкость и смелость в «комнате ужасов». Предупредите своих родителей. После уроков — все в Луна-парк.

Взрыв восторга потряс коридор и вся пятерка повисла на мне. Даже неловко стало, честное слово…

Но обстоятельства сложились так, что нам пришлось отложить встречу с чудесами.

А случилось вот что. Ранним утром следующего дня в дверь позвонила соседка и попросила мою бабушку посидеть с пятимесячным малышом, потому что автофургон, который развозит молоко по кварталам, второй день не появляется. А малыш у нашей соседки — искусственник, это значит, он питается не материнским молоком, а государственным, то есть, коровьим. Поэтому я прозвал автофургон с молоком «автокоровой». И если эта «автокорова» еще на два дня где-то застрянет, неизвестно, что будет с малютками нашего квартала.

Соседка вручила бабушке малыша, а сама помчалась в универсам за питательными смесями. Малыш, словно почувствовав отсутствие матери, пронзительно запищал, разворошил пеленки, стал извиваться, как червяк, требуя свои двести граммов молока. Всего-то двести граммов! — и малыш успокоится: уснет сладким сном на целых при часа.

Меня прямо бешенство охватило при мысли о водителе этой «автокоровы». Неужели он так не любит малышей? Я поделился с бабушкой своим негодованием. А она мне растолковала, что водитель виноват