Мария Прилежаева - Товарищи

— Ах, ты вот какой!

Размахнувшись, Юлька ударила кулаком Сашу в спину.

Будь на месте Юльки мальчишка, Саша в секунду мог отразить нападение. Уж он сумел бы постоять за себя! Но на него наступала девочка, и это была Юлька. Невыносимо стыдно, невозможно ударить Юльку. Саша попятился.

К несчастью, происшествие было замечено. Пионеры всё ещё толпились у школьной решётки. Они наблюдали, как снегоочиститель, вздымая вокруг себя ураган, мчался вдоль трамвайных путей. Снегоочиститель умчался, а пионеры увидели нечто такое, выходящее из ряда обыкновенных событий, что на всю улицу подняли крик:

— Смотрите, Емельянова побеждает девочка! Семиклассник испугался девчонки!

— Ай да трус! Ай да трус! — приплясывая, кричали ребята.

И Саша, на которого довольно сегодня свалилось позора, толкнул Юльку в плечо. Она полетела лицом в рыхлый, пушистый сугроб.

А Саша нёсся, как вихрь, и, только свернув в переулок, остановился и выглянул из-за угла. Юлька выбралась из сугроба. Костины пионеры усердно стряхивали снег с её шубки. В это время на школьное крыльцо вышли Таня, Богатов и Костя.

— Я и не думал, что так интересно быть вожатым! — краснея, говорил Костя, — Я думал, раз надо, — приходится быть. А оказывается, интересно-то как! И ни капли не страшно, оказывается.

— Костя! — закричали пионеры, увидев вожатого. — Емельянов ни за что ни про что исколотил Юлю. Мы отплатим ему, он узнает!

— Врёте, — хладнокровно возразила Юлька, — Я сама его исколотила. Подумаешь, какие защитники! Костя, ну как? Что-нибудь получилось?

Костя застенчиво улыбнулся, и Юлька, забыв свои страхи, тотчас пришла в равновесие.

— И беспокоиться не о чем было. Я не сомневалась ничуть! — важно заявила она. — Ну, идём в таком случае.

Кивнув с независимым видом Коле Богатову и девушке в серой барашковой шапке, она направилась вместе с Костей домой.

Девушка долго в задумчивости смотрела им вслед.

— Ты не заметил, Богатов, — сказала она, когда две фигурки скрылись вдали, — иногда человек живёт и живёт, тихо, невидно. Вдруг что-то случилось, и он расцветает. И тут все догадываются, что он смел, талантлив, умён. Так я только сегодня узнала настоящего Костю.

— И я! — живо подхватил Коля Богатов, — Я про Гладкова теперь прямо скажу: вот такие ребята нам и нужны в комсомоле.

Он замолчал, глядя, как струятся снежинки, мелькают и вьются и, покружив, устилают землю белым покровом. Вдруг, вздымая столбы снежной пыли, промчится ветер вдоль улицы — в мутной мгле тонут люди, трамваи, дома. Ветер улёгся — снова тихо струятся снежинки.

— Хорошо!

— Что хорошо? — спросила Таня.

— Всё. Вьюга! Зима! Наша школа, ребята! И что мы комсомольцы. И как мы пели сегодня. Вообще жить хорошо!

Какой угрюмой тишиной встретил Сашу дом! Как будто все вещи, стены и окна, за которыми металась вьюжная ночь, сговорились молчать и притворяться чужими.

Тяжело на душе.

Мальчик опустился на стол, сгорбив плечи и сжав кулаками виски. В этой позе отчаяния он просидел довольно долгое время. Потом надо было всё-таки приготовить уроки. Вечер тянулся пустой, томительно-длинный, печальный вечер, без друзей и надежд.

А когда пробило десять часов и стало ясно, что Гладковых ждать бесполезно, Саша заснул. Он спал крепко. Ему снилось или сквозь сон показалось, что в маминой комнате вдруг вспыхнул свет, словно зажглось среди ночи яркое солнце. Может быть, это было не солнце, а лампа под жёлтым абажуром. Отворяясь, скрипнула дверь; протянулась дорожка; по дорожке из света к Сашиной кровати бесшумно приблизилась мама.

Боясь спугнуть сон, Саша со вздохом зарылся глубже в подушку.

Он проснулся, когда на дворе стоял день. Метели как не бывало. На утреннем небе, с ещё не остывшими следами зари, выделялись отчётливо линии крыш, труб, антенн; что-то бодрое, праздничное было в этой чёткости линий, в нежном сочетании красок — голубой, розовой, белой.

Ощущение воскресного утра охватило Сашу. Вскочить, включить радио! Надо приготовить коньки или сначала прочесть «Юмор» Чехова. Вчера Юрка Резников в большую перемену читал книгу и хохотал.

Но Саша вспомнил вчера и не вскочил.

Он тихо лежал, пока не услышал движение в маминой комнате. Только тогда он увидел на этажерке кожаный шлемик. Значит, ночью ему не приснилось. Она верно приехала!

— Мама! — закричал Саша, так высоко подскочив на кровати, что все пружины запели.

Радость!

Знакомый халатик, рассыпанные по плечам, мокрые после ванны волосы. Саша прижался щекой к влажным прядям:

— Мама!

— Здравствуй, Саша! Ну, как жил?

В это время Агафья Матвеевна внесла чайник. Саша быстро оделся и принялся хлопотать. Он метался от буфета к столу и так азартно хозяйничал, что не успел ответить. Он хитрил с самим собой и оттягивал время.

Если б ещё мама не такой весёлой вернулась!

Она прошлась по комнате, перебрала на письменном столе стопку книг, заплела в косу и уложила ещё не просохшие волосы.

Саша видел серьёзное, строгое, счастливое выражение маминых глаз. Она о чём-то сосредоточенно думала. Она даже не замечала, что вот уже столько времени они вдвоём с Сашей молчат. Что произошло в маминой жизни?

— Мама, как твоя операция?

Она обернулась, и, прежде чем Саша услышал ответ, он понял по её спокойному, глубокому взгляду, что всё хорошо. Она присела на диван, где в уголке, подобрав ноги, неловко съёжился тихий мальчик.

— Здоров ли ты, Саша?

— Здоров! Абсолютно!

Он постарался изобразить на лице весёлую бодрость, расправив плечи типично спортсменским движением. Однако ему довольно трудно было смотреть маме прямо в глаза. Что-то в нём требовало: «Надо сейчас же сказать!» И что-то удерживало: «Нет, нельзя сейчас говорить!»

— Саша! Как у тебя? Благополучно? Как в школе?

Сердце бешено застучало в груди: сказать!

Но мама знакомым ласковым жестом откинула со лба его волосы и заговорила негромко:

— А у меня, Саша, радость. Очень удачно прошла операция. Случай был трудный наредкость. Да, мы добились победы, теперь это можно признать.

«Нельзя говорить о вчерашнем. Нельзя!» — пронеслось у Саши в уме.

Он сидел неподвижно, вперив, как гипнотизёр, глаза в одну точку; горло перехватила тоска. Саша боялся вымолвить слово, он чувствовал, что расплачется, едва открыв рот.

К счастью, в соседней комнате зазвонил телефон. Мама ушла.

— Сейчас выслали? Да, да, готова! — слышал Саша оживлённый мамин голос. — Устала? Нет, ничего.

Она вернулась к Саше уже одетая, и в лице её, побледневшем за эти несколько дней, и в обведённых синеватой тенью глазах светилась всё та же глубокая, торжествующая радость.

— Не удалось нам досыта наговориться, Сашук: вызывают на совещание. Но я даю тебе слово, как-нибудь урву время, и мы с тобой улизнём покататься на лыжах. За город, в лес. Подальше. А завтра, Саша, я делаю доклад в Академии наук. Пора обнародовать результаты десятилетней работы, — сделать выводы. Лестные выводы для нашей науки. Ещё один шаг вперёд. Этот шаг снова сделали мы, советские люди, — вот в чём гордость!

Под окном, во дворе, загудела машина.

Мама подошла к Саше, взяла в ладони его голову и, откинув, заглянула близко в глаза. Должно быть, что-то она увидела в глубине его глаз, что смутило и испугало её.

— Что с тобой, Саша?

Под окнами надрывался гудок.

— Мама! Ты опоздаешь! — закричал Саша в преувеличенном страхе. — Собирайся живей!

Саша торопил её, суетился и никак не мог успокоиться, пока за ней не захлопнулась дверь.

А оставшись один, он прислонился лбом к косяку книжной полки и перевёл дыхание, словно только что свалил с плеч тяжёлый мешок.

— Костя, он так и сказал: «Мой вольтметр, не отдам»? — спросила строго Юлька.

— Да нет же! — воскликнул Костя с досадой, удивляясь странной непонятливости сестры. — Вовсе нет. Саша не хочет дарить вольтметр вместе с классом. Он хотел от себя. И чтоб все его восхваляли.

— Ну?

— Что, ну? Ребята обиделись. Как ты думаешь; Надежде Дмитриевне приятнее было бы, если бы весь класс подарил? Все так ждали, надеялись, что будет сюрприз. И вот всё сорвалось. И вообще…

— Что вообще? — нахмурилась Юлька.

Костя мрачно смотрел в сторону, избегая взгляда сестры.

— Я разочаровался в Саше. Он оказался совсем другим человеком.

— Ты уверен? — холодно спросила она.

— Да что ты так за него заступаешься? — рассердился Костя. — Никакого самолюбия! Он же напал на тебя!

Юлька спокойно возразила:

— Не он — я на него напала. Теперь мне понятно, почему он не был на сборе. Костя, каким Саша оказался «другим» человеком?