Если постараться - Аделаида Александровна Котовщикова

— Войдите, — отозвался женский голос.

Они вошли.

За столом сидела седая женщина в тёмном костюме.

— Здравствуйте, — сказал дедушка. — Вот привёл свою внучку.

— Присядьте, пожалуйста, — сказала женщина.

Дедушка сел в кресло у стола. Зойка уселась в другое кресло, напротив.

— Девочка, встань! — велела женщина. — Это я твоего дедушку попросила сесть. А дети в присутствии учителей не садятся без разрешения. И надо здороваться. Твой дедушка поздоровался, а ты — нет.

Зойка соскочила с кресла и крикнула:

— Здравствуйте!

Дед укоризненно покачал головой.

— Не надо так громко, — спокойно сказала женщина и обратилась к дедушке: — В детсаду она у вас не была?

— Не была, — ответил дедушка. — К сожалению.

— Подойди ко мне, девочка, — сказала женщина. И когда Зойка обошла стол и встала перед ней: — Как тебя зовут?

— Зойка, — ответила Зойка.

— Не Зойка, а Зоя. А фамилия твоя как?

Зойка подумала:

— Наверно, Платонова. Ведь Глеба фамилия Платонов. Ему, знаете, уже букварь завернули в цветную бумагу и надписали: «Букварь Глеба Платонова». А я его сестра. Значит, у нас одинаковая фамилия.

— Зоя! — строго сказал дед.

Зойка повернулась к нему:

— Что, деда?

— Не говори так много.

— Ой, забыла! — Зойка двумя руками зажала рот и сквозь пальцы громко прошептала: — Не буду!

Женщина взяла со стола журнал и протянула его Зойке:

— Попробуй прочесть, что написано на обложке.

— Это «Наука и жизнь», — сказала Зойка. — В этом номере есть про Кукошу, попугая, очень смешное. Нам баба Люба читала. Этот попугай, знаете, умел говорить…

— Зоя, умерь фонтан своего красноречия! — сказал дедушка и смущённо добавил: — Читать умеет.

— А сколько будет, если к двум прибавить один? — спросила женщина.

Зойка пожала плечами:

— Что же тут прибавлять? И так ясно, что будет три. А Глеб у нас умеет считать до ста.

— А ты?

— А я всегда забываю, что после двенадцати будет тринадцать, — призналась Зойка. — Говорю двенадцать, а потом сразу четырнадцать. Как нарочно.

Женщина улыбнулась.

— Ну, ничего. Ещё запомнишь, что после двенадцати надо говорить тринадцать. Так, значит, семь лет ей исполнится через…

— Пять месяцев, — сказал дедушка.

— Многовато не хватает. И ростом маленькая.

Брови у Зойки сами собой нахмурились. Дядя Юра вечно называет её «коротышка» и «кубышка». Потому что она маленькая — Глеб на целую голову выше — и довольно толстая. Виновата она, что ли, что у неё аппетит хороший?

— Но, принимая во внимание все обстоятельства… — продолжала женщина и вдруг спросила: — Зоя, ты хочешь учиться в школе?

Зоя взглянула на женщину с упрёком и с возмущением: такая славная на вид, а дразнит её!

— Хоти не хоти, — выпалила Зойка сердитым дрожащим голосом, — а если я на год позже родилась? — Губы у неё скривились, она шмыгнула носом.

— Не вздумай плакать! — поспешно сказал дедушка и объяснил: — Она так завидует брату, что тот пойдёт в школу, просто беда!

Если бы дедушка не запретил ей плакать, может быть, Зойка и удержалась бы. А от дедова запрещения — и поплакать нельзя! — ей стало так себя жаль, что она разревелась в три ручья.

— Ну, перестань! — женщина положила руку ей на голову.

И тут случилось невероятное.

Поглаживая Зойкины волосы, женщина сказала:

— Теперь Зоя не будет завидовать брату. Потому что она тоже станет школьницей. Мы запишем Зою Платонову в школу.

Поражённая Зойка сразу перестала плакать.

— Деда, правда? — прошептала она.

— Ну конечно, правда, — весело сказал дедушка. — Скажи Марье Николаевне спасибо!

— И мне тоже купят ранец? — недоверчиво спросила Зойка.

Дедушка встал с кресла:

— И ранец, и книги, и тетради. Спасибо, Марья Николаевна, огромное спасибо!

— Ранец! Ранец! Ранец! — Зойка запрыгала в восторге, но вдруг застыла на месте, воскликнула испуганно: — А директор-то позволит?

— Ну что ты, Зойка, в самом деле, — сконфузился дедушка. — Разве ты не видишь, что перед тобой директор? Извините её, Марья Николаевна, совсем она у нас ещё глупенькая.

Зойка воззрилась на седую женщину в тёмном костюме:

— А как я могу видеть? На лбу же не написано.

Марья Николаевна засмеялась и покачала головой.

У деда раскраснелись щёки. Он дёрнул Зойку за руку:

— Говори спасибо — и до свидания! Мы столько времени отняли у Марии Николаевны.

За что он рассердился, Зойка не поняла и поэтому с недоумением в голосе сказала:

— Спасибо и до свидания.

На столе зазвонил телефон. С трубкой, прижатой к уху, директор приветливо покивала им головой. Дедушка поклонился и за руку потащил Зойку к двери.

Она тоже пойдёт в школу!

Зойка ходила по квартире притихшая, не болтала, не приставала, а всё думала: чудо какое, она тоже станет школьницей! Двадцать раз в день она открывала свой — свой! — ранец и перебирала в нём букварь, «Родную речь», задачник и тетрадки. Доставала пенал, открывала его и смотрела на карандаш, ручку и резинку. Никогда в жизни не видела она такого восхитительного карандаша, такой распрекрасной ручки и такой замечательной резинки. Налюбовавшись сама, она показывала книги, пенал и ранец кошке Резвушке и кукле Ларисе, спрашивала их строго:

— Вы-то понимаете, что я в школу пойду?

С Глебом Зойка говорила покровительственным тоном:

— Когда мы с тобой, я и ты, пойдём в школу, уж я не позволю тебе баловаться по дороге!

Глеб смотрел на неё растерянно.

За обедом Зойка уронила на пол котлету, и баба Вера рассердилась на неё. Глеб сказал по привычке:

— Она же маленькая! Она в школу ещё… — И замолчал.

И не говорил ни слова, пока баба Вера отчитывала Зойку за неаккуратность. Зойке даже странно стало, что Глеб её не защищает.

Во дворе и в сквере Зойка всем детям и взрослым, знакомым и незнакомым, сказала, что она тоже пойдёт в школу. Если бы ей позволили, она сообщила бы о таком необычайном событии по радио. Всему Ленинграду сообщила бы, всему Советскому Союзу и всему миру: «Я пойду в школу! Я тоже пойду в школу!»

Целый день она повторяла про себя эти чудесные слова.

Плохо было одно: до первого сентября всё ещё оставалось несколько дней. И никак они не кончались. Просто терпенья не хватало дождаться. Уж Зойка и спать ложилась пораньше, и вставала не сразу, валялась в постели, пока ей не приказывали вставать, — всё для того, чтобы время быстрее прошло.

Не кончались дни, не кончались, да вдруг и кончились.

Детей-то сколько! Целая огромная толпа. Весь