Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна

— Ой! Это же так здорово! Это же так здорово, что вы приехали! Это же… — Я даже захлебнулся от радости, и ключ прыгал в моей руке, не попадал в замочную скважину. Наконец…

— Ишь ты! — дед так и застыл на пороге, увидев нашу мебель. — Ну, господа! Мне, (трепаному?), тут и сесть нельзя. Идём на кухню.

— Да вы что! Вы что!.. А спать вместе будем! Как на печи когда-то. Смотрите, какая широченная, смотрите!

— Эге! Красивая мебель! Ничего не скажешь. Обставляется рабочий класс. Можно уже и трудовое крестьянство в гости звать. Не стыдно.

— Ну, рассказывайте, рассказывайте! Как там? Как у вас? Как баба Галя себя чувствует? Как все другие? Ребята как — Вася и Андрейка?

— Да ничего. Ребята привет тебе передавали. Может на зимние каникулы и в гости приедут. Баба Галя просила поцеловать, что я и делаю, — дед неумело чмокнул меня возле уха. — А так всё по-старому. Не очень и времени много прошло, неполных два месяца. Никто не умер. Все живы-здоровы. А ты как? — Да ничего. Нормально.

— Ничего? — дед лукаво прищурил глаз. — Ничего? А зачем ты врешь? Зачем врешь деду? А? По носу же вижу что у тебя что-то на душе.

От моего деда Гриши не спрячешься. Он просвечивает лучше рентгена.

— Да что — на душе? Ничего на душе, — пытался я выкрутиться.

— Ну говори уже, говори. Давай!

Я вздохнул. И начал рассказывать дедушке всё. Совсем всё. От первой моей встречи с Чаком в цирке и до последней встречи сегодня. Про все мои путешествия в прошлое и сегодняшнее путешествие в будущее.

Дед не перебивал меня, слушал очень внимательно, только изредко качал головой, причмокивал, иногда хмурил брови, иногда улыбался… Я рассказывал долго, почти два часа, стараясь ничего не пропустить, рассказать так, чтобы дед как можно лучше представил себе все.

Когда я закончил, дед немного помолчал. Потом закачал головою:

— Мда-а… Интересно!.. Ин-те-рес-но… Выходит, ты чуть ли не через всю историю Киева, бродяга, пространствовал. Мда-а… Феномен человеческого воображения, говоришь? Хм… Кто его знает… Гипноз? Не знаю. Не пробовал. Но и правда, иногда так размечтаешься, так разфантазируешься, на сене лежа вверх лицом, словно кино видишь… Видно, у тебя, Стёпа, фантазия неплохо работает. Может, и вправду писателем когда-нибудь станешь. А что? Главное же для писателя — это воображение, фантазия. Представлять себе так, будто ты это глазами видишь. Ну, правда, еще и работать надо. То что ты представляешь, нужно еще и написать так, чтобы читатель твой представил. А это, брат, наверно, непросто. Так что не думай, что ты уже бога за бороду схватил. — А я и не думаю.

— Вот так-то… Ну, а что то твоего зелья-веселья, смех-травы, то, по-моему, они ни к чему. Если бы я, например, даже и не знал секрет этого зелья, я бы его людям не давал. Честно! Радость должна быть не от зелья, не от травы. Это только коровам от травы радость. Человек же не корова. Человек должен радоваться по-человечески, от человеческих радостей, которые дала жизнь… И еще скажу. Юмор, смех — это дело общественное, коллективно. Вот печалится, тоскует, как правило, человек в одиночку. Это дело сугубо, как бы сказать, личное, индивидуальное. И как это не горько сознавать, но при самом искреннем желании самому родному человеку преисполниться такой же силы печалью, которой печалишься ты сам, почти невозможно. Хотя конечно, помогать друг другу одолевать печаль. ВА вот смеется человек, как правило в обществе. В одиночестве, даже что-то очень веселое услышав или вспомнив, очень долго не посмеешься. В компании — вот это смех!. Вот это — радость! Так вот что я тебе сказу — держись людей. Стёпа! Будь всегда с людьми. Старайся, чтобы они тебя любили. А для этого их любить нужно. Будь достоин человеческого внимания. И не нужна тебе будет никакая смех-трава, никакое зелье-веселье. Вот! И еще скажу — со смехом, Стёпа, надо быть осторожным. Надо собой смейся сколько хочешь, а вот над другими — смотри… Тебе смешно, а кому-то от твоего смеха, может, плакать хочется.

Я хотел дедушке сказать, что я никогда, что я… Но я не успел ничего сказать. Внезапно зазвонил телефон. Я схватил трубку.

— Степанян? Привет! А что ты делаешь? — и, не давая мне ответить, Туся затараторила:

— Слушай! Мы в парке Примакова. Собираемся там же, возле центральной клумбы. Слушай, если ты и сегодня скажешь, что не можешь, я… я — я растерянно глянул на деда. Кто это? — спросил дед.

— Да… — я закрыл трубку ладонью. — Приглашают. Гулять..

Одноклассники. — О! Так беги быстрее! — А вы?

— А я чаю попью и отдохну хоть немного. А то до прихода твоих родителей не дотяну. Беги! — Степанян! Ты что — оглох? Степанян! — кричит в трубку Туся. — Алло! Алло! Я убрал ладонь:

— Алло! Ну, что ты кричишь? Сейчас приду. Приду! Сейчас…

Какой у меня замечательный дед! Мой дед Гриша. Как я его люблю! Всё-всё на свете он понимает. Всё-всё. И вот я бегу в парк Примакова. Там ждут меня. Там ждет меня мой шестой «Б» Я уже всё рассказал. До свидания. Я бегу. Я спешу. До свидания!

Гафийка — Агафья.

Туся — Анастасия.

Слимак (укр.) — слизняк.

Святошино — район Киева.

Тося — Антонина.

Грядка (здесь) — края кузова телеги или саней, образуемые продольными или поперечными жердями.

Курень (здесь) — жилой дом в некоторых местах Украины и казачьих станицах на Дону.

Цеп — ручное орудие для молотьбы, состоящие из длиной ручки и прикрепленного к нему ремнем короткого била.

Пантофля (укр.) — домашний туфель, тапочек.

Брацлавщина — историческая область Украины в 14–18 столетиях. Занимала территорию нынешней Винницкой, и частично Черкасской, Кировоградской и Одесской областей. Название происходит от административного центра города Брацлав.