Юрий Нагибин - Избранное (сборник)

– Пойдем на Покровку, в летнее кафе, – предложил я.

Женя оторопело поглядела на нас, щеки ее порозовели.

– А что? – мужественно сказала она. – Кутить так кутить!

Мы загнали лодку под сваи, выбрались на берег и тут сразу столкнулись со старым моим знакомцем и недругом Ляликом. За последние годы хулиганствующий подросток побывал в тюрьме и в исправительно-трудовой колонии. Он очень окреп, раздался в плечах, глядел исподлобья и строил из себя матерого бандита. Поравнявшись с нами, Лялик одним плечом толкнул меня, другим Павлика и грязно выругался. Сейчас, в ореоле своей уголовной славы, он знал, что ничем не рискует. Страх нам внушал не он сам, а его репутация. Он подавлял нас мрачным величием своей судьбы, мы чувствовали себя рядом с ним жалкими чистоплюями, маменькиными сынками. Куда нам было тягаться с этим отчаянным человеком!

– Не смей ругаться, хулиган! – крикнула Женя. Она не знала, кто такой Лялик.

Лялик молча повернулся и пошел на нас. Но Женя перехватила его на полдороге. Она нахлобучила ему на нос его старую кепку со сломанным козырьком и сильно толкнула в грудь. Лялик отлетел к огороженному проволокой газону и через проволоку кувырнулся в траву.

И тут выяснилось, что Лялик просто мальчишка, такой же, как мы с Павликом, и всему его зловещему виду грош цена.

– Ты чего толкаешься? – пробормотал он жалобно, пытаясь стянуть кепку, налезшую ему на глаза.

А потом мы сидели в летнем кафе, под мокрым полосатым тентом, пили черный кофе с коньяком и закусывали мороженым. Женя, морщась, выцедила одну маленькую рюмку, заколки и шпильки как-то разом выпали из ее огромных густых волос, она раскраснелась и стала громко обзывать себя «кутилой» и «пропащей душой». Нам было немного стыдно за нее. Мы боялись, что офицантка не даст нам больше коньяка, потому что Женя никогда еще не напоминала так девочку-переростка, как в этом кафе, со своими растрепанными волосами, в платье, все время задиравшемся на ее круглых коленях. И еще Женя говорила, что ей хотелось бы погибнуть в первом космическом полете, потому что космосом нельзя овладеть без жертв, и лучше погибнуть ей, чем другим, более достойным. Мы знали, что она говорит искренне, не подозревая о своем душевном превосходстве, и это унижало нас. Мы не были такими даже под воздействием коньяка, нам нужен был хоть какой-то шанс уцелеть…

Больше Женя не бывала с нами. Мы не раз приглашали ее на наши сборища, но она отказывалась за недосугом. Может, у нее и действительно не хватало времени: ей столько нужно было успеть! А что, если в тот единственный раз она пришла из-за меня и из-за меня отступилась, сказав себе с гордой честностью: не вышло…

– Почему же ты раньше молчала, Женя? – спросил я.

– К чему было говорить? Тебе так нравилась Нина!

С ощущением какой-то досадной и грустной утраты я сказал:

– Где же и когда мы встретимся?

– Через десять лет, двадцать девятого мая, в восемь часов вечера, в среднем пролете между колоннами Большого театра.

– А если там нечетное число колонн?

– Там восемь колонн, Юра… К тому времени я буду знаменитым астрономом, – добавила она важно, мечтательно и убежденно. – Если я очень изменюсь, ты узнаешь меня по портретам.

– Что же, к тому времени и я буду знаменитым… – сказал я и осекся. Я совсем не представлял себе, в какой области суждено мне прославиться, и еще не решил даже, на какой факультет подавать заявление. – Во всяком случае, я приеду на собственной машине…

Это было глупо, но я не нашелся, что сказать.

– Вот и хорошо, – засмеялась Женя, – ты покатаешь меня по городу!

…Минули годы, Женя училась в Ленинграде, я ничего не слышал о ней. Зимой 1941 года, жадно ловя известия о судьбе моих друзей, я узнал, что Женя в первый же день войны бросила институт и пошла в лётную школу. Летом 1944 года, находясь в госпитале, я услышал по радио указ о присвоении майору авиации Румянцевой звания Героя Советского Союза. Когда я вернулся с войны, то узнал, что звание Героя было присвоено Жене посмертно.

Жизнь шла дальше, порой я вдруг вспоминал о нашем уговоре, а за несколько дней до срока почувствовал такое острое, щемящее беспокойство, будто все прошедшие годы только и готовился к этой встрече.

Я не стал знаменитым, как обещал Жене, но в одном не обманул: у меня был старенький «опель», купленный за бесценок на свалке трофейных машин. Я надел новый костюм, оседлал своего бензинового конька и поехал к Большому театру. Если бы я встретил там Женю, я бы сказал ей, что после всех шатаний нашел все же свой путь: у меня вышла книга рассказов, сейчас я пишу другую. Это не те книги, которые мне хотелось бы написать, но я верю, что еще напишу их.

Я поставил машину возле сквера, купил у цветочницы ландыши и пошел к среднему пролету между колоннами Большого театра. Их и в самом деле было восемь. Я постоял там немного, затем отдал ландыши какой-то худенькой сероглазой девушке в спортивных тапочках и поехал домой…

Мне хотелось на миг остановить время, оглянуться на себя, на прожитые годы, вспомнить девочку в коротком платье и узкой кофточке, тяжелую, неповоротливую плоскодонку, дождик, усеявший желтоватую поверхность пруда колючими отростками, взволнованный крик: «Нас отнесло к берегам Индии!», вспомнить слепоту своей юношеской души, так легко прошедшей мимо того, что могло бы стать судьбой.

Текст статьи печатается по изданию: Советские писатели: автобиографии. М.: Худож. лит., 1988. (Статья печатается в сокращении.)

С е р с о́ – игра, в которой легкий обруч подбрасывают и ловят специальной палочкой.

К и́ р х а (die Kirche) – церковь (нем.).

Сейчас – Мясницкая улица.

Ш е в и о́ т о в ы й – сшитый из шевиота, легкой шерстяной ткани.

М о с т о р г о в с к и е брюки – брюки, купленные в Мосторге.

П я т и а л т ы́ н н ы й – монета в 15 копеек.

Сейчас – площадь Мясницкие Ворота.

Б и т ю́ г – рабочая лошадь, тяжеловоз крупной породы.

18 мая 1896 г. во время раздачи царских подарков по случаю коронации Николая II на Ходынском поле в Москве в давке погибло 1389 человек.

Сейчас – станция метро «Чистые пруды».

Сейчас – станция метро «Кропоткинская».

Г р и́ в е н н и к – десятикопеечная монета.

Ф р и к а с е́ – нарезанное мелкими кусочками жареное или вареное мясо с какой-либо приправой.

С а́ г о – крупа, получаемая из саговой пальмы, из других пальм, а также из картофельного и кукурузного крахмала.

К а п т е н а́ р м у с – кладовщик, ведавший хранением и выдачей продовольствия, обмундирования, оружия.

С в а́ й к а – большой толстый гвоздь.

К л и с т и р н а я трубка – то же, что клизма (устар.).

«Э р и к а» – марка пишущей машинки.

Ц Д К А – Центральный дом Красной армии.

П ь е́ к с ы – лыжные ботинки с загнутыми кверху заостренными носками.