Йоханна Спири - Хайди, или Волшебная долина

Петер привык подчиняться приказам Горного Дяди. Он погнал коз на выгон, но видно было, что его что-то мучает, он то и дело оборачивался и как-то странно вращал глазами. Козы, теснясь и толкаясь, еще какое-то время увлекали Хайди с собой. Петеру это было на руку.

— Ты должна пойти с нами! — с угрозой в голосе крикнул он девочке, затертой среди коз, — ты просто обязана, раз нужно следить за Лебедкой.

— Нет, я никак не могу, — крикнула в ответ Хайди. — Я теперь еще очень долго не смогу ходить с вами, пока здесь Клара. Но как-нибудь мы все вместе поднимемся к тебе на выгон, дедушка обещал.

С этими словами Хайди выбралась из стада и подбежала к Кларе. Петер же так яростно замахал кулаками в сторону инвалидной коляски, что козы в испуге отпрянули. А он припустился бегом и бежал в гору без остановки, покуда совсем не скрылся из виду. Он очень боялся: а вдруг Горный Дядя заметил, как он махал кулаками? Петер предпочел бы не знать, какое впечатление это произвело на старика.

У Клары и Хайди на сегодня было столько планов, что они не знали, с чего начать. Хайди предложила первым делом написать письмо бабуленьке, ведь они пообещали писать ей каждый день. Дело в том, что бабуленька не была уж так твердо уверена, что Кларе понравится долго жить в горах и что это пойдет на пользу ее здоровью. Поэтому она взяла с девочек твердое обещание каждый день писать ей и подробно рассказывать, что у них делается. Таким образом бабуленька сразу сумеет понять, если в ней возникнет нужда. А до тех пор она намеревалась спокойно жить в Бад Рагатце.

— А чтобы писать, нам надо вернуться в дом? — спросила Клара, которой очень хотелось написать бабуленьке, но здесь, на воздухе, было так чудесно, что просто не было сил отсюда уйти.

Но Хайди все устроила как нельзя лучше. Она тут же помчалась в хижину и вернулась, неся свои школьные принадлежности и трехногий стульчик. Она положила учебник и тетрадку на колени Клары, чтобы та могла писать, а сама уселась на стульчик возле лавки, служившей ей письменным столом, и обе принялись строчить письма к бабуленьке. После каждой написанной фразы Клара откладывала карандаш и смотрела по сторонам. Уж слишком красиво было вокруг. Ветерок был уже не так прохладен, он ласково овевал лицо девочки и что-то тихо нашептывал верхушкам елей. В прозрачном воздухе, жужжа, плясали веселые мошки, и великая тишина царила в этом солнечном краю. Безмолвно и величественно смотрели вниз высокие скалистые горы, а широкая долина являла собою поразительно мирную картину. Лишь изредка откуда-то доносился веселый возглас пастушка, негромким эхом отдававшийся в скалах.

Девочки и не заметили, как пролетело утро, и вот уже дедушка несет дымящийся котелок и говорит, что барышне надо быть на воздухе как можно дольше, покуда не погаснет последний луч солнца. И они пообедали как вчера, возле хижины. Все было очень вкусно. Потом Хайди отвезла Клару под ели, девочки решили после обеда отдохнуть в тенечке и рассказать друг другу все, что случилось с тех пор, как Хайди покинула Франкфурт. И хотя там все шло своим чередом, Клара многое могла рассказать Хайди об обитателях дома Зеземаннов, которых Хайди отлично знала.

Девочки сидели рядышком под старыми елями, и чем оживленнее становился их разговор, тем громче щебетали птицы в ветвях над ними. Детская болтовня внизу радовала птиц, и они не хотели отставать. Время летело незаметно, и вот уже настал вечер, козы спустились с гор и с ними Петер с мрачным выражением лица и хмурыми морщинами на лбу.

— Добрый вечер, Петер! — крикнула Хайди, видя, что тот не намерен останавливаться.

— Добрый вечер, Петер, — в свою очередь приветливо крикнула Клара.

Он не удостоил девочек ответом и, яростно сопя, погнал коз дальше.

Клара увидела, как дед ведет чистенькую Лебедку в хлев доить, и ей вдруг нестерпимо захотелось душистого молока. Девочка едва смогла дождаться, когда же ее угостят. Она сама себе дивилась.

— Как странно, Хайди, — проговорила она, — сколько я себя помню, я всегда ела только потому, что так нужно, и во всем, что мне давали, был привкус рыбьего жира. Сколько раз я думала: ах, если бы можно было вообще никогда не есть! А сейчас я просто не могу дождаться, когда дедушка принесет молоко!

— Да, я знаю, как это бывает, — с полным пониманием отвечала Хайди, отлично помнившая, как во Франкфурте у нее каждый кусок застревал в горле.

Но Клара пока плохо во всем этом разбиралась. Ведь она еще ни разу в жизни не проводила целый день на свежем воздухе, как сегодня, а воздух здесь был не какой-нибудь, а высокогорный, чистый и живительный.

Когда дедушка принес молоко, Клара быстро поблагодарила его и, схватив плошку, с жадностью припала к ней и осушила даже раньше, чем Хайди.

— А можно мне еще немножко? — спросила она, протягивая деду пустую плошку.

Старик кивнул, очень довольный, взял обе плошки и пошел в хижину. Когда он вернулся, плошки были прикрыты крышками, только крышки эти были не совсем обычными.

Сегодня после обеда Горный Дядя отправился на альпийское пастбище к знакомому сыровару, который делал чудесное масло, сладкое, светло-желтое. Оттуда дед принес большой круглый ком этого масла и теперь намазал его толстым слоем на два больших ломтя хлеба — на ужин девочкам. Обе они с таким аппетитом набросились на новое лакомство, что старик залюбовался этой картиной. Он был страшно доволен.

Уже лежа в постели, Клара собралась было снова насладиться красотой звездного неба, однако с ней случилось то же, что и с Хайди: глаза ее сами закрылись, и она заснула таким крепким здоровым сном, как никогда прежде.

Так же восхитительно прошел и следующий день, и еще один, а потом произошло нечто совершенно неожиданное.

На гору поднялись два крепких парня-носильщика. Каждый нес на заплечных носилках настоящую кровать. Кровати были одинаковые — высокие, обитые белой тканью, новенькие и чистенькие.

Просто загляденье! Кроме кроватей, носильщики доставили и письмо от бабуленьки. В нем говорилось, что кровати предназначаются Кларе и Хайди, что сено и одеяла следует убрать и отныне Хайди будет спать на настоящей кровати. Зимой одну из кроватей нужно будет перенести в Деревеньку, а вторую оставить в горной хижине. Если же Клара захочет вернуться сюда, вторая кровать будет в ее распоряжении. Далее бабуленька благодарила девочек за их подробные письма, просила по-прежнему писать ей каждый день, чтобы она могла все переживать вместе с ними, как будто она рядом.

Горный Дядя поднялся на чердак, убрал сенное ложе Хайди и пледы Клары, затем спустился вниз, чтобы с помощью носильщиков отнести кровати на чердак. Он поставил кровати вплотную одна к другой, чтобы девочки по-прежнему могли со своих подушек смотреть в оконце. Он знал, как приятно, когда на чердак заглядывает солнышко, или луна, или звезды.

Бабуленька все это время жила в Бад Рагатце, радуясь добрым вестям, ежедневно приходящим с альпийского пастбища.

Клара день ото дня все больше наслаждалась своей новой жизнью, не находя достаточных слов, чтобы оценить доброту и заботливое внимание Горного Дяди. А как весела и забавна ее подружка Хайди, куда веселее, чем во Франкфурте! Короче говоря, каждое утро, проснувшись, Клара думала: «Слава Богу, я еще в Альпах!»

Бабуленька, радуясь добрым вестям, полагала, что при таких обстоятельствах ей, пожалуй, следует немного отложить свой визит на горное пастбище, тем паче что взбираться на гору верхом ей было не так уж легко. Горный Дядя относился к своей подопечной с чрезвычайным участием, дня не проходило, чтобы он не придумал что-нибудь новое для укрепления сил больной девочки. Каждый день после обеда он уходил далеко в горы, поднимаясь все выше, и всякий раз приносил оттуда узелок, от которого еще издали тянуло пряным ароматом гвоздики и тимьяна. Когда вечером козы возвращались домой, они начинали скакать и блеять, стремясь всем стадом вломиться в хлев, где лежал дедов узелок с травами. Этот запах был им хорошо знаком. Но дверь была накрепко закрыта. Не для того дед лазил по горам за редкими травами, чтобы козье стадо вмиг с ними расправилось. Все травы предназначались для Лебедки, чтобы ее молоко стало еще лучше и полезнее. И надо сказать, Лебедка умела оценить старания деда, это сразу было видно — она все выше задирала нос и глаза у нее при этом загорались огнем.

Пошла третья неделя пребывания Клары в Альпах. И вот уже несколько дней старик, неся утром Клару вниз, чтобы посадить ее в кресло, спрашивал:

— А не хочет ли наша барышня попробовать чуток постоять на земле?

Чтобы угодить ему, Клара пыталась, но всякий раз тут же говорила:

— Ой, как больно! — и крепко вцеплялась в старика.

И все же он каждый день заставлял ее становиться на ноги и стоять чуть-чуть дольше, чем вчера.

Давно уже в Альпах не было такого дивного лета. Каждый день ясное солнце всходило на безоблачном небе и цветы поворачивали к нему свои головки, распускаясь во всей своей летней красе и источая восхитительный аромат. По вечерам солнце заливало пурпурным и розовым светом скалы и снег на вершинах гор, а затем опускалось в море золотого пламени.