Аделаида Котовщикова - Бабушка, будь моей дочкой!

Тягунчик притащил тряпку и насухо вытер подоконник. А Таня ему и спасибо забыла сказать. А всегда говорила.

Пошли гулять. Таня в детсадовском саду ходила со Светой Петуховой и Олей Ручкиной. Те восхищались, какая у Маруси кукла нарядная: всем, значит, Маруся нахвасталась. А Инна жёлтые и красные листья под клёном собирала и ни разу к ним не подошла.

Когда вернулись с прогулки, Таня первая в групповую поднялась. И подошла к аквариуму. Рыбок-то они не забыли покормить? Нет, не забыли. В рамочке, что плавает на воде, корму много. Таня залюбовалась рыбками.

Хорошенькие какие! Резвятся, догоняют друг друга. Особенно вон та красивая: вуалехвост. Тельце пятнистое, а хвост голубой, развевается как шлейф, будто рыбка — принцесса. Или как вуаль. Потому и вуалехвост называется. А если через этот вуалевый хвостик посмотреть на что-нибудь, хоть на того зайца, что сидит в грузовике? Будет видно, как через стекло? Ведь хвост прозрачный.

Таня опустила руку в аквариум, осторожно вынула вуалехвоста, приподняла руку, чтобы посмотреть сквозь хвостик на зайца. Неожиданно рыбка дёрнулась в Таниной руке, выскользнула и… брякнулась на пол.

Таня похолодела от испуга. Скорей-скорей подобрала она рыбку и бросила её в воду. Если рыбка ушиблась, то в воде быстрее поправится: вода для неё родной дом.

А в комнате уже шумно: все ребята из раздевалки пришли. Елена Демьяновна велела игрушки убирать: обед скоро, а там и тихий час.

Таня с трудом глотала суп. И котлета в горло не лезет. Воспитательница даже спросила:

— Ты что, Танечка, так плохо ешь? Не заболела ли?

— Нет, — тихо ответила Таня. А сама всё думает: ушибся вуалехвостик или ничего?

Столики все сдвинули, стали раскладушки для тихого часа расставлять. Вдруг Слава Иванов как закричит:

— Ой! Что это с нашим вуалехвостиком? Брюшком вверх плавает.

Все кинулись к аквариуму. Возгласы так и посыпались:

— Правда, брюшком кверху!

— Да она умерла, рыбка!

— Бедный вуалехвостик! Что же с ним случилось?

Таня остолбенела, с места сдвинуться не может. Потом побледнела, покраснела, лицо руками закрыла и разрыдалась во весь голос. Значит, она рыбку убила!

Елена Демьяновна её за плечи обняла, наклонилась к ней, уговаривает:

— Ну что ты, Танюша, перестань! Конечно, жаль вуалехвостика, но, может быть, он уже старый был, пришёл ему конец. Рыбки ведь не очень долго живут.

— А может, просто подавился! — громко, как всегда, заявил Серёжка Громов.

Ещё какие-то догадки строили ребята, но Таня их не слушала: захлёбывалась слезами. Воспитательница Таню к медсестре повела, чтобы та Тане градусник поставила. Убедившись, что температура у Тани нормальная, воспитательница помогла ей раздеться, уложила в постель и немножко с ней посидела.

Таня зажмурилась, притворяясь спящей, да от отчаяния и правда заснула.

После полдника опять пошли гулять. С этой прогулки многие бабушки и мамы — у кого время есть — забирали ребят домой. Таня, хмурая, ковырялась совком в песочной куче. После тихого часа вуалехвостика в аквариуме уже не оказалось. Елена Демьяновна сказала, что она его закопала в землю. И добавила:

— Почему-то ссадинка у него на боку. Как-то он ушибся.

Таня уже рот открыла, чтобы крикнуть: «Это я, я его ушибла, разбила до смерти!» Но не решилась. Так и закрыла рот, ничего не сказав.

Никто, наверно, и не заметил, как Таня переменилась в лице, потому что кто-то из девочек воскликнул:

— Это другие рыбки его погрызли!

Таня всё думала и думала о том, какое страшное злодейство она сделала: убила рыбку, да ещё и не призналась, что такое натворила.

И вдруг перед Таней — папа. Как из-под земли вырос.

— Идём скорей домой. У нас бабушка прихворнула. Соседка мне позвонила на работу, я схватил такси и приехал. Доктор уже был. Укол ей сделал.

Подошла Инна и сообщила грустно:

— А у нас рыбка умерла.

— Рыбка умерла? — рассеянно переспросил папа. — Жаль. И, как нарочно, мама только вчера улетела в командировку!

Папа схватил Таня за руку и зашагал так быстро, что Таня еле поспевала, прискакивала на ходу.

Дома папа прежде всего заглянул в детскую. Бабушка там жила вместе с Таней.

— Не шуми! — зашептал папа. — Бабушка задремала. Раздевайся тихонько и ступай в кухню, я тебя накормлю.

Ужина настоящего не оказалось. Яичница, салат, в который папа забыл положить соли, и молоко.

— Кончишь есть, иди в мамину комнату. Я сейчас посуду помою…

Таня посмотрела, как папа торопливо доедает яичницу прямо со сковородки — Тане хоть на тарелку положил, — и ей стало его жаль.

— Я тебе помогу мыть посуду.

— А не измажешься? Бабушкин фартук надень. Я буду мыть, а ты вытирай.

Бабушкин фартук, повязанный Тане под мышками, до полу достал. Сам папа надел мамин фартук. Наверно, Таня с папой выглядели в фартуках смешно. В другое время Таня непременно посмеялась бы. Но сейчас… да она, должно быть, никогда в жизни смеяться не будет.

Папа тёр мочалкой тарелки под струёй воды и говорил:

— Без бабушки мы как без рук. Главное, и мамы-то нет. Но и маме без бабушки совсем бы худо пришлось. Да ты понимаешь ли, дочка, что такое наша бабушка?

— А что она такое? — машинально спросила Таня.

Вуалехвост, брюшком кверху, так и стоял у неё перед глазами. — Бабушка как бабушка. Конечно, очень хорошая.

— Мало сказать — хорошая. Замечательная. Когда кому-нибудь из нас плохо, трудно, там она сразу и есть. Когда Витька, Катин сын, старший бабушкин внук, был маленький, он болел часто. И бабушка туда ездила без конца, на юг. Плохо ей там очень, жару не переносит. И всё-таки ездила. Когда на пенсию вышла. А пока работала… ты ведь знаешь, что бабушка всю жизнь работала?

— Знаю. На фабрике какой-то.

— Работала, а Витю месяцами у себя держала, чтобы Кате было полегче. Петькина другая бабушка, помнишь, заболела? Наша бабушка с Петей возилась всё лето, а ведь он озорник.

— Я на даче тоже с этим озорником возилась. — Таня вздохнула: какое было прекрасное время, никакая рыбка ещё тогда на пол не упала…

— Про тебя я уж и не говорю, — сказал папа. — Мы с Ксаной пропали бы без бабушки. Ну, ступай в мамину комнату, почитай, порисуй. Спасибо за помощь.

Таня уселась за папин письменный стол. Начала было рисовать фломастером котёнка. А у неё сама собой получилась рыбка… брюшком кверху…

Положила Таня фломастер и заплакала.

Вошёл папа в комнату и увидел: Таня сидит за столом с опущенной головой и плечи её трясутся.

— Ты что это? — Папа заглянул дочке в лицо. — Ба-атюшки! Вся распухла от слёз. — Он сел в кресло, Таню посадил к себе на колени. — Ну, малыш, зря слезами заливаешься. Бабушке совсем не так плохо. Врач сказал: сердце немножко прихватило, надо полежать. Поправится скоро. Тебе так жаль бабушку? Вот как ты её, значит, любишь!

Таня низко-низко пригнула голову, громко всхлипнула. Потом пробормотала:

— Бабушку мне жаль. Но я… не из-за бабушки… плачу…

— Да-а? — протянул папа. — Не из-за бабушки? А из-за чего же? Видно, что-то серьёзное у тебя случилось. Давай выкладывай! Может, не так всё и страшно.

— «Не страшно!» — сиплым сдавленным голосом передразнила Таня. — Тебе хорошо говорить! Очень даже страшно! — И выпалила: — Я рыбку убила!

— Неужели? Как же это случилось?

Обливаясь слезами, Таня обо всём папе рассказала.

Прикусив губу, папа покачал головой:

— Тяжкая история! Но знаешь, Танюха, ты ведь не нарочно рыбку об пол брякнула. Она скользкая, вот и выскользнула у тебя из рук. Несчастный случай, можно сказать.

— А брать-то рыбок нельзя-а! — сердито возразила Таня. — Вынимать из воды.

— Нельзя, — согласился папа. — Нарушение ты сделала, это точно. Но всё-таки не преступление. Ты же не знала, что вуалехвостик этот вырвется у тебя из рук. Ты объяснила, что не нарочно его уронила?

Таня заревела в голос. Папа зажал ей рот рукой:

— Тише ты! Бабушку разбудишь.

Сквозь папины пальцы Таня прорыдала:

— Ничего я не сказала! Ни-че-го-о! Не-е признала-ась!

— Н-да! — сказал папа. — Проблема серьёзная. Скрывать от товарищей свои проступки нехорошо. Считаю…

— Вы что тут притаились?

Смотрят папа с Таней: в дверях бабушка стоит.

Папа живо Таню с колен спустил и вскочил:

— Мама, ну зачем же ты встала?

— Я уже хорошо себя чувствую, — сказала бабушка.

— Нечего, нечего, ложись! Сейчас я тебе чаю подам.

Уложил папа бабушку и вернулся к Тане — так она и сидела, вся понурая.

— Молодец, что сразу на бабушку не обрушила свои беды, — похвалил её папа. — Не надо ей сейчас волноваться. А рассказать ребятам, что случилось, по-моему, надо. Непременно. А то совесть тебя замучит. Есть у моей Танюхи совесть? Думаю: есть!