Геннадий Блинов - Пятые приходят на помощь

— Сюда подплывай, — донеслось до старшины.

Копытов прилег на землю и заглянул вниз. В сгущающейся темноте еле различил двоих.

— Что долго? Я уж ждать устал…

— То да се. А тут еще пацаны на пути…

— Ну?

— Да вроде сидят, рыбачат…

Снова шест застучал по гальке.

Случайно услышанный разговор, сам не понимая почему, Копытов мысленно стал увязывать с исчезновением материалов с лесосклада, хотя и понимал, что в этом нет никакой логики. Скорее всего он слышал браконьеров. Что те, двое, задумали какое-то нехорошее дело, сомнений не вызывало.

Участковый инспектор мысленно представил план поселка. На излучине реки стоит лесосклад. Между прочим, стоит на самом берегу, прижавшись к воде высоким забором. Копытов упрекнул себя, что раньше не учел этого факта. А что, если?.. Старшина спустился с яра к воде и, стараясь не загреметь камнями, осторожно зашагал в сторону лесосклада. За поворотом на мгновение вспыхнула спичка, и старшина затаил дыхание. На реке что-то творилось…

В чернильной темноте над головой пронеслась летучая мышь, на перекате, словно маятник, хлопала по воде ветка от застрявшей коряжины.

Забор Копытов не увидел, а, вернее сказать, почувствовал, так как в нос пахнуло разопревшей корой. Он хотел было подняться наверх и обойти изгородь со стороны дороги, но сделал неловкий шаг, и из-под ног вырвался камень.

— Ты, Павлуха, балуешь? — спросил кто-то совсем близко. Копытов только теперь по-настоящему понял, что попал в переделку.

Скрипнула и отошла в сторону доска забора. Тотчас в образовавшейся дыре появилась свежераспиленная плаха. Она попала на что-то твердое, видимо, на сучок, и заскрежетала. Потом с шумом упала на гальку.

— Потише нельзя? — со злостью сказал стоявший у реки. Второй хихикнул и весело сказал:

— Не боись. Сторож дрыхнет, а больше здесь живой души не найдешь. Был бы ты компаньон хороший — распили бы бутылочку прямо под носом у сторожа, на штабелях…

— Только о вине и думаешь, — примирительно сказал тот, кто стоял у воды. — На сегодня хватит. Заделывай заплот, да и отправимся, Павлуха.

— Это мы мигом, — согласился Павлуха.

Старшина обдумывал, как лучше задержать воров. Надо дождаться, чтобы тот, которого звали Павлухой, вылез с территории лесосклада. Тогда у обоих преступников путь отрезан.

Павлуха закурил и направился к реке. Старшина медлил. Он надеялся, что сейчас воры присядут и разговорятся. А послушать их смысл есть.

Но Копытов ошибся.

— Отталкивайся, Павлуха, быстрей! — услышал он. Старшина рванулся на голос.

— Стой!

В лодке молчали. Заскрежетали шесты. Копытов заходил все глубже и глубже в обжигающую холодом воду. Лодка уходила. Старшина спружинил тело и, отталкиваясь от дна, грудью бросился вперед. Уцепился за борт. В то же мгновение Копытов почувствовал острую боль. Пальцы расслабли. Потеряв опору, старшина ткнулся головой в воду.

Копытов был неплохим пловцом. Он тут же вынырнул и сделал несколько энергичных гребков. Отфыркиваясь, повернул к берегу. Намокшая одежда тянула ко дну.

Перебарывая течение, Копытов стал прибиваться к берегу. Наконец он выполз на отмель и, тяжело дыша, уткнулся в камни. Потом, слегка пошатываясь, встал и посмотрел на середину реки.

Оттуда донеслось несколько всплесков, и все стихло. «Чуть рыб не накормил, вояка!» — усмехнулся старшина. Он скинул с себя одежду и принялся ее выжимать…

Выпущенная из пионерской комнаты Галка Павлова в сопровождении «бешников» шла с гордо поднятой головой. На просторной лужайке, где ребята обычно гоняли футбол, она остановилась и сказала:

— Обзор на все триста шестьдесят. Ни одна живая душа не подкрадется.

«Бешники» окружили своего председателя, и Фонариков спросил:

— Не отдубасили тебя?

Галка ткнула себя в грудь пальцем:

— Это меня? Руки коротки! — и укорила Ваську. — У тебя только тумаки на уме.

Павлова села на портфель и стала рассказывать все по порядку:

— …А когда они услышали мой глубокий вздох, то Ежик хотел обстукать углы, по меня выручил сам Паша Наоборот. Он сказал, что это, наверное, Фонариков воюет с девчонками и те защищаются голосовыми связками…

— Ничего себе — «глубокий вздох», — поддел Галку Фонариков.

Та покраснела и, стараясь замять неприятное для нее направление разговора, сказала:

— В общем, не во вздохе дело.

— В чем же тогда? Зачем в записке просила не трогать Пашу? Я бы из него бифштекс сделал кое за что…

— Сделай, сделай, — ехидно поддержала Ваську Павлова. — Он, между прочим, к этому и стремится. Он тебя расцелует…

И председатель рассказала о злом плане «ашников». Васька задумался.

— Хитер бобер, — по достоинству оценил он замысел Звягинцева. — Придется перехитрить Пашу Наоборот. Я теперь вплоть до поездки в Шушенское пальцем его не трону…

Галка поддержала:

— Так и надо. Звягинцев еще тот воробей. Его на мякине не проведешь. Он в свою книжку запишет и тех, кто от поручений отлынивает. Вот взять хотя бы Ромку. Правильно, отличник: А активность у него, как у премудрого пескаря.

— Ты ему об этом скажи.

— Еще как скажу. Скажу и заставлю во второй класс к октябрятам пойти. Пусть себя проявит. Между прочим, почему он меня не подождал, не знаете?

Ромка тихоня известный. Все норовит увильнуть от общих дел. А сейчас он ушел вслед за Самсоновым. Они собирались на рыбалку.

Галка возмутилась:

— С «ашниками» идет. Будто в своем классе нет рыбаков?!

— Так его, Галка, — засмеялся Фонариков. — Давай выговор ему заодно объяви.

— Не остри, — отмахнулась Павлова. — Дело серьезное.

В классе Ромку Черданцева считали маменькиным сынком. Розовощекий, всегда в отутюженной форме, он походил на образцового школьника с плаката. Ромка в самом деле учился на круглые пятерки. Но зато его никто не видел на футбольном поле или, скажем, на велосипедных гонках, которые регулярно устраивались ребятами. Летние каникулы обычно мальчишки проводили на реке. Ромку родители увозили на дачу, где не было даже пруда. И Ромка не протестовал. Во всем этом была одна причина, о которой ребята не подозревали: отличник Ромка Черданцев рос трусоватым человеком. В футбол ему поиграть хотелось, но он боялся, что ненароком ударят бутсой по ноге, на велосипеде тоже можно сломать шею, а уж о плавании и говорить не приходится. Но свою трусость Ромка умело маскировал и даже самому себе не хотел признаваться в ней.

На речку его сманил Самсонов. Он сказал, что раз начала цвести черемуха — самый клев хариуса. И здесь нельзя терять ни одного дня. Витька рассказал, что в прошлом году он наловил около пуда рыбы, нынче тоже надеется на удачу.

Ромка едва успел перекусить, как со двора позвал его Самсонов. Витька держал два удилища, на нем были широкие и твердые брезентовые штаны, через плечо перекинуты червянка и сумка для рыбы. Он заставил Ромку надеть одежду похуже и, когда тот, наконец, собрался, протянул бамбуковое удилище:

— Держи. Знаешь, какое добычливое? В позапрошлом году чуть тайменя на него не вытащил.

Когда отошли немного, Самсонов поинтересовался:

— У тебя еще нет книг о комиссаре Мегрэ, Ромка? А ту я верну — не беспокойся.

— Я и не беспокоюсь. Кажется, есть… Поищу.

На центральной площади их ожидал Паша Наоборот. Он был обут в большие отцовские поношенные ботинки, из кармана куртки торчал пучок спутанной миллиметровой лески.

— Зачем это? — кивнул на леску Самсонов.

— Сам же говорил, что таймень может взяться.

— На такую крокодила можно вытащить, — усмехнулся Витька. — Горе-рыбаки. На реке живете, а ничего не знаете. Дай-ка мне твою веревку. Для перемета она хороша…

Паша Наоборот несколько раз наступал на шнурки от своих ботинок и падал, ругая почем зря дорогу. Ромке сделалось смешно, и он сказал, что дорога ни в чем не виновата, а Павлику надо покрепче зашнуровать ботинки.

— Да ну их ко всем чертям, — махнул рукой Паша Наоборот, снял ботинки и перекинул через плечо. Земля была уже теплая, а шелковистая травка приятно щекотала подошвы.

Мальчишки подошли к лодочной пристани. Здесь стояли неуклюжие плоскодонки, наполненные водой, потому что на них, по существу, никто не плавал, и было непонятно, для чего их сколачивали. Рядом приткнулись остроносые «тайдонки», как их здесь называли. Из-под днищ лодок торчали металлические рессорины, предохраняющие подвесные моторы от ударов о камни. Сверкали никелем и ветровыми стеклами дюральки с мягкими сиденьями. Но самыми необычными были несколько лодок, вытесанных из цельного дерева. Они чернели обожженными во время разводки на тлеющем костре боками, от них пахло дымом.

Самсонов подошел к одной из лодок и щелкнул по ее глянцевому боку, дерево зазвенело, и Витька с гордостью сказал: