Мария Прилежаева - Семиклассницы

Наташа слушала, и ей казалось, что вот-вот она уловит самое главное в рассуждениях Захара Петровича. Но вдруг обнаружилось, что новые доказательства вырастают из формул, неизвестных Наташе. Как же быть? Наташа украдкой смотрела по сторонам. Женя оперлась щекой на ладонь, и по ее оживленным глазам и чуть-чуть улыбающемуся рту Наташа догадалась, что Жене интересно. В среднем ряду, на соседней с Наташиной парте, сидела невысокая девочка с прямыми, как соломинки, немного лоснящимися волосами, зачесанными за уши.

Это была Маня Шепелева. Маня слушала, качала головой, что-то торопливо записывала и снова смотрела на Захара Петровича.

— Трудно? — шепнула Наташа.

— Еще бы! — шепотом ответила Маня и отвернулась, чтоб не мешали.

Захар Петрович вызвал:

— Тихонова!

Наташу кольнул в сердце холодок. Она вышла к доске, взяла мел и начертила на доске фигуру. Ей показалось, что получилось так же красиво, как у Захара Петровича. Дальше нужно было рассуждать. Наташа не умела делать вид, что знает, когда не знала. «Пусти!» решила она и положила мел.

Захар Петрович, который шагал по классу, опираясь на палку, сразу остановился и настороженно посмотрел.

— Вы плохо начали, — сказал Захар Петрович. — Еще две-три непонятные теоремы, и вам будет трудно, Тихонова.

Потом к доске вышла Маня Шепелева, и, хотя в классе было совсем тихо, Маня выкрикивала доказательства неестественно громким голосом, каким в жизни никогда не говорят. Когда Захар Петрович стоял около двери, она повертывалась и следила за ним взглядом; когда он подходил к окну, она снова поворачивалась, чтоб видеть его лицо.

— Спокойно, — сказал Захар Петрович и поморщился. — Не надо кричать. Хорошо, но если бы немного побольше своей догадки.

Он все же поставил Мане-усерднице пятерку.

Наташа смотрела в окно. Она сидела боком к Тасе, чтобы не видеть ее румяного лица с выпуклыми довольными глазами. Наташа хотела только одного — чтобы в перемену с ней никто не заговорил. Но с ней заговорила Лена Родионова. Лена получила на завтрак бублик и, нацепив на палец, крутила его вокруг пальца и говорила Наташе жалостливым голосом:

— Теперь уж он тебе не будет доверять. Теперь он тебя на каждом уроке будет испытывать. Если хочешь, попроси Валю Кесареву. Она объясняет отстающим. Только ее надо попросить, она у нас самолюбивая.

Наташа вяло надкусила бублик и сказала:

— Завтракай. Сейчас будет звонок.

Лена перестала вертеть бублик и завернула в платок.

— Что ты! — с удивлением возразила она. — Меня Борька каждый день приходит к школе встречать.

— Кто это Борька? — спросила Наташа.

— Борька! Братишка мой, — довольным голосом объяснила Лена Родионова, и ее круглое лицо с ямочкой на подбородке просияло в улыбке. — Ему шесть лет, а мать на работе. Я его раньше запирала, а теперь не запираю. Он мне картошку на обед чистим вот какой.

— Ты ему отдаешь свой бублик? — спросила Наташа.

— А как же? — ответила Лена. — Уроки кончились, он тут как тут, ждет около школы. А ключ от комнаты в кармане в кулак зажмет…

На французском Наташу спросили стихотворение, и она снова получила двойку. Маня-усердница с недоумением посмотрела на Наташу и быстро зашевелила губами, повторяя стихотворение.

Наташей овладела апатия. Все стало вдруг безразлично.

Прошло немного больше недели, и она незаметно для себя совершенно запуталась. Никто не догадывался предложить Наташе учебники, а сама она ни у кого не просила.

Перед звонком Тася раскладывала на парте книги, аккуратно обернутые в газетную бумагу. В каждой книге была зеленая или красная закладка. Тасино хозяйство содержалось в образцовом порядке. Она закатывала глаза к потолку и вслух повторяла даты перед уроками истории. Она сбивалась всякий раз и путала даты, так же как названия рек. Тася обладала способностью смотреть на учителя неподвижными глазами в течение целого часа. Тогда за уроками бывало особенно тихо — все наблюдали, как Тася не мигает. Выходя к доске, Тася придавала своему лицу особое кроткое выражение, стараясь в свою пользу расположить учителя. Но у доски обычно у нее все вылетало из головы, хотя Тася уверяла, что усердно готовит уроки.

Из всех учениц одна Валя Кесарева была способна ответить на любой вопрос учителя. Она не поднимала руки, когда поднимали все. Но если класс становился втупик, Валя спокойно и пространно объясняла то, чего никто не знал; иногда ей не удавалось при этом скрыть улыбку самодовольства. Валя Кесарева ревниво пересчитывала свои пятерки. Она ежедневно под каким-нибудь предлогом поднималась на третий этаж и любовалась там своей фамилией на доске почета.

Когда кто-нибудь из девочек тоже получал пятерку, Валя с беспокойством рассматривала другие их отметки в учетном листе. Вале Кесаревой нравилось быть украшением седьмого класса «А». Она не хотела, чтоб в классе появилось еще одно украшение. Чаще всего ей приходилось интересоваться отметками Жени Спивак. Многие Женины поступки были непонятны Вале. Если Женя опаздывала на первый урок, она не придумывала уважительных причин, а просто признавалась, что проспала. На переменах Женя часто читала, заткнув пальцами уши, и тогда во время урока была невнимательна, проливала чернила и отвечала невпопад.

Но однажды на уроке истории Женя рассказала о псах-рыцарях, Ледовом побоище и Александре Невском то, что никому не было известно. Учительница, покраснев от удовольствия, спросила, когда был образован Тевтонский орден. Женя не знала. Валя призналась себе, что не могла бы так рассказать, но зато уж не забыла бы даты. Она видела, что учителя выслушивают Женины ответы с любопытством, с каким не слушают даже ее, Кесареву.

Наташе Женя нравилась больше других. Наташа великодушно простила бы насмешку, если бы не была подавлена своими неудачами. Ей представлялось, что Женя и все остальные относятся к ней с пренебрежительной снисходительностью, как относятся к плохим и неспособным ученицам.

«Пусть!» — с вызовом думала Наташа. Приходя домой, она ложилась на диван вниз животом и, подперев кулаком щеки, читала книжки, стараясь не думать о школе.

Зинаида Рафаиловна наконец заметила Наташу.

— Тихонова! — наткнулась она на ее фамилию в журнале. — Это не та ли Тихонова, — спросила Зинаида Рафаиловна, — у которой сестра Катя кончила перед войной десятилетку?

— Да, — ответила Наташа.

— Способная девушка, — уверенно сказала учительница. — Ты учишься не хуже Кати? — спросила она.

Тася хихикнула в ладонь.

Наташа не хотела обманывать Белого медведя.

— Я не приготовила реки Западно-Сибирского края. У меня нет учебников.

— Как нет? А у других? У соседки?

Наташа промолчала.

— Неужели ты не нашла, у кого попросить книгу? — продолжала Зинаида Рафаиловна, с любопытством глядя на девочек. — Такие недружные? Каждый о себе? Как это плохо!

Зинаида Рафаиловна с непонятной настойчивостью рассматривала девочек и не спешила начинать урок.

— Хотелось бы мне знать: что вообще вы думаете о дружбе?

Вопрос был столь необычен, что никто не собирался ответить. Валя Кесарева не подняла руки — она считала себя обязанной знать только то, что требуется по программе. Кроме того, она не любила философствовать. Сзади скрипнула парта, все оглянулись на Женю Спивак.

— Во-от краснодонцы — э-это дружба.

— Да, — ответила Зинаида Рафаиловна, пристально глядя на Женю.

— Но ведь о-они герои, им бы-ыло из-за чего дру-у-жить.

Женя энергично тряхнула черными метелками.

— А вам?

— У нас все обыкновенно. Разве интересно дружить из-за уроков.

В перемену Тася предложила:

— Хочешь, дам учебники по всем предметам?

Наташа растрогалась и упрекнула себя в несправедливости к Тасе: вот только учительница сказала про дружбу, Тася сразу забыла о ссоре и хочет помочь.

— Мама достала лишние учебники. Хочешь? Только в обмен, — говорила между тем Тася.

Вечером она принесла учебники. Книжки были истрепанные. Пока Наташа проверяла страницы, Тася выбрала на полке «Дворянское гнездо» и «Накануне».

— Вот, — указала она, выпросив впридачу еще одну детскую книгу с золотыми буквами на обложке.

Наташа не успела выучить все названия по учебнику географии, как в дверь раздался решительный стук, и, не дожидаясь ответа, вошел Дима. Он бросил на стол «Дворянское гнездо» и «Накануне».

— Возьми! Как не стыдно Тасе! Я у нее отнял твоего Тургенева.

Наташа поставила Тургенева на его место на полке. Она очень обрадовалась Диме, ей только не хотелось, чтоб он узнал, как она плохо учится, ни с кем не дружит, как вообще неинтересно ей жить.

— Как у вас идут дела в школе? — спросила она.

— Хорошо. Военный кабинет открыли. Круглосуточное дежурство, на посту с настоящей винтовкой стоим.