Люси Монтгомери - Энн в Эвонли

Мистер Гаррисон принес назад клетку с Веселым Роджером, заметив, что бедной птичке одиноко взаперти, а Энн, исполненная всепрощения ко всему живому, предложила попугаю грецкий орех. Но Веселый Роджер был смертельно обижен и отказался идти на мировую. Он сидел на жердочке, нахохлившись до такой степени, что казался зелено-желтым шаром из перьев.

— А кто назвал его Веселым Роджером? — спросила Энн.

— Это брат. Я ужасно привязан к этой птице — вы и не представляете, как он мне дорог. Конечно, у него есть недостатки. И он мне очень недешево обошелся — не в смысле денег, а… Он, конечно, жуткий сквернослов, но теперь его уже от этого не отучишь. Я пробовал… и другие пробовали. Некоторые люди почему-то не выносят попугаев. Глупость какая-то… А мне они нравятся. Веселый Роджер скрашивает мне жизнь. Я ни за что не расстанусь с этой птицей, мисс, ни за что на свете!

Мистер Гаррисон выкрикнул последнюю фразу с каким-то вызовом, словно подозревая Энн в замыслах разлучить его с попугаем. Но Энн к тому времени прониклась теплым чувством к чудному сердитому толстяку, и к концу чаепития между ними установились самые дружеские отношения. Энн рассказала ему про свои планы украшения Эвонли, и он неожиданно их одобрил:

— Хорошая мысль. Действуйте. В этой деревне многое нуждается в улучшении, в том числе и ее жители.

— Ну, с этим я не согласна, — вспыхнула Энн. Самой себе и своим близким друзьям она, может, и признавалась, что у некоторых жителей Эвонли есть кое-какие, но не очень страшные и легко устранимые недостатки. Но не хватает еще, чтобы их критиковал какой-то чужак. — По-моему, Эвонли замечательная деревня, и люди здесь живут прекрасные.

— Я смотрю, вы тоже можете при случае вспылить, — заметил мистер Гаррисон, глядя на вспыхнувшие щеки и горящие негодованием глаза Энн. — Темперамент, я вижу, у вас под стать волосам. Да нет, Эвонли совсем неплохое местечко, а то бы я здесь не поселился. Но неужели вы отрицаете, что в нем все же есть недостатки?

— Мне Эвонли нравится со всеми своими недостатками, — упрямо сказала Энн. — Я не люблю людей, у которых совсем нет недостатков. По-моему, человек без единого недостатка наводит страшную скуку. Миссис Уайт говорит, что никогда не встречала человека без недостатков, но зато предостаточно наслышана о таком человеке — первой жене ее мужа. Вам не кажется, что это, наверное, очень неуютно — быть замужем за человеком, у первой жены которого совсем не было недостатков?

— Мне кажется, еще более неуютно жить с женой, у которой совсем нет недостатков, — с непонятным жаром заявил мистер Гаррисон.

Когда они закончили чаепитие, Энн перемыла посуду, хотя мистер Гаррисон уверял ее, что в доме полно чистой посуды — хватит на неделю и даже на две. Ей ужасно хотелось подмести пол, но она нигде не увидела веника и не стала спрашивать, опасаясь, что он вообще не водится в хозяйстве мистера Гаррисона.

— Приходите ко мне иногда поболтать, — попросил на прощанье мистер Гаррисон. — Соседи должны жить по-соседски. И мне любопытно, что у вас получится с вашим обществом. По-моему, это будет довольно интересно. С кого вы собираетесь начать?

— Мы не собираемся исправлять людей, только дома и улицы, — холодно ответила Энн, которой показалось, что мистер Гаррисон насмехается над их планами.

Когда она ушла, мистер Гаррисон долго стоял у окна и провожал глазами стройную девичью фигурку, легкой походкой шагавшую через поле, освещенное алым закатом.

— Я, старый пень, — произнес он вслух, — рядом с этой девчушкой словно молодею… И это такое приятное чувство. Хотелось бы ощущать его почаще.

— Рыжая соплячка! — насмешливо гаркнул Веселый Роджер.

Мистер Гаррисон погрозил попугаю кулаком.

— Ну ты, зловредная птица! — прорычал он. — Зря я, наверное, не свернул тебе шею, когда братец преподнес мне тебя в подарок. Сколько я от тебя натерпелся неприятностей — не сосчитать!

А Энн прибежала домой и весело поведала о своих приключениях Марилле, которая уже начала беспокоиться и подумывала, не отправиться ли на ее поиски.

— Не так уж плохо устроен мир, правда, Марилла? — улыбнулась Энн в заключение. — Миссис Линд тут на днях говорила, что стоит только понадеяться на что-нибудь хорошее, как тебя постигает разочарование… что надежды никогда не сбываются. Может быть, это и так. Но тут есть и оборотная сторона. Когда ждешь чего-нибудь плохого, то страхи тоже часто оказываются напрасными. Я боялась, что меня ждет жуткий скандал, а мистер Гаррисон совсем даже не сердился, и мы с ним неплохо пообщались. Я думаю, мы с ним подружимся, если только будем прощать друг другу недостатки. Но все-таки, Марилла, я больше никогда в жизни не стану продавать корову, предварительно не убедившись, кому она принадлежит. И попугая этого я терпеть не могу!

Как-то на закате Джейн Эндрюс, Джильберт Блайт и Энн стояли у изгороди в тени группы елей, там, где просека, известная молодым людям под названием Березовая аллея, выходила на дорогу. Джейн провела весь день у Энн, а теперь Энн провожала ее домой. У изгороди они встретили Джильберта и разговорились о том, что ждет их первого сентября, в день начала школьных занятий. Джейн завтра уезжала в Ньюбридж, а Джильберт — в Белые Пески.

— Вам обоим будет легче, чем мне, — вздохнула Энн. — Вы будете заниматься с детьми, которые вас не знают, а мне придется учить тех, с кем я сидела в одном классе. Миссис Линд говорит: они не будут меня уважать, как уважали бы незнакомую учительницу… Разве что я с самого начала буду держать их в страхе. А мне не хочется держать детей в страхе. Ох, как все это сложно!

— Ничего тут сложного нет, — безмятежно заявила Джейн, которая вовсе не собиралась облагораживать души своих учеников, а хотела просто честно зарабатывать свое жалованье, заслужить одобрение попечительского совета и получить в конце года поощрительную грамоту. Дальше этого ее устремления не шли. — Главное, чтобы в классе была дисциплина, а для этого нужна строгость. Если мои ученики не будут меня слушаться, я буду их наказывать.

— Как?

— Сечь. Как еще?

— Что ты, Джейн?! — испуганно воскликнула Энн. — Неужели ты на это способна?

— А почему бы и нет? Если того заслужат, высеку, — решительно ответила Джейн.

— Ну, а я не способна высечь ребенка, — так же решительно ответила Энн. — Кроме того, я вообще против телесных наказаний. Мисс Стэси никогда никого не секла, и все мы беспрекословно слушались ее. А вот мистер Филиппе только и делал, что кого-нибудь сек, а дисциплины у него в классе все равно не было. Нет уж, если я увижу, что не могу поддерживать дисциплину без телесных наказаний, уйду из школы. Можно заняться чем-нибудь другим. Я постараюсь завоевать любовь своих учеников, и тогда они будут меня слушаться.

— А если не будут, тогда что? — спросила практичная Джейн.

— И тогда я не буду их сечь. Я уверена, от этого нет никакого толку. Джейн, милая, не надо сечь учеников, даже если они будут озорничать.

— А ты как считаешь, Джильберт? — спросила Джейн. — Тебе не кажется, что бывают такие детки, с которыми без розог не справишься?

— Тебе не кажется, что сечь ребенка — дико и жестоко… любого ребенка?! — воскликнула Энн. Ее лицо пылало.

— Как сказать, — медленно проговорил Джильберт, раздираемый двумя противоречивыми чувствами: собственным убеждением, что некоторых деток порой не грех и высечь, и желанием соответствовать высоким идеалам Энн. — Вы обе в какой-то степени правы. Я считаю, что Детей лучше не сечь. Как и ты, Энн, я думаю, на них надо воздействовать другими способами, а к телесному наказанию следует прибегать лишь в крайнем случае. Но, с Другой стороны, я согласен и с Джейн: бывают дети, от которых иными способами ничего не добьешься и которым порка бывает даже полезна. Так что я буду прибегать к телесному наказанию только в крайних случаях.

Попытавшись угодить обеим сторонам, Джильберт, как это обычно бывает в таких случаях, не угодил ни одной.

Джейн тряхнула головой:

— Если мои ученики будут плохо себя вести, я буду их сечь. Это самый быстрый и легкий способ добиться послушания.

Энн бросила на Джильберта разочарованный взгляд.

— А я никогда не буду сечь детей, — твердо сказала она. — Я считаю — это неправильно, в этом нет необходимости.

— А что, если ты дашь мальчику задание, а он тебе в ответ нагрубит?

— Я оставлю его после уроков, ласково и твердо с ним поговорю, — ответила Энн. — В каждом человеке есть что-то доброе, надо только уметь в нем это найти. И долг учителя — искать и развивать это доброе. Так говорил нам профессор в Куинс-колледже. А что хорошего можно найти в ребенке при помощи розог? Оказывать на детей доброе влияние — это первый долг учителя. Это даже важнее, чем научить их читать, писать и считать. Так говорил профессор Ренни.