Сергей Алексеев - Жизнь и смерть Гришатки Соколова

Покосился он еще раз на Хлопушу и рассказал Пугачеву, как было.

– В бочке? Ну и дела! Хоть мал, а хитрец, вижу. А чего это у тебя волосы на голове прожжены?

Поведал Гришатка, как Рейнсдорп выбивал о его голову трубку.

– Ах, злодей! - воскликнул Пугачев. - Ну я до него доберусь. А как звать тебя, молодец?

– Соколов я, Гришатка.

– Соколов? - переспросил Пугачев. Повернулся к Хлопуше: - И ты Соколов.

– Так точно, ваше величество, - гаркнул колодник. - Соколов Афанасий.

– Ну и дела, - усмехнулся Пугачев. - Выходит, и Сокол ко мне прилетел, выходит, и Соколенок.

Прошло три дня. Обжился Гришатка на новом месте. Оставили его тут же, при "царском дворце". Только не наверху, а внизу, в пристройке, на кухне у государевой поварихи Ненилы.

– Заходи, располагайся, - сказала Ненила. - Чай, и место и миска тебе найдутся.

Постригли Гришатке голову вкруг - по-казацки. Хлопуша притащил полушубок. Ненила где-то достала новые валенки. Хоть и велики валенки, хоть и плохо держатся на ногах, зато точь-в-точь такие же, как у самого царя-батюшки, - белые, кожа на задниках.

Стал Гришатка гонять по слободе. Слобода большая. И с каждым днем все больше и больше. Валит сюда народ со всех сторон. Наскоро ставят новые избы, роют землянки. Людей словно на торжище. Казаки, солдаты, татары, башкиры.

Одних мужиков - хоть море пруди.

Бежит Гришатка по бердским улицам.

– Привет казаку! - кричат пугачевцы.

– Ну как генерал Рейнсдорп?

– Скоро ли крепость сдастся?

Вернется Гришатка домой. Накормит его Ненила. Погреется мальчик и снова к казакам и солдатам.

Знают в слободе про Гришатку все: и как он был за голосистую птицу, и как в Ганнибалах ходил, и как выбивал губернатор о Гришаткино темя трубку.

Знают про Тоцкое, про лютое дело офицера Гагарина. И про Вавилу знают, и про парикмахера Алексашку, про Акульку и Юльку, про деда Кобылина.

Известнейшим человеком на всю слободу оказался Гришатка.

"Дитятко", - называет его Ненила.

– Ух ты, прибег. Царя заслонил. Жизнь свою ни в копейку, восторгается Гришаткой Хлопуша.

– Казак, хороший будет казак, - хвалят мальчика пугачевцы.

Утро. Мороз. Градусов двадцать, но тихо, безветренно.

Поп Иван, священник пугачевского войска, приводит вновь прибывших в Берды к присяге.

Крыльцо "царского дворца". Ковер. В кресле сидит Пугачев. Рядом, ступенькой ниже, в поповской рясе поверх тулупа, свечкой застыл священник Иван. Лицо ястребиное, строгое. Перед крыльцом полукругом человек триста новеньких. Среди них и Гришатка. Все без шапок. Кто в армяке, кто в кацавейке, кто в лаптях и онучах, лишь немногие в валенках.

– Я, казак войска государева, обещаюсь и клянусь всемогущим богом... - начинает густым басом священник Иван.

– Я, казак войска государева, обещаюсь и клянусь... - в одну глотку повторяют стоящие.

– Я, казак войска государева... - шепчет Гришатка.

– Клянусь великому государю императору Петру Третьему Федоровичу служить не щадя живота своего до последней капли крови, - продолжает поп Иван.

– Клянусь великому государю... - разносится в морозном воздухе.

– Служить до последней капли крови, - повторяет Гришатка.

Проходит четверть часа. Присяга окончена.

Пугачев подымается со своего места, кланяется в пояс народу.

– Детушки! - Голос у Пугачева зычный, призывный, Гришатку аж дрожь по телу берет. - Молодые и старые. Вольные и подневольные. Русские, а также разных иных племен. Всем вам кланяюсь челом своим государевым. Царская вам милость моя, думы мои вам и сердце.

– Долгие лета тебе, государь, - несется в ответ.

– Детушки, - продолжает Емельян Иванович. - Не мне клянетесь, себе клянетесь. - Голос его срывается. - Делу великому, правде великой, той, что выше всех правд на земле. В синь-даль вас зову, в жизнь-свободу. Иного пути у нас нетути. Не отступитесь же, детушки, не дрогните в сечах, не предайте же клятву сею великую.

И из сотен глоток, как жар из печи:

– Клянемся!

– Клянемся!

– Клянусь! - шепчет Гришатка.

"УФ!"

– Гришатка, Гришатка, - позвала Ненила. - Собирайся, с государем в баню пойдешь.

Собрался Гришатка. Ух ты, не каждому от батюшки подобная честь!

Баня большая, с предбанником. Фонарь с потолка свисает.

Маленькое оконце в огороды глядит.

Липовая скамья. Полка-лежанка. Котел с кипящей водой. Рядом второй, поменьше - для распаривания березовых веников. В нем квас, смешанный с мятой. Груда раскаленных камней для поддавания пара.

Раздевался Гришатка, а сам нет-нет да на государево тело взглянет. Вспомнил про царские знаки. Видит, у Пугачева на груди пониже сосков два белых сморщенных пятнышка. "Они, они", - соображает Гришатка.

Заметил Пугачев пристальный взгляд мальчика, усмехнулся:

– Смотри, смотри. Тебе такое, конечно, впервой.

Зарделся Гришатка.

– Это царские знаки?

– Так точно, - произнес Пугачев. - Каждый царь от рождения имеет такие.

– Прямо с младенчества?

– Прямо с младенчества. Как народилось царское дите, так уже и сразу в отличиях. Вот так-то, Гришатка.

Мылись долго. Пугачев хлестал себя веником. То и дело брался за ковш, тянулся к котлу, в котором квас, смешанный с мятой. Подцепит, подымется и с силой на раскаленные камни плеснет. Шарахнутся вверх и в стороны клубы ароматного пара. Квасом и мятой Гришатке в нос.

Мылся Гришатка и вдруг вспомнил, что забыл он передать великому государю поклон от Савелия Лаптева. Бухнулся мальчик на мокрый пол Пугачеву в ноги:

– Поклон тебе, великий государь, от раба божьего Савелия Лаптева.

– Что?!

– Поклон тебе, великий государь, от раба божьего Савелия Лаптева.

– Встань, встань, подымись!

Встал Гришатка, а Пугачев посмотрел куда-то поверх Гришаткиной головы и о чем-то задумался.

Было это давно, в 1758 году, во время войны с Пруссией. Донской казак Емельян Пугачев находился в далеком походе. Молод, горяч казак. Рвется в самое пекло, в самую гущу боя. Вихрем летит на врага. Колет казацкой пикой, рубит казацкой шашкой. "Бестия, истинный бестия!" - восхищаются Пугачевым товарищи.

Сдружился во время похода Пугачев с артиллерийским солдатом Савелием Лаптевым. Соберутся они, о том о сем, о жизни заговорят. Пугачев - о донских казаках. Лаптев - о смоленских крестьянах. Сам он родом оттуда. И как ни говори, как ни рассуждай, а получается, что нет жизни на Руси горше, чем жизнь крестьянина и казака-труженика.

"Эх, власть бы мне в руки, - говорил Пугачев. - Я этих бар и господ в дугу, в бараний рог крутанул бы. А мужику и рабочему люду - волю-свободу, землю и солнце. Паши, сей, живи, радуйся!"

"Ох, Омелька, быть бы тебе царем, великим государем", - отвечал на это Савелий Лаптев.

"Эка куда хватанул, - усмехнулся Пугачев. - Да разве может так, чтобы царь - и вдруг из простого народа?"

"Не бывало такого, - соглашался солдат. - Прав. Не бывало. Да мало ли чего не бывало..."

Потом судьба разлучила друзей. Прошли годы...

– Так как, говоришь, Лаптев сказал? - обратился Пугачев к Гришатке.

– Поклон тебе, великий государь... - начинает мальчик.

– Стой, стой, - прервал Пугачев. "Великий государь! - произнес про себя и подумал: - Одобряет, выходит, Лаптев. Не забыл старое. Царем величает. Ну что же, царь так царь. Держись, Емельян Иванович". - Эй, Гришатка! - закричал Пугачев. - Залезай-ка на лавку. А ну, давай я тебя по-царски.

– Да я сам, ваше величество.

– Ложись, ложись, говорю. Не упорствуй.

Намылил Пугачев Гришатке спину, натер бока до пурпурного цвета мочалой. Взялся за березовый веник. Заходило под взмахами Гришаткино тело. Разыгралась, забилась в сосудах кровь.

– Вот так, вот так, - усмехаясь, приговаривает Пугачев. - Чтобы болезни и хвори к тебе не пристали. Чтобы пули тебя не брали. Чтобы рос ты, Гришатка, как дуб среди степи. Чтобы был ты не раб, а казак!

Потом Пугачев подхватил в бадейку воды. Отошел, хлестанул на Гришатку. Гришатка захлебнулся и фыркнул:

– Уф!

Собралось в Берды до трех тысяч простых крестьян мужиков-лапотников. Они-то и ружья в руках никогда не держали. Многие пики не видели.

Приказал Пугачев для крестьянской части своего войска устроить учения.

Вели занятия сразу же за слободой на открытом месте. Бегают мужики в атаку. Учатся пикой владеть, в казацком седле держаться.

Тут же неподалеку установлено три щита, и на них мишени. По мишеням из ружей идет пальба.

Около стрелков крутится Гришатка. Интересно ему. Стоит смотрит.

Стараются мужики. Пугачев заявил, что лучшему стрелку будет с его царской головы шапка. Шапка дорогая, мерлушковая, с малиновым верхом. То-то бы угодить в самое яблочко.