Геннадий Блинов - Зона действия

Марфуша подняла вверх палец и смотрела на Антошку, вся светясь и ожидая такой же восторженности от сногсшибательного сообщения. И тот, проникаясь ее настроением, удивленно и как-то растерянно смотрел на маленькие точки, изображавшие созвездие Золотой Рыбы, и на ту звездочку, которая обладает немыслимой яркостью…

— Как же так, — тихо сказал он. — Если она приблизится к нашей Земле, то мы сгорим?

Марфуша хитро ухмыльнулась и успокоила гостя:

— Не бойся, Антоша, не сгорим. Эта звездочка никогда-никогда не приблизится к нам. Ты знаешь, — доверчиво сказала она. — Я умом понимаю, а представить никак не могу: мир бесконечен. Вроде бы во всем есть начало и конец, а звездный мир — бесконечен… Как же это так?

Антошка еще никогда не задумывался над бесконечностью мира, да и, признаться, слышал об этом впервые. Он потупился и сказал:

— Может, ученые ошибаются? Как это — без начала и без конца?

— Не ошибаются, — по-взрослому сказала Марфуша. — Задурила я тебе голову астрономией. Вот выучусь, тогда, может, и сумею объяснить, почему мир бесконечен.

Марфушка вышла на балкон. Теплый ветерок взъерошил ее волосы, и Антошке на миг показалось, что девчонка стоит на капитанском мостике и смотрит в бушующее море… Антошку всегда манили к себе жаркие страны, он любил мечтать о том, как преодолевает моря и океаны. Он бы с радостью стоял на мостике с такой девчонкой, как Марфуша. С ней можно идти в разведку, можно идти в бурное море…

— Антошка, — сказала Марфуша. — Хочешь, мы сходим на Маякову гору. С нее лучше видны звезды. И я покажу тебе Полярную звезду и Млечный Путь. Я покажу тебе Туманность Андромеды и еще много интересных звезд.

— Может быть, возьмем с собой Яшку, — предложил Антошка. Но Марфуша покачала головой.

— Он не любит ходить на Маякову гору, и я знаю, почему не любит.

Ребята миновали последние дома и начали подниматься вверх. Тропка множилась, разбегалась по сторонам, терялась между берез.

— Весной здесь красотища, — сказала Марфуша. — Медунки и кандыки — как голубое небо. А потом появляются кукушкины слезки. От них запах — лучше любых духов. И вообще Маякова гора — это не просто гора. Здесь ведь прошла трасса к поселку. Ее строили и моя мама, и Савелий Иванович, и комсорг Глеб Коржецкий.

Они остановились около огромной высоковольтной мачты, чуть ли не упирающейся в низкие облака.

— Вот около этой опоры и случилось несчастье с Савелием Ивановичем. Тогда здесь еще не было мачты, а зияла ямина, — тихо сказала Марфуша.

Солнце, крадучись, пряталось за горизонт, и голубой сумрак повис над стройкой, постепенно густея и превращая остовы строительных объектов в фантастические чудовища и гигантские космические корабли.

Антошка взглянул в небо. И отсюда, с высоты Маяковой горы, ему и в самом деле показалось ближе к далеким звездам, и горели они ярче. Марфуша сказала:

— Ты не думай, Антошка, что звезды по цвету одинаковые. Если смотреть в телескоп, то они и белые и голубоватые, и желтоватые, и красноватые. Они очень красивые, эти звезды… Видишь на севере яркую звезду?

Антошка взглянул, куда она указывала, и нашел эту звезду, она была на отшибе. Антошка видел ее и раньше — эту звезду ему показывал отец.

— Я знаю Полярную звезду, — сказал он. — Она помогает людям находить дорогу.

— Да, ее еще называют Путеводной звездой. Но ты не знаешь другого. Ты только представь себе, Антошка: луч света, который мы сейчас видим, покинул Полярную звезду где-то четыреста восемьдесят лет назад. А ведь это значит, что мы видим Полярную звезду такой, какой она была во времена Колумба!

— Далековато, — вздохнул Антошка, стараясь как-нибудь представить это гигантское расстояние, но у него не хватило воображения.

Сумерки сгущались. Уже еле видны были провода высоковольтной линии, они терялись где-то в небе, и на миг Антошке показалось, что они тянутся в далекую даль, туда, где над Северным полюсом повисла путеводная звезда. И, будто угадывая его фантастические мысли и стараясь поддержать его, Марфуша тихо сказала:

— Придет время, и человек все равно ступит на звезды… Знаешь, Антошка, я завидую собачке Лайке, которая первая летала в космосе. Я недавно была в Новокузнецке и смотрела у знакомых телевизор. И видела эту счастливую собачку. Я бы хоть что отдала, если бы можно было очутиться на ее месте и посмотреть на нашу землю из космоса. Знаешь, я часто прихожу сюда и всегда надеюсь увидеть спутник. Их ведь уже летает несколько штук. Люди их видят, а мне все не везет и не везет. Но я — упрямая. И когда что-нибудь очень хочешь, и не теряешь надежды, и не пасуешь, то обязательно удача приходит.

Но густо высыпавшие звезды будто замерли, напряженно оглядывая со своих невообразимых высот маленький шарик Земли, и ни одна из этих звезд не мчалась в безбрежном космосе, как мчатся искусственные спутники Земли.

Огромные фарфоровые сережки-изоляторы резко выделялись на фоне чернильного неба.

— Гудят провода, — вздохнула Марфуша. — Я слышала, что это к ненастью. Не знаю, правда или нет.

— Небо будто дегтем намазали. Наверное, к дождю, — сказал Антошка. — Ты расскажи, Марфуша, о своей маме и об этой линии.

Над поселком повисла тишина: вечером не было слышно глухих ударов копров, притихли башенные краны, устав от дневного перезвона.

Марфуша смотрела вниз, задумчиво улыбаясь.

— Знаешь, Антошка, я очень счастливая. Потому что у меня есть мама, что рядом со мной живет Савелий Иванович, и что я на этой стройке, и что есть эта Маякова гора, с которой так хорошо видны звезды. Ты, наверное, слушаешь меня и думаешь, что я наивная и глупая. Может быть, и глупая, но только я не умею притворяться. Я тебе все расскажу. И о маме, и о комсорге Коржецком, и о Яшкином отце.

Внизу, у подножья горы, где-то на краю поселка заиграла музыка. Ее звуки будто убаюкивали уставших за день людей.

— Духовой оркестр, — сказала Марфуша. — Пойдем туда. Это на танцплощадке.

Собственно, никакой танцплощадки не было — Антошка увидел выбитый сотнями ног черный пятачок земли. На нем кружились пары. Парни были в солдатских гимнастерках, в начищенных до блеска кирзовых сапогах, девчата в нарядных платьях. Многие из них пришли сюда в туфлях на высоких каблуках, и танцевать в них было неудобно. Антошка видел, как они изредка легонько запинались на выбоинах и виновато улыбались своим партнерам.

Оркестранты сидели чуть в сторонке на грубо сколоченных табуретках и старательно дули в трубы.

Среди солдат танцевало несколько парней, одетых в штатское. Один из них показался Антошке знакомым, и он, указав на него пальцем, спросил Марфушу:

— Вон тот, в безрукавке, кто?

— Чудак-человек, — сказала девочка. — Это же комсорг, Глеб Коржецкий. Он со своей женой танцует. Посмотри, Антошка, какая она у него красавица. Прямо как в сказке, писаная.

В самом деле, жена комсорга была и чернобровая, и румяная, и косы свисали до пояса. Рядом с ней круглолицый, с жиденьким сбившимся чубчиком Глеб совсем не казался принцем. Он танцевал неумело, сбивался с ритма и толкал соседей.

— Твоему комсоргу медведь на ухо наступил — он же не слышит музыки, — сказал Антошка. Марфуша обиделась:

— И никакой он не мой. Только уметь танцевать — не главное. Коржецкому некогда было ходить на танцы — он работал бетонщиком, а вечером учился в школе. Савелий Иванович говорит, что на таких парнях, как Глеб, Земля держится…

Весело сияли звезды, до которых было будто бы и близко, а на самом деле невообразимо далеко, тихо пели о чем-то провода, шагнувшие в поселок строителей с Маяковой горы, загадочно перешептывались между собой березы, и по жилам, вместе с кровью, лилась теплая музыка солдатского оркестра. Антошка вдруг подумал, что вот такой хороший вечер у него — самый первый в жизни, что жизнь у него только начинается и что он очень счастливый человек…

— Мне хочется вырасти побыстрее и танцевать вместе со всеми, — с заметной печалью в голосе сказала Марфуша. — Ты не смейся, Антошка, я не вру. И еще мне обидно, что я некрасивая.

Антошка робко взял Марфушкину руку и легонько сжал ее. Ладошка у нее была маленькая и теплая.

— Тебе только кажется, что ты некрасивая, а на самом деле красивая, — сказал он.

— Ты, правда, так считаешь, Антошка? — оживилась девочка. — Ух, какая же я дуреха. Я ведь перед зеркалом верчусь-верчусь — и сама себе нисколечко не нравлюсь.

Антошке хотелось сказать, что Марфуша, если по-честному, лучше всех девчонок на свете. Он, конечно, не смог бы объяснить, почему Марфуша лучше всех, но Антошка это знал точно. И еще ему хотелось сказать Марфуше много хороших и необычных слов, но он не мог найти этих слов, а если бы и нашел их, то все равно сказать не решился.