Лесные были - Федор Константинович Тарханеев

МАЛЕНЬКАЯ ПЕВУНЬЯ

Солнце стояло высоко над горизонтом. Над болотом носились терпкие запахи багульника. Перелётные птицы, ласточки-касаточки и чёрные острокрылые стрижи, начали уже ранний отлёт на юг. Наступала уральская осень.

Я шагал по высохшему болоту, выбирая путь среди кочек, покрытых желтеющей осокой. Вдруг я услышал песенку.

«Ласточка поёт. Последние улетают»,— подумал я и в изумлении остановился: песенка доносилась не с воздуха, а с земли. «Это не ласточка, но кто же?»

Внимательно осматривая мхи, кочки, траву, я увидел желтовато-серенькую мышь-малютку. Она сидела у болотной кочки и, не замечая меня, самозабвенно пела.

Минуты две я слушал серенькую певунью.

Под ногой у меня хрустнула сухая ветка. Мышка затихла и повернула голову в мою сторону. Встретилась со мною глазами, вздрогнула и мгновенно исчезла среди моховых кочек. Я постоял ещё несколько минут, но певунья не возвратилась.

ОКУНИ 

Этой весной вверх по реке шло много рыбы, особенно окуней. На её пути и построил Иван Андреевич загородку-заездок: двадцатиметровую реку он перегородил вершами. Ход для рыбы закрыл, но в верши её попадало мало.

— Куда же уходит рыба?

Иван Андреевич сел на сухую кочку около заездка. Весеннее солнце крепко пригревало землю. На кочках зеленела молодая осока.

В воздухе бабочки, мошки. Где-то звонко пел зяблик.

Вода в реке была настолько светлая, что на дне можно было рассмотреть даже мелкие камешки. Вот появилась стая окуней.

— Ну, сейчас попадут в верши,— решил рыбак.

Впереди стаи шёл крупный окунь.

«Ишь ты! Руководитель, видно», — подумал Иван Андреевич.

Не доходя до заездки, окунь остановился, затем медленно поплыл вдоль загородки, словно что-то разыскивая.

Не все верши на дно стали плотно, под ними кое-где виднелись отверстия, но такие маленькие, что рыбёшка не могла в них пройти. Окунь выбрал одно из таких отверстий, повернулся к нему хвостом и стал шевелить плавником, разметая ил. Вода замутилась. Окунь уверенно продолжал своё дело. Отверстие увеличивалось.

Наконец он остановился, повернулся к отверстию и скользнул в него. Следом за ним один за другим пошли и остальные окуни.

— Ну и ну! — развёл руками рыбак. — Вот, оказывается, куда уходит рыба. Тут никакие загородки не помогут.

ЕРШОВЫЙ АМБАРЧИК

Хоть с виду ёрш — рыба неказистая, но из него получается прекрасная уха. Вот почему рыбаки любят ловить ершей.

Но не только люди охотятся за ними. Не прочь полакомиться ершом и щука, да редко ей удаётся съесть щетинистого ерша. С хвоста поймать — колется, а с головы— не достанешь. Чуть покажется хищник, ёрш приткнётся ко дну или камню, хвостом вверх, и стоит спокойно, чуть шевеля плавниками.

Ерш — рыба глубинная, всегда держится вблизи дна. Любит он укромные места: щели в озёрных скалах, донные пни, старый утонувший лес. Где может укрыться ёрш от опасности, там ему и пристанище.

Клюёт ёрш главным образом вечером и ранним утром.

Ночью ерша удят с фонариком на донную уду без поплавка. Некоторые рыбаки ночью удят без удилища. Намотают лесу на палец и, осторожно пошевеливая рукой, чтобы насадка с крючка привлекала ерша, ожидают клёва. Схватит ёрш крючок с насадкой, тут уж не зевай — ёрш может легко затащить крючок в камни или пни, тогда прощай и ёрш и крючок, да и леса пострадает. Даже если ёрш и не затащит крючок в камни, то и тогда плохо: он может проглотить его, тогда вынимать крючок приходится с большим трудом.

Мой приятель Савва Петрович был большой любитель удить ершей. Летом, чуть солнце склонится к вершинам зубчатых Уральских гор, он уже на берегу готовит свою маленькую долблёную лодочку.

— Куда, на камни или к пням? — спрашивают рыбаки.

Савва тряхнёт густыми длинными волосами и с добродушной, ласковой улыбкой ответит:

— Сегодня на пни, там ёрш хорошо клевать будет.

Почему на пни и почему обязательно там ёрш клевать будет, Савва никогда не объяснял. Знали одно, что он никогда не возвращался с ловли без крупных ершей.

Однажды ранней весной Савва начал рубить сруб.

— Что это ты, Савва Петрович, мастеришь? — интересовались соседи.

— Амбарчик делаю, — хитро прищурившись, отвечал Савва, любовно обтёсывая брёвна.

Но что за амбарчик, для чего — оставалось загадкой.

Только в апреле, когда начал таять лёд, Савва перевёз сруб на озеро.

Сруб этот был необыкновенный: из лиственницы, длиной и шириной в шесть метров, а высотой в полтора метра.

Дивилась деревня: что это Савва затеял? Гляди, лёд растает, утонет тяжёлый сруб. Пропадут труды у старика.

Пришёл тёплый май, и сруб утонул.

В то же лето, к немалому удивлению соседей-рыбаков, Савва выехал на ловлю ершей к тому месту, где утонул сруб. В тихие тёплые вечера лодка Саввы подолгу оставалась у сруба.

Первый год слабо клевали ерши. Но когда сруб покрылся слизью и на нём появился красный донный червячок-малинка — любимое лакомство ершей, начался большой лов. Теперь уже не один Савва сидел у амбарчика, а по нескольку лодок, сомкнувшись кольцом, стояли на месте лучшего ершового клёва.

Прошло много лет. В тёплые летние вечера около амбарчика Саввы Петровича рыбаки по-прежнему ловят светлоглазых ершей.

ЛИС ЛИСЫЧ

Мой приятель Николай Фёдорович нашёл в лесу маленького зверька.

— На собаку походит и на котёнка...— удивился он, рассматривая зверька. — А не то и не