Орлик - Вера Васильевна Чаплина

Ная — это выдрёнок. Туловище у Наи длинное и гибкое, словно без костей; головка приплюснутая, похожа на змеиную, и маленькие, как бусинки, глаза. Если разбирать по отдельности, Ная могла показаться просто уродкой, но, покрытая пушистой шёрсткой, она была такая хорошенькая, что каждому хотелось её приласкать.

Взяла я Наю совсем маленьким выдрёнком. Много возни с таким малышом: нужно кормить его и днём и ночью, а если он озябнет, согреть его — класть рядом бутылку с горячей водой. В это время я была в отпуску и жила на даче. Ная мне очень нравилась, и я решила взять её к себе на воспитание.

Дома больше всех обрадовался Нае мой сынишка Толя.

Он где-то читал о том, как хорошо плавает и ловит рыбу выдра, и вот теперь у него есть настоящая маленькая выдра, и он уверял нас, что когда Ная вырастет, она обязательно будет ловить ему рыбу.

Толя взялся ухаживать за ней сам. В углу около своей постели приготовил он для Наи тёплое, удобное гнёздышко, напоил её молоком и уложил спать. Уснула Ная почти сразу, на боку, а лапку положила под головку, совсем как человек. Спала она так почти всегда или ещё ложилась на спинку и складывала лапки на животе. Тогда Толя покрывал её одеяльцем, и выходило очень забавно.

Ная скоро привыкла к нам: узнавала всех по голосу, по шагам.

Бывало ещё только к двери подходишь, а она уже бежит навстречу и звуками, похожими на щебетанье птицы, выказывает свою радость.

Вообще Ная была очень ласковым и весёлым зверьком. Весь день проводила она в играх: кувыркалась через голову, ловила себя за хвост. Была у неё и своя любимая игрушка — Толина плюшевая собачка. Чего Ная с ней только не выделывала! То вдруг бросалась на неё, как на добычу, и теребила её за большие мягкие уши, то отбегала, высоко подняв свой длинный хвост, и снова кидалась на собачку. Или же ложилась на спину, обнимала передними лапами игрушку и начинала с ней бороться. В её лапах собачка становилась как живая — подпрыгивала, как будто нападала, отскакивала. Устав, Ная засыпала тут же, рядом с игрушкой. Если же собачку убирали, она скучала, искала её по комнате и тонко пищала.

В родной стихии

Когда Ная подросла, мы стали ей давать, кроме молока, ещё рыбу: сначала чищеную и мелко нарезанную, потом целиком и даже живую. Рыбу приносили ребята. Они очень интересовались выдрёнком. Приходили к нашему дому и терпеливо ждали, когда кто-нибудь выйдет с Наей погулять.

Ная ребят любила, играла с ними и никогда не кусала. Скоро у неё среди детворы появилось много друзей. Бывало придёшь домой, а дверь вся увешана связками рыбы и записками: «Для Наи от Коли», «Пусть Ная кушает и поправляется. Стёпа Иванов», «Рыбу принёс В. Федосьев»… Одним словом, сколько связок, столько и записок. Приносили и живую рыбу. Приносили в банке с водой и ставили под дверь. Сколько раз случалось — выйдешь из комнаты и ногой в банку с водой угодишь: рыба в одну сторону, банка — в другую, а вода ручейком по полу растекается.

Живую рыбу Ная очень любила. Мы наливали в таз воды и пускали туда рыбёшек. Как увидит Ная рыбу в тазу — не удержать её. Словно угорь, в руках извивается, вырвется и сразу в таз бросится, только брызги во все стороны летят. Где выдра, где рыба — ничего не разберёшь, только таз ходуном ходит. Но какая бы рыбёшка ни была маленькая, Ная всё равно её поймает.

После купанья Ная всегда вытиралась, чаще о Толину постель. Залезет под одеяло и катается под ним, пока сухая не станет. Она-то сухая, а одеяло мокрое; по нескольку раз в день сушить приходилось. А потом ещё повадилась спать вместе с Толей. Залезет, вся грязная да мокрая, в кровать и прижмётся к нему. Прямо беда! И чего только Толя не делал, чтобы её от кровати отучить: и стульями и щитами какими-то загораживался, когда спать ложился. В комнате крепость настоящую сделает — ни пройти, ни пролезть. Да не тут-то было! От Наи так просто не избавишься. Если ей не удавалось пролезть в какую-нибудь щель, она поднимала такой крик, что всех будила, и Толе волей-неволей приходилось её брать к себе. Тогда он вот что придумал. Ная, как и все выдры, видела плохо. Пользуясь этим, Толя её чем-нибудь отвлечет, а сам тут же одним прыжком в кровать бросится и затаится. Не видит Ная Толю. Вытянет длинную шейку и старается уловить по малейшему шороху, где он.

Слух у Наи был замечательный. Если Толя не шевелится, Ная свистнет раз, другой, подождёт и, не получив ответа, уходит спать на своё место. Если же Толя не выдержит и хоть чуть-чуть шелохнётся, Ная бросается к нему и просится опять на кровать.

Оставаться одной Нае не нравилось. Когда мы уходили гулять, она начинала так кричать, что приходилось её брать с собой.

Прогулки Ная любила, бежала за нами, как собачонка, и ни на шаг не отставала. Гуляли мы с ней везде, только к реке подходить боялись. Боялись, что Ная увидит воду, уйдёт и не вернётся.

Но вот однажды мы пошли в лес. На своих коротких ножках Ная скоро устала бежать за нами, попросилась в корзинку, да там и уснула. А тут ещё грибы по дороге попались. Куда их складывать? Конечно, в корзину. Так и клали их, пока Наю совсем не заложили.

День был солнечный, жаркий. Мы решили пойти искупаться и совсем забыли, что в корзине под грибами у нас спала выдра. Подошли к реке, стали раздеваться. Вдруг корзина заколыхалась, посыпались грибы, и прежде чем я успела сообразить, в чём дело, Ная уже очутилась на берегу.

— Ная! Ная! Ная! — кричали я и Толя,