Юстейн Гордер - Рождественская мистерия

А может быть, и весь окружающий мир — это волшебный рисунок, который преображается сам собой? Ведь мир вокруг нас постоянно изменяется.

Иоаким замер, напряженно вглядываясь в волшебный календарь: если Бог создал мир таким, что тот способен изменяться сам собой вплоть до самых незначительных деталей, значит, он вполне мог создать и картинку, которая может преображаться сама собой прямо на глазах того, кто ее рассматривает?

И тут Иоаким перевел дух. У него теперь уже не было сомнения в том, что пастух на большой картинке был тот же самый, которого Элизабет повстречала по дороге в Вифлеем. Единственно, что вызывало сомнение Иоакима, — был ли в руках у пастуха посох уже тогда, когда Иоаким получил календарь от книготорговца в книжной лавке. Но пусть он так никогда и не узнает этого, все равно ясно: картинка на календаре необыкновенная, ведь всякий раз на ней открывается что-то новое. Уже одно это делало календарь совершенно удивительным.

Иоаким стал снова рассматривать те маленькие картинки, которые обнаружил за окошками. На самой первой была изображена Элизабет рядом с ягненком в отделе игрушек. А потом перед ним предстали ангел в лесу, старинный автомобиль и пастух с посохом.

Иоаким раскрыл окошко с цифрой 5. На картинке была нарисована лодка. В лодке сидели пастух, ангел, маленькая девочка и несколько овец. Иоаким сразу понял, кто это. Но больше всего его интересовало послание на тоненьком листочке бумаги.

Он развернул его и с нетерпением начал читать:

Третья овца

Элизабет, ягненок, ангел, овца и пастух бежали через Швецию по дорогам, засыпанным гравием, по заросшим травой проселочным дорогам, среди золотистых полей, сквозь густые леса и наконец пришли к маленькому городку у моря. Дул такой сильный ветер, что море было неспокойно и волны обрушивались на причал. Вдали, на горизонте, они заметили шхуну с тремя высокими мачтами. На окраине города стоял огромный замок.

— Мы находимся в провинции Халланд, — пояснил Эфириил. — Город называется Хальмстад, а о берег бьются волны пролива Каттегат. Часы показывают, что прошло уже тысяча семьсот восемьдесят девять лет от Рождества Христова.

— Мы все еще в Швеции? — спросила Элизабет.

Эфириил кивнул.

— Но не так давно это была часть Дании.

Пастух Навин снова стал торопить их. Чем дальше на юг, тем более равнинной становилась местность. Среди пастбищ и огороженных выгонов там и сям попадались деревушки всего из нескольких домиков; в каждой была церковь.

Они бежали сквозь густой дремучий лес. Вдруг пастух Навин остановился и опустился на колени возле березы. Он заметил овцу, попавшую в силки.

— Кто-то расставил силки для зайца или для лисы, — сказал он, затем освободил ногу овцы из веревочной петли и добавил: — Но теперь эта овца должна отправиться с нами в Вифлеем.

Ангел Эфириил решительно кивнул:

— Да, ведь она тоже одна из нас.

Казалось, что овца так и старается подтвердить их слова.

— Бе! — отозвалась она. — Бе-е...

И они снова пустились в путь: впереди ягненок и две овцы, за ними пастух, замыкали процессию Элизабет Хансен и ангел Эфириил.

Они подошли к какому-то городу и остановились перед старой церковью с двумя башнями у входа.

Ангел объяснил, что они находятся в провинции Сконе, город называется Лунд, а эту старинную церковь правильнее называть собором. Ангел посмотрел на свои ангельские часы.

— На моих часах тысяча семьсот сорок пятый год. Этот величественный собор стоит здесь уже много лет. Ведь по всему миру построено огромное количество церквей и соборов в ознаменование того, что в Вифлееме родился младенец Иисус. Когда бросаешь в землю маленькое зернышко, из него вырастает колос, который кладет начало целому полю пшеницы. Так и небесная благодать — от одного зернышка распространяется по всему миру.

Элизабет подивилась словам ангела.

— А можно войти внутрь?

Ангел кивнул, и они вошли под высокие своды храма. Сначала овцы с ягненком, потом пастух, а потом Элизабет Хансен.

Здесь, внутри, Элизабет услышала самые прекрасные звуки, какие ей когда-либо доводилось слышать. Их изливали струны большого органа. Звуки были настолько нежными и величественными, что на глаза Элизабет навернулись слезы. Ангел заметил это и сказал ей:

— Да-да, плачь, дитя мое. Эту чудесную музыку сочинил Иоганн Себастьян Бах. Он живет в Германии, но его музыка уже покорила всю Европу. И это неудивительно, ведь в его музыке — частица небесной благодати.

Единственное, что мешало слушать чарующую музыку, — это блеяние двух овец да ягненок, который носился вокруг, отчего колокольчик на его шее заливисто звенел.

Облаченный в черное человек сошел с хоров. Это был настоятель собора.

— А ну-ка, прочь отсюда, — произнес он сурово. — Это вам не хлев, а кафедральный собор города Лунда.

Тогда ангел Эфириил выступил вперед, прямо навстречу священнику. Он взмахнул крыльями и произнес:

— Не бойтесь, господин пастор. И в то же время вспомните, что Иисус родился в хлеву и его называют «добрым пастырем».

Священник оторопел: хоть он долгое время и был пастырем в том старинном соборе, но отнюдь не привык к встречам с ангелами и тому подобным чудесам. Он упал на колени и молитвенно сложил руки.

— Боже всемогущий! — воскликнул он.

Он так и остался стоять на коленях, когда ангел сделал знак, чтобы все удалились.

— Подобные встречи никогда не должны затягиваться, — пояснил Эфириил. — Вероятно, теперь он напишет послание епископу. И либо эта история погрузится в забвение, либо о чуде в Лунде начнут распространяться всевозможные слухи. Но, как бы то ни было, епископ, конечно же, напомнит священнику, что слово «пастор» означает «овечий пастух».

Навин ударил своим пастушьим посохом по церковной стене.

— В Вифлеем! В Вифлеем!

Они проходили через большой парк, где пело и щебетало множество птиц, вдруг впереди показались вооруженные всадники. Увидев шумную процессию с блеющими овцами, они закричали:

— Стой!

И поскакали прямо на наших пилигримов. Но в то самое мгновение, когда всадники уже наклонились в седлах, чтобы схватить пастуха Навина, все они неожиданно исчезли, как пропадает капля росы под теплыми солнечными лучами.

Элизабет от изумления разинула рот, потому что они никуда не перенеслись, а оставались точно на том же самом месте, где им встретились стражники.

— Они исчезли! — воскликнула она.

Ангел засмеялся своим серебряным смехом.

— В некотором роде это так. Но на самом деле для них исчезли мы. Наверное, они так перепугались, что попадали с лошадей.

Удивлению Элизабет не было границ. Она никак не могла взять в толк, что же произошло, тогда Эфириилу пришлось снова подробнее объяснить ей, куда именно они исчезли.

— Мы странствуем одновременно в двух измерениях. Ясно, что наш путь лежит в пространстве — по поверхности земли на юг, в город Вифлеем, расположенный в Иудее. С другой стороны, наше путешествие идет во времени сквозь историю, назад, в город Давида, к тому часу, когда родился Христос. Это весьма необычное странствие, многие сочтут его совершенно невероятным, но для Господа ничего невозможного нет. И как поется в псалме: «Год спешит за годом, поколений прежних заносит след, но и сегодня ангелов пенье славит Творца, как и в прежний век...» Но ведь то же самое можно сказать и о нас, идущих в Вифлеем.

Элизабет поразили слова ангела.

— К тому же это помогает избежать всех опасностей, — продолжал Навин. — Если уж нам не удается обойти сурового священника или сердитых стражников, сделав шаг в сторону с их пути в пространстве, мы можем отступить на шаг назад во времени. Достаточно отступить всего на пятнадцать минут или на полчаса.

И они снова пустились в путь. Они шли мимо больших полей и маленьких деревушек. Наконец вдали заблестело море. И вскоре все они уже стояли на его пустынном берегу.

— Это Эресунн, — сказал Эфириил, — Мои часы показывают тысяча семьсот третий год от рождества христова. Мы должны пройти через Данию прежде, чем закончится семнадцатое столетие.

— Я вижу лодку, — вскоре оповестил всех Навин.

Они сели в лодку. Сначала овцы, потом Элизабет и Эфириил. Пастух Навин оттолкнул лодку от берега и вскочил в нее последним.

Ангел Эфириил с такой силой налегал на весла, что вода так и пенилась под носом лодки. Лодку сильно качало на волнах, и звон колокольчика на шее ягненка далеко разносился над водной гладью.