Татьяна Богатырева - День матери

2. Мама

Первое мая – День весны и труда, кельтский праздник начала лета. Мои одноклассники сейчас в автобусе на пути к Пушкинским Горам. Лариса Дмитриевна и Эдик – на пути к той самой профессорской даче, о которой все наслышаны. А я дома один. Давно такого не было. Если вообще такое когда-либо случалось. Хожу по квартире, заложив руки за спину, как капитан дальнего плавания. Сижу на кухне. Открываю настежь все двери. Никого. Тишина.

Когда уже темнеет, звонит домашний телефон. Незнакомый мужской голос.

– Здесь живет Лиза Белых? – спрашивает.

– Здесь, но ее нет, – говорю я.

– А когда она будет? – настаивает голос. Голос в трубке хороший, располагающий к доверию.

– Ее еще долго не будет, – честно признаюсь я.

И это правда. После своего очередного триумфального возвращения папа продержался с неделю. Мама лежит в районной психиатрической больнице с очередным срывом. Я, как обычно, сказал, что за мной присмотрит дедушка. Дедушка, как обычно, за мной не присматривает. Навещать маму можно только раз в неделю. Вот так и получилось, что первый день весны и я дома один.

– Мальчик, с ней что-то случилось? – допытывается голос в трубке. – Послушай, я очень старый Лизин друг, меня зовут Павел Владимирович…

А! Мамин одноклассник!

– …я сейчас в командировке в Питере, очень хотел ее видеть…

– Очень приятно, Павел Владимирович. Я Иннокентий, Лизин сын, – говорю я. – Вы не думайте, с мамой все в порядке, просто она попала в аварию, небольшую такую аварию, и сейчас в больнице, но она скоро выйдет! – вру я. Меня несет. Мне очень не хочется выглядеть идиотом еще и перед Павлом Владимировичем.

Павел Владимирович дает мне номер своего мобильного и адрес гостиницы, где он остановился, несколько раз повторяет, что если нужна какая-либо помощь – деньгами или еще что-то, – чтобы я обязательно обращался. Говорит, что будет очень ждать моего звонка.

Повесив трубку, я долго стою на кухне и думаю, как бы было замечательно, если бы мама вышла за него замуж. Пора бы мне уже лечь спать. Но одному в квартире – страшно. Я обхожу всю нашу квартиру и включаю везде свет, везде-везде, даже в кладовке. Ложусь на свое верное кресло. Ворочаюсь. Решительно встаю и выключаю свет. Лежу в темноте, но так и не могу заснуть.

Женя рассматривает наши семейные фотографии. Их не так уж и много, все больше я маленький да поэтические выступления. Сегодня маму выписывают домой, и мы с Женей ждем ее возвращения. В квартире жарко, поэтому я открыл все окна, и теперь мы слышим шум улиц.

– Надо бы твоей маме жениха найти, – задумчиво тянет Женя.

– Какого жениха?

– Какого, какого – нормального!

Я уже так привык к Жене, что научился ей доверять. Я киваю. Говорю, что тоже так считаю. Потому что так жить просто нельзя. Только где же его возьмешь, этого нормального жениха, да еще и учитывая некоторые странности моей мамы?

Женя – человек двадцать первого века.

– Интернет! – говорит она. – Повесим заявление на сайте знакомств! Давай, давай, если не мы, то кто.

Женя толкает меня локтем в бок, и от ее прикосновения меня как будто током бьет. Странное чувство. Спорить с ней бесполезно, и мы, не медля, идем к нашему старенькому компьютеру, ждем минут пять, пока он загрузится, и пишем на Жениной стене «ВКонтакте» объявление следующего характера:

– Молодая, красивая поэтесса…

– Нет, не так, – говорю я. – Слово «поэтесса» всех нормальных сразу отпугнет.

Молодая, незамужняя, красивая женщина ищет порядочного мужчину для серьезных отношений.

– Добавь еще – порядочного, адекватного, непьющего и не поэта, – говорю я.

Женя качает головой – это уже явно перебор. Таких, по Жениному мнению, просто не бывает.

Оставляем под объявлением мой номер мобильного.

Я начинаю волноваться.

– А как мы маму-то заставим на свидание пойти? – спрашиваю я.

Женя считает, что проблемы надо решать по мере их поступления. Сначала нужно найти того, с кем идти на свидание, а потом уже думать – как дотащить до этого самого свидания мою маму.

– Еще можно высматривать дорогие машины и как бы понарошку кидаться под них, чтобы потом, когда тебя «собьют», с мамой твоей их знакомить. Я в одном фильме видела, – рассуждает Женя.

Я любуюсь Женей. В окно дует летний теплый ветер и шевелит ей челку. И почему-то снова в голову лезут стихи – и мамины, и папины, и бог знает чьи.

На наше объявление откликается целый список разных мужчин. Но все это становится вдруг неважным – мы хороним Ларису Дмитриевну.

В самый разгар ужасного скандала звонит мой мобильный телефон. Это Павел Владимирович. Я выхожу на лестничную клетку, чтобы он не слышал воплей, доносящихся из нашей квартиры.

Дело в том, что перед смертью Лариса Дмитриевна составила завещание, в котором оставила свою квартиру (которую она сдавала) и дачу своего мужа-профессора Эдику. Хоронили мы Ларису Дмитриевну втроем – я, мама и Эдик. А уже после отпевания выяснилось, что у Ларисы Дмитриевны есть какие-то дальние-дальние родственники, которые пришли сейчас к нам и очень негодуют по поводу завещания. Они требуют, чтобы Эдик сдал анализы на наркотики, и грозятся полицией.

А Павел Владимирович как раз хотел в гости зайти. Я огорчаю его своим отказом. Обещаю встретиться с ним, как только мы выгоним родственников Ларисы Дмитриевны. Он грустно вздыхает, так грустно, что мне становится его жаль.

– Кеш, хочешь новое? – говорит мама.

Она сидит с ногами на стуле. Все двери нашей квартиры открыты настежь, ведь теперь мы живем одни – Ларисы Дмитриевны больше нет, а Эдик сидит за распространение и выращивание наркотиков.

Я киваю. И мама принимается читать. Она всегда читает так, как будто рассказывает о самом важном. Как будто мой отец стоит где-то в глубине комнаты и внимательно ее слушает, а она ищет его глазами:

Мама никогда не пишет обо мне. Она думает, что пишет о папе, но на самом деле пишет о себе. Я устал от ее стихов, от ее страхов, от ее мыслей. Я понимаю, что срочно хочу увидеть Женю – единственного нормального живого человека во всем этом вращающемся, как карусель, безумии.

Женя соглашается на встречу неохотно. По иронии судьбы она выбирает для встречи именно тот скверик, где зимой мы столкнулись с моим отцом. Но я так хочу ее видеть, что мне все равно. Мы обнимаемся при встрече, а потом она почему-то долго молчит. Я пытаюсь завязать разговор:

– Дружище, так давно не виделись с тобой, дружище, чем занималась это время?

– Да так, – неопределенно отвечает она.

– Пора бы поиски жениха для мамы продолжить… – как бы между прочим говорю я.

Женя не смотрит мне в глаза. Задумчиво жует нижнюю губу, это делает ее немного похожей на красивого и чуть-чуть грустного жирафа.

– Кеша, послушай, – начинает она.

И вот в зеленом цветущем скверике в самый разгар лета пропадает весь воздух и становится совсем нечем дышать. Я на всякий случай зажмуриваюсь, и ее голос звучит в темноте.

– Кеша, я уезжаю. Учиться. Не знала, как тебе сказать. Вот.

Я открываю глаза. Вот она, Женя, сидит рядом со мной, сгорбившись, на самом краю скамейки. Закрываю глаза – нет Жени.

До меня долетают только какие-то обрывки фраз.

– Кеш, ну не молчи. Просто… Родители… Англия… Школа искусств… Интернет… Можно переписываться…

Я снова открываю глаза. Хочу что-то сказать, но воздух не выталкивается из легких, голос получается такой сиплый, что я его не узнаю.

– Когда? – глухо говорю я.

Женя отворачивается.

– Завтра. Прости. Я просто не знала, как лучше сказать.

Женя уходит первая. Я дохожу до дома пешком, но вдруг понимаю, что не могу туда подняться, не могу видеть маму, не могу слушать ее стихи. Иду к метро, еду на другой конец города, иду по спальному району, поднимаюсь на шестой этаж. Дверь мне открывает старушка в застиранном халатике.

– Мальчик, тебе чего? – спрашивает она.

– А Леонид дома?

– Ленечка, к тебе какой-то мальчик! – Поворачивается ко мне. – Проходи, мальчик, вон там тапочки под комодом.