Феноменальный П. Т. Гелиодор - Гвидо Згардоли

Генриетта, вторя ему, смеялась выходкам сыновей (хотя внутри у неё всё сжималось от ужаса). «Бедная букашечка!» – восклицала она, пытаясь свести дело к шутке, когда Калеб совал в рот таракана и раскусывал его передними зубами. «Ну же, Сэмюэль, довольно завывать, – говорила она. – Оставь флягу с виски, выпей лучше чашечку чаю». И выдавливала из себя улыбочку, давая понять присутствующим, что не придаёт происходящему никакого значения. На самом же деле в такие минуты ей казалось, что в животе у неё корзина с крабами и все они рвутся наружу и щиплются как окаянные.

В усадьбе братья Петтигуферы ничем особенным не занимались. Точнее, они лезли во всё, но при этом не делали ничего. Им достаточно было быть сыновьями Уолдо Петтигуфера. Иногда они отдавали приказы слугам или советовали отцу, как заработать денег. Отец и не думал их слушать. Единственным, от кого братья держались подальше, был мистер Класки, главный управляющий. Отчасти потому, что он пользовался безоговорочным доверием Уолдо Петтигуфера, и ещё потому, что раньше он занимался борьбой и его внушительная комплекция производила на двух оболтусов должное впечатление. Время от времени они поглядывали на скаковых лошадей, но деспотичный родитель не спешил подпускать Сэмюэля и Калеба к своим чистокровным кентуккийцам. Так и жили они день за днём, как две тени, не имея ни малейшего представления ни о своём будущем, ни о самих себе.

В один из таких дней, когда Калеб развлекал детвору очередной своей гениальной затеей, в усадьбу Петтигуферов приехала Алиса.

Раздобыв тарелку и столовые приборы, Калеб устроил обед из муравьёв. Зрителями были дети работников усадьбы – среди них и П. Т. Гелиодор, которого после смерти отца наняли помогать кучеру Моисею, теперь исполнявшему и обязанности конюха. У чернокожего Моисея были крупные и острые, как пила, зубы. П. Т. считал, что Моисей специально их заострил точильным камнем, чтобы раскусить цепи, которыми его сковали, когда он ещё был рабом.

– Ух ты, как бегут! – смеялся Калеб, плотоядно глядя на маленькую колонию чёрных муравьёв, мечущихся по суповой тарелке. Он сидел на старом ореховом пне в тени дубов. – А ну, малявки… – он схватил ложку, как лопату, зачерпнул муравьёв и сунул в рот, – ам!

П. Т. и другие захихикали, кто-то гримасничал, кто-то делал вид, что закрывает глаза, но зрелище, бесспорно, заворожило всех – никто не мог от него оторваться. Это было великолепно и жутко одновременно.

– Калеб, покажи, как они скрипят! – воскликнул какой-то мальчик.

Пожиратель Насекомых только того и ждал. Он расплылся в победной улыбке, оскалил зубы и принялся смачно жевать. Частички непережёванных муравьёв вываливались у него изо рта. Раздались аплодисменты, и Калеб позволил себе хлебнуть воды, чтобы утопить муравьёв, проглоченных ещё живыми.

– Видал? – сказал один из мальчиков младшему брату, который наблюдал это представление впервые. – А ты не верил!

– А этого? – вмешался П. Т., подняв что-то с земли и протянув Калебу. – Этого сможешь съесть? Бьюсь об заклад, не сможешь. – По его ладони полз большой жук с синеватым отливом. – Что скажешь?

Калеб с вызовом посмотрел на П. Т.

– Большой, – согласился Пожиратель Насекомых. – Сколько ставишь, П. Т.?

Юный помощник конюха пошарил в кармане.

– Один никель!

– Как твоё хвалёное королевство, а? Такой монетки маловато. В лучшем случае я куплю на неё стакан самогона. Нет уж, делай ставку, П. Т. Гелиодор!

П. Т. посмотрел на жука, словно тот мог что-то ему сказать. Так оно и произошло. Жуку было известно кое-что, чего остальные не знали, и он приободрил мальчика: «Давай, ставь больше, П. Т., в этот раз ты выиграешь!» – и П. Т. сделал ставку.

– Хорошо, – ответил он. – Ставлю Никель-Айленд!

Наступила тишина.

– Кому нужно это вонючее болото? – рассмеялся Калеб.

– Ну, это всё же кусок земли. Десять акров стоят не меньше пятидесяти долларов. К тому же кто знает, какие сокровища там скрываются.

– Какие ещё сокровища?

– Выиграешь – узнаешь, – загадочно ответил П. Т.

Это убедило Калеба.

– Договорились. Тогда ставлю доллар! Давай руку!

– Доллара маловато. В лучшем случае я куплю на него кусок свинины с кукурузой у почтовой станции! Делай ставку, Калеб Петтигуфер!

Тот пошарил в карманах.

– Пять долларов, – ответил он, показывая купюру. – Больше у меня нету.

– Договорились!

Они ударили по рукам, зрители засвидетельствовали ставки.

– А теперь к делу, – сказал Калеб, взяв сочного жука и поднося его ко рту.

Зрители с омерзением следили за каждым его движением.

П. Т. пристально наблюдал за сценой, ожидая того, что, как он знал – или надеялся, – должно было произойти. В этот момент в аллею усадьбы въехала небольшая коляска, запряжённая парой лошадей. На козлах сидел Моисей.

Коляской, однако, никто не заинтересовался, особенно Калеб, увлечённый новой игрой.

Жук оказался довольно большим, но на кону был не только спор с П. Т. Гелиодором, но и репутация упрямого, беспощадного, безумного храбреца – репутация, над которой Калеб Петтигуффер так долго трудился, глотая насекомых и обжигаясь раскалёнными углями.

– Сейчас откушу кусочек, – пробормотал он, по-змеиному высовывая язык.

Коляска остановилась невдалеке от пня, на котором сидел окружённый зрителями Калеб.

Моисей спустился с козел и, не обращая особого внимания на странное действо, творившееся