Александр Матюхин - Здесь было лето

— Ну-ка, вводи нас в курс дела! — потребовал Серега с озорной улыбкой на лице. — За спиной друзей, значит, свадьбу решил устроить?

— Ничего не свадьбу. Просто девочка новенькая, вот, решил показать, что у нас тут и как.

— И как?

— Хорошо.

— Познакомишь?

— Ну. — смутился Вовка. — Познакомлю!

Но, когда Вовка с друзьями вернулся к лавочке, Лизки там уже не было. Остался только Вовкин велосипед, аккуратно пристегнутый к стволу молоденького дерева.

Так и пошло дальше: Вовка томился мыслями и переживаниями, а Лизка оставалась равнодушной, не отказывалась от совместных прогулок, но и не задерживаясь с Вовкой надолго.

Когда он встречал ее на улице и, обрадованный, предлагал прокатиться до озера и искупаться, Лизка соглашалась, купалась, загорала на солнышке, но потом быстро собиралась и уходила, бросая на прощанье короткое и почти безразличное: "Ну, пока". Когда Вовка предлагал ей заглянуть в пиццерию и поболтать, Лизка убирала книгу подмышку и шла следом, но, поев пиццы, бросала: "Ой, мне пора", и убегала, ни разу не обернувшись.

Друзья же, видя подобное, незлобно потешались над Вовкой, называя его горе-казановой, предлагали послать Лизку на пять крепких букв и пойти с ними по грибы. Вовка соглашался, даже внутренне готовился к последней встрече с Лизкой, на которой высказал бы ей накипевшее, и решил бы раз и навсегда завершить их односторонние отношения, но стоило увидеть Лизку, с книжкой в одной руке и с зонтиком в другой, как разумные слова вышибало из головы напрочь. И Вовка не находил ничего лучшего, как звать Лизку с собой по грибы, или еще раз искупаться, или поиграть в прятки с друзьями.

Толик, Артем и Серега в присутствии Лизки вели себя хуже некуда, и их шутки над Вовкой принимали определенные едкие очертания, но Лизка как будто ничего не замечала, продолжала относиться к Вовке так же приятельски равнодушно, как и раньше.

Однажды Толик философски заметил: "Вот так и проходит жизнь. Ты бежишь за счастьем, а счастью все равно".

И Вовка решился.

Он встретил Лизку, сидящую на лавочке в парке, с все той же неизменной книжной в руках, притормозил возле нее и нарочито отстраненным голосом произнес:

— Поговорить надо.

— Ладно. — легко согласилась Лизка, водя тонким пальчиком по строчкам в книге. — О чем?

— Я больше не буду с тобой… ну, дружить. Общаться…

— Хорошо. — Лизка на мгновение оторвала взгляд от книжки. — Не хочешь — не надо.

— Ага. — все внутри Вовки дрожало и ухало. Очень хотелось сорваться с места и умчаться на велосипеде, куда глаза глядят. Подальше отсюда, подальше от лавочки и от Лизки, и из парка и вообще из этого мира. — И это все, что ты хочешь мне сказать?

Лизка кивнула. Потом, помолчав, добавила:

— С тобой было интересно.

И вот тут Вовка нажал на педали и помчался прочь. Он не плакал — мужчины вообще никогда не плачут — но что-то горькое и неприятное подкатило к горлу, а в глазах щипало. Вовка колесил по станице, выбирая самые узкие, самые неровные улочки, въезжал на полной скорости в лужи и гонял ногами подвернувшихся случайно кур. Потом стало темнеть, но и в темноте Вовка не сбавлял скорости, надеялся, что влетит в какую-нибудь неприметную яму, сломает себе ногу или руку и уедет в больницу на все оставшееся до конца лета время. Очень уж не хотелось оставаться в станице, зная, что где-то рядом живет эта Лизка…

И уже поздно ночью он приехал домой, под охи и причитания испуганной бабушки, стащил с себя грязную одежду и зарылся лицом в подушку, желая остаться один на один с пасмурными, тяжелыми мыслями.

С тех пор оставшиеся дни стремительно убегающего лета Вовка обходил Лизку стороной. Игнорировал. Вот так проезжал мимо на велосипеде, или проходил с друзьями, или сталкивался в киоске, где покупал очередное мороженое (оно, как известно, летом в ходу) — и смотрел будто сквозь Лизку, молчал, делал вид, что нет никого рядом, как если бы Лизка была призраком, которого никто, кроме продавца мороженого, не видит. А в душе клокотало. В душе что-то рвалось наружу. Вовка торопился, ему казалось, что если Лизка заговорит с ним, попросит прощения или предложит снова дружить, то он, Вовка, не в силах будет отказать, и даже обрадуется. Впрочем, по Лизке было видно, что она не сильно переживает. Вернее, она оставалась такой же отстраненно равнодушной, как и раньше: гуляла по парку, читала книжки на лавочке и даже сама ходила купаться к озеру. Подружек Лизка себе и не завела. Вовка же очень надеялся, что на следующее лето ее уже не привезут.

За долгий период дождливой Мурманской осени, хмурой снежной зимы и редких оттепелей в апреле Вовка успел немного подзабыть Лизку. В школе появились новые девочки, с которыми внезапно нашелся общий язык. Одна, Катя, даже сидела с Вовкой за одной партой и на рисовании давала свои карандаши. Вовка пару раз копировал мелодии с Катиного телефона на свой, а это, поверьте, говорило о многом. Не то, чтобы Вовка внезапно начал дружить с девочками — в школе с друзьями вообще были проблемы — но о Лизке к нынешнему лету он успел порядком подзабыть.

— Откуда ты взялась только?!

На левой коленке у Вовки стремительно разбухал лиловый размазанный синяк. Хорошо, хоть крови нигде не было.

Велосипед валялся на боку, будто подбитый метким выстрелом зверь. Слабо крутилось погнутое переднее колесо. Поездки на сегодня отменяются… а ведь только вчера привел беднягу в порядок.

— Вовка! Вовка, ты в порядке?! — Лизка подскочила ближе. Глаза у нее были большие, испуганные.

Забытая книжка валялась в траве, а зонтик, погнутый и размякший — вот ведь несчастье — торчал прямо между спиц заднего колеса. Спицы топорщились в разные стороны.

— Ты как себя чувствуешь? Ты шевелиться можешь? Ты откуда вообще вылетел? Я тебя и не видела!

— Потому что по сторонам смотреть надо! — проворчал Вовка, поднимаясь. — Велосипед мне угробила, блин.

— Вовка! — Лизка внезапно всхлипнула. — Ты из-за меня сейчас чуть не разбился, да? Смотри, у тебя синячище на коленке! Это же надо!

Вовка, не обращая внимания на Лизкины всхлипы, деловито осмотрел велосипед. Боевой товарищ был если не мертв, то изрядно покалечен. Переднее колесо погнуто, в заднем — зонтик. Руль тоже покосился. Теперь придется тащить велосипед обратно домой, потом на своих двоих к Толику. И как потом в лес идти? У Артема на раме? По бездорожью…

А голова все еще кружилась. Вдобавок, стоило увидеть Лизку, чаще забилось сердце, в душе зашевелилось что-то прошлогоднее, не очень приятное.

— Вовка! Ну, прости меня, пожалуйста.

По Лизкиным щекам текли слезы, которые она торопливо размазывала ладонями. Стоило это увидеть, и Вовке стало совсем нехорошо. В том смысле, что он понял, что игнорировать Лизку не получится. Да и ворчать, наверное, тоже.

— Да ладно, не реви. — Вовка поднял жалобно поскрипывающий велосипед. — С кем не бывает. Ты не посмотрела, я не посмотрел, вот и влетели друг в друга. Сама-то как? Жива?

— Я жива. — кивнула Лизка, хлюпая носом. — Я жива, а вот зонтик уже нет. Можно я его выдерну?

— Сам справлюсь. Погоди.

Вовка вытащил зонт, который тотчас раскрылся, звеня оборванной пружиной. Судя по дыркам, сквозь которые весело проникали солнечные лучи, зонту и правда пришел конец.

— Велосипеду, конечно, больше досталось. — костатировал Вовка. — Но это ничего. Главное, что все живы.

Лизка закивала, всхлипывая.

— Прекрати плакать!

— Я уже и не плачу. Вот еще чуть-чуть — и все.

И куда делось ее прошлогоднее равнодушие?

— Ты снова с книжкой? — кивнул Вовка. — Все ту же читаешь? Про путешествия?

— Нет. Это другая. Тоже про путешествия, но другая.

— Понятно.

— А ты куда-то торопился?

— Разве?

— Несся, как угорелый. Наверное, я тебе сильно день испортила. Ты теперь ничего не успеешь.

— Справлюсь. — Вовка вздохнул. — Слушай, мне действительно пора. Еще велик домой тащить, а там ребята ждут… Книжку не забудь.

Он подобрал несколько спиц, развернул велосипед, и собрался было выехать через дорогу на другую тропинку, но Лизка — все еще всхлипывая — внезапно сказала:

— Вовка, у меня дома есть велосипед. Хочешь, я тебе его подарю на лето?

И Вовка подумал, что следует отказаться. Ведь это же не совсем правильно — соглашаться. Ведь если перестал дружить с человеком, то и не надо заводить с ним дружбу вновь. Есть даже такая поговорка… про реку, кажется…

Но с другой стороны, Лизка тоже виновата, что его велосипед теперь в таком состоянии. А ехать на раме у Артема ой как не хотелось.

Тогда Вовка обернулся и спросил:

— Нормальный хоть? — напустил на себя маску безразличия и легкого пренебрежения. Окажется женским — не возьмет. Куда там, без рамы: ребята засмеют.

— Хороший. Он не женский, спортивный. — сказала Лизка, будто мысли прочла. — Там только колеса надо подкачать. Мне родители еще в прошлом году передали, но я такая трусиха, что ни разу на него не села.