Джеральд Даррелл - Говорящий сверток (с иллюстрациями)

Разговаривая, они прошли всю долину мимо водопадов и ручейка и теперь добрались до первых отдельных деревьев, росших на опушке густого леса. Ребята разглядывали их с изумлением.

– Ага, – заметил Попугай, – обратили внимание? Я так и думал, что вы удивитесь. Это пробочные деревья. Как известно, в обычном мире способ добывания пробки остался, так сказать, довольно доисторическим, – если мне позволят высказаться критически. Сперва кору срезают с дерева, а потом уже делают из нее пробки. Процедура крайне трудоемкая. Поэтому, когда мы поселились здесь, Ха-Ха решил создать пробочные деревья, чтобы сэкономить время и энергию. Тут, как видите, пробки растут прямо из коры деревьев и сразу разных размеров.

Попугай говорил правду: на стволах и ветках Каждого дерева росли разной величины и формы пробки – крошечные для пузырьков с лекарствами; большие для шампанского и винных бутылок; широкие плоские, какими закупоривают банки с консервированными фруктами и вареньем или, скажем, медом.

– Экономит массу времени, уверяю вас, – повторил Попугай. – Как только вы сварили варенье или что-нибудь еще, вы тут же идете в лес и нарезаете себе пробок нужной формы и размера. Они почти сразу отрастают опять, так что урожай бесперебойный. Так же обстоит дело с травой: она отрастает сразу, как только ее объедят единороги или лунные тельцы, и всегда остается определенной высоты – как раз такой, чтобы не намокать и не опутывать лодыжки. То же самое с цветами. Необычайно изобретательный волшебник Ха-Ха. Вот попробуйте сорвать цветок – и выпоймете, что я имею в виду.

Пенелопа нагнулась и нарвала небольшой букет красивейших ярких цветов.

– Понюхай, – приказал Попугай.

Пенелопа поднесла их к носу, и ей показалось, что никогда еще она не вдыхала такого восхитительного нежного аромата.

– Они вечные, – пояснил Попугай. – Поставь их на туалетный столик – и они будут стоять всю жизнь, и благоухать тоже будут всегда. А если они тебе надоедят, возьми и выброси их. Попробуй брось их куда попало.

Пенелопа бросила цветы на лиловую траву, и они тут же выпрямились, пустили тоненькие корешки, которые сразу зарылись в землю, и – нате вам! – где только что валялись сорванные цветки, возникла целая цветущая клумба.

– Бережливый нужды не знает, – сказал, подмигивая, Попугай. – то же и с деревьями. Если вам понадобилось развести костер, отломите несколько веток с любого ближайшего дерева, и на нем сразу отрастут новые. Благодаря этому у здешних деревьев не бывает такого куцего вида, как в вашем мире. Потому все вокруг и выглядит новеньким и свежим.

Очень скоро ручей привел их к берегам главной реки. Она была широкая, с медленным течением; золотистого цвета вода была так прозрачна, что, стоя на берегу и глядя вниз, дети видели передвигающихся по дну фарфорово-белых и зеленых крабов и полосатых ало-черно-желтых водяных жуков, сновавших взад и вперед с деловым видом.

– Отсюда мы начнем наше путешествие на лодке? – спросил Питер.

– Да, – ответил Попугай. – Отсюда до Долины фениксов около трех миль, а оттуда до Холмов Лунных Тельцов еще пять.

Саймон разложил лодку на земле, и они с Питером и Пенелопой принялись поочередно накачивать ее. Надув, они спустили ее на воду, погрузили туда клетку и все припасы, уселись в нее сами и оттолкнулись от берега.

Из всего, что запомнилось Пенелопе в Мифландии, вероятно, ярче всего запечатлелось в ее памяти именно начало путешествия по реке, когда они плыли в Долину фениксов. Берега, покрытые лиловой травой, в которой пестрели яркие цветы; странные пробочные деревья, у которых с верхних ветвей свисали длинные хвосты серовато-зеленого светящегося мха, и пышные кроны состояли из чего-то вроде орхидей кораллового и зеленого цвета; тихое плескание воды; длинные шлейфы желтых водорослей, тянущихся за лодкой; крабы и озабоченно снующие жуки. Волшебное, ни с чем не сравнимое зрелище!

Вскоре, однако, пробочный лес поредел, а затем и вовсе прекратился, и началась местность совсем иного характера: голые красноватые скалы, еще раньше замеченные ребятами, где в ямках и расщелинах гнездились кактусы причудливой формы и расцветки.

– Еще немного, – сказал Попугай, – и мы будем в Долине фениксов. Жаль, что у нас нет никакой покрышки.

– Покрышки? – удивилась Пенелопа, – Зачем нам она?

– Видишь ли, сами фениксы вполне безобидны, – пояснил Попугай, – но там летает столько горячего пепла.

– Пепла? – переспросил Питер. – Неужели еще кто-нибудь кроме василисков изрыгает пламя?

– Нет, нет, – ответил Попугай, – ничего похожего. Дело в самих фениксах, бедняжках. Как вам известно, феникс живет около пятисот лет. Потом он сжигает себя вместе с гнездом. Сжигает дотла, а из пепла рождается новый феникс. Поскольку они таким образом благоразумно сами себя регулируют, Ха-Ха рассудил, что проще всего – во избежание лесных пожаров – предоставить им для этого специальную долину. Через нее-то мы и должны сейчас проплыть. Зрелище будет весьма эффектное, не скрою, но, повторяю, в воздухе там носится масса золы и пепла, и нам придется глядеть в оба.

Река вилась все дальше и дальше, Питер и Саймон гребли медленно, но ровно, и по мере того как они продвигались вперед, скалистые берега становились все выше, а течение все быстрее. И вдруг, когда они меньше всего этого ожидали, река резко сузилась и сделалась бурной.

– Впереди пороги! – закричал Попугай.

И верно, впереди из золотистой воды, которая, бурля и пенясь, омывала их стремительным потоком, как клыки торчали красные скалы. Питеру и Саймону огромных трудов стоило провести лодку так, чтобы ее не прокололо. Но они справились с этим, лодка опять очутилась в спокойном течении, и опять высокие утесы расступились.

– Уф! – Питер вытер лоб. – Я уж думал, мы не проскочим.

– Слава Богу, все позади, – сказал Саймон.

– Позади? – протянул Попугай. – Это только первая быстрина. Дальше, при выходе из долины, будет еще одна.

Река опять сделала поворот, и лодку вынесло в долину. И тут глазам путешественников предстало столь невероятное зрелище, что Саймон и Питер бросили весла и все трое, раскрыв рты, уставились на невиданную картину.

По всей долине, по обоим берегам реки, сидели фениксы, словно огромные, многоцветные и сверкающие орлы. Они сидели, распустив крылья, как делают бакланы, когда сохнут на скалах. Под каждой птицей в гнезде мелькало и трепетало пламя. И вдруг одно из гнезд вспыхнуло и извергнулось, как вулкан. Длинные оранжево-красные, голубые и желтые языки взметнулись вверх, окутали сидевшую в гнезде птицу и мгновенно обратили ее в пепел. Она осталась сидеть, как гигантская копия самой себя из серовато-белого пепла. Огонь утих, феникс стал постепенно рассыпаться: по перышку, по перышку, потом и вся птица с тихим шуршанием, похожим на глубокий долгий вздох, опала обратно в огненное гнездо. Спустя мгновение опять показались язычки пламени, и в глубине гнезда дети увидели маленького яркого, разноцветного птенца, бившего крыльями и рвавшегося наружу. Наконец он вырвался из пламени и взмыл вверх, над долиной, как ласточка, вместе с сотнями других фениксов. Но Попугай был прав: в фениксах крылась немалая опасность, так как в тот миг, когда феникс обращался в золу, рассыпался и падал в гнездо, во все стороны разлетались искры и горячий пепел с шипением падал в реку.

– Ой, какая красота, Попугай! – воскликнула Пенелопа.

– Никогда ничего красивее не видел, – подтвердил Питер. – Так ты говоришь, Попугай, что каждый раз, как взрослый феникс превращается в пепел, из него возникает новый?

– Да нет, по существу, это та же птица, – пояснил Попугай. – Это и называется метаморфозой. Вот почему Ха-Ха отдал им всю долину – так они не причиняют никому вреда. Питаются они главным образом нектаром и очень живописны.

Несмотря на то что путешественники держались на середине реки, их достигал жар горящих гнезд.

Они плыли по Долине фениксов уже не меньше получаса, и наконец река стала опять постепенно сужаться.

– Внимание, – с тревогой в голосе предупредил Попугай, – впереди опять быстрина. Если нам удастся преодолеть и ее, можно считать, что все в порядке, дальше река спокойная.

Пока он говорил, лодку начало сносить к берегу, но дети этого не заметили. На самом краю у воды было большущее гнездо. В нем, раскинув крылья, сидела птица. Она уже превратилась в пепельное изваяние, но еще не рассыпалась. Внезапно лодка ударилась о берег прямо под самым гнездом.

– Эй, берегись! – закричал Питер.

– Отталкивайся, отталкивайся скорее! – Саймон задрал голову вверх, со страхом глядя на возвышавшуюся над ними гигантскую птицу из пепла.

Но было уже поздно: феникс начал рассыпаться. С громким шипением он обвалился в гнездо, и лодку окутало горячей золой и разноцветными искрами.