Алека Вольских - Мила Рудик и руины Харакса

— Конечно, не виноват, — легко согласился Велемир, и Мила моментально ощутила легкий укол стыда из-за своей вспыльчивости. Немного помедлив, Владыка добавил: — Но ведь и Гильдию основала не ты.

Плечи Милы поникли — это она понимала, только боялась, что другие не поймут.

— Не я… — тихо сказала Мила.

— Ты понимаешь, что Бледо не может отвечать за то, что совершил его отец, — продолжал Велемир. — Почему же ты решила, что Гарик окажется не способным понять, что ты, точно так же, как Бледо, не можешь быть в ответе за своего прадеда?

В душе Милы заерзал червячок сомнения. Слова Велемира словно перевернули все в ее сознании. Если бы эта комната была зеркалом, в котором отражались бы ее чувства, то пол и потолок в этот момент поменялись бы местами. Все перевернулось бы вверх дном. Или, может быть, наоборот — встало бы на свои места?

— Получается… — ошеломленно прошептала Мила, устремив отрешенный взгляд на пол, где ярко белела полоса солнечного света, — я боялась, что Гарик будет думать обо мне плохо, а сама… плохо думала о нем. Думала о нем хуже, чем он есть… — Мила осеклась; внутренности тотчас словно обожгло огнем. Через силу она поправилась: — Был.

Не глядя на Владыку, Мила почувствовала, что он наконец отвернулся от окна и теперь смотрит на нее. Подняв глаза, она встретила печальный взгляд Велемира.

— К сожалению, — негромко сказал он, — так происходит часто — мы больше склонны верить в худшее в людях, чем в лучшее. Боимся, что нас не поймут, осудят. Увы, в нас самих подчас не хватает великодушия, чтобы верить в великодушие тех, кто нас окружает. Боясь обмануться в своих ожиданиях, мы порой обманываем себя сами.

Мила вспомнила тот день, когда Гарик заступился за нее, наложив на Лютова заклинание Сакраментум. Тогда она тоже подумала о нем не слишком хорошо. Она решила, что он способен был причинить вред Нилу. Сомневалась, но все же эта мысль мучила ее в тот момент. Она поверила, что Гарик может быть жестоким. А оказалось, что он в любой момент готов был отозвать заклинание и просто делал вид, что настроен пойти до конца — чтобы Лютов поверил и дал клятву.

— Он бы понял, — деревянным голосом пробормотала Мила; глаза заволокло пеленой слез. — Он не стал бы меня попрекать тем, что я правнучка основателя Гильдии. Я же знаю это… Я же… Я всегда это чувствовала…

Она вдруг остро ощутила, насколько сильно виновата перед Гариком. Разве он заслужил ее недоверие? Как она могла думать, что он осудит ее?! Как могла допустить мысль, что правда может отпугнуть его?! А теперь она уже не сможет ему рассказать то, что давно должна была, если бы доверяла… Не сможет ничего исправить. Навсегда останется виноватой перед ним.

— Я знала, что он не способен на несправедливость, но все равно думала о нем плохо. Значит… я плохой человек, я… я трусливая и эгоистичная, я…

Мила видела, что Владыка отошел от окна и направляется к ней, но не могла поднять глаз. Загипнотизированным взглядом она смотрела на полосу света, тянущуюся от окна к двери, словно сию минуту вся ее жизнь сузилась до этой полосы. Велемир стал рядом с Милой и, наклонившись, положил руку ей на плечо.

— Нет, Мила, — очень тихо и очень печально сказал он. — Нет, ты не плохой человек. Просто ты ошибалась. Мы все имеем право на ошибку. Главное, рано или поздно понять, что был не прав, и измениться. Хотя бы попытаться верить в лучшее в людях. Хотя бы только попытаться.

Мила машинально кивнула, но про себя подумала: она поняла, что ошибалась, но поняла это… слишком поздно.

Низко опустив голову, она услышала, как ее собственный голос, словно он был эхом ее мыслей, сдавленно произнес:

— Поздно.

Теплая ладонь слегка сжала ее плечо, но Мила даже не подняла головы — она будто медленно погружалась в сонный вакуум.

— Может быть, и нет, Мила, — словно издалека донесся до нее задумчивый голос Велемира. — Может быть, и нет.

Но когда задержавшаяся легким дребезжанием в воздухе фраза наконец проникла в ее оцепеневшее сознание, кольнув внутренности невидимой иглой, и Мила подняла глаза, Владыки в гостиной уже не было. Несколько мгновений она размышляла над тем, что могли означать его последние слова, но потом решила, что они ей просто послышались.

После ухода Велемира Мила надолго заперлась у себя в комнате. Два раза к двери подходила Акулина. Робко стучала и звала Милу по имени, но та не отзывалась.

Забравшись на подоконник и обняв колени обеими руками, Мила безучастно следила, как тень от дома, поначалу достававшая до кромки соснового бора, медленно уменьшается, отползая к дому, как собака к конуре. Впервые в жизни ей хотелось, чтобы небо заволокло тучами и пошел дождь. Солнечный свет для нее сейчас был невыносим — как и чужой смех, как и мысли о том, что жизнь продолжается.

Впервые после разговора с Велемиром Мила не почувствовала себя лучше. Прежде такие разговоры были для нее чем-то вроде утешения, его слова словно мирили ее с самой собой. Но не в этот раз. Сейчас ей было тесно внутри себя: боль, чувство вины, ненависть, обида, нежелание принять потерю — слишком много всего для одного человека.

Ближе к полудню в дверь снова постучали. Мила даже головы не повернула, твердо решив, что не хочет больше ни с кем говорить — от разговоров становилось только хуже.

— Мила, это я, ответь, пожалуйста, — раздался за дверью голос профессора Безродного.

Зажмурив глаза, она уткнулась лбом в колени.

— Мила.

Упрямое молчание.

— Просто скажи, что у тебя все в порядке, — попросил профессор, — и я уйду.

В порядке… Разве у нее теперь может быть все в порядке? Ничего не в порядке! Гарика больше нет. А она так виновата перед ним… И попрощаться с ним не может, потому что его приемный отец украл его у всех даже после смерти…

Внезапная мысль вынудила Милу медленно поднять голову. Она размышляла недолго и, решившись, спрыгнула с подоконника. Почти подбежала к двери, боясь, что Гурий Безродный уже ушел, и резко распахнула ее.

Профессор застыл с протянутой рукой, видимо, как раз намереваясь постучаться снова.

— Мила?

— Профессор, — произнесла она, глядя на него с отчаянной решимостью, — я могу попросить вас кое о чем?

Поколебавшись, он кивнул, хотя в его взгляде на нее промелькнула настороженность.

— Конечно, можешь. — И машинально добавил: — Ты обещала, что попробуешь обращаться ко мне по имени, когда мы не в школе.

— Хорошо, профе…

Мила на миг задержала дыхание, досадуя на себя — было не так-то легко говорить своему учителю «Гурий».

— Ничего, не страшно. Со временем… — успокоил ее он и напомнил: — Ты хотела о чем-то попросить.

Кивнув, Мила сглотнула тугой комок, подкативший к горлу, — в это мгновение она очень сильно боялась услышать отказ.

— Вы… — почему-то опустив взгляд в пол, начала она, но потом сделала решительный вдох и посмотрела ему прямо в глаза: — Вы можете отвезти меня к руинам Харакса?

Лицо Гурия Безродного удивленно дрогнуло.

— Мила, ты…

Боясь, что он начнет отговаривать ее, Мила тихо попросила:

— Пожалуйста.

Он тяжело вздохнул и устало спросил:

— Ты хотя бы можешь объяснить мне — зачем?

Мила нахмурилась и отвела взгляд.

— Сократ Суховский, приемный отец Гарика, похоронил его, не позволив никому с ним проститься. А руины… для меня это единственная возможность… Я просто хочу… попрощаться.

Около минуты профессор молчал, потом Мила почувствовала, что его рука легла на ее плечо, и подняла глаза.

— Там может быть опасно, — со значением во взгляде сказал он.

Мила поджала губы и покачала головой.

— Если вы о… — она не могла произнести имя, которое ненавидела всем сердцем, — то его там уже нет. Он бы не остался в руинах, когда всем стало известно, что он там прятался.

Гурий Безродный задумчиво посмотрел мимо Милы.

— Пожалуй, ты права. Он должен был уйти оттуда.

Она посмотрела на него с надеждой.

— Вы… отвезете меня к руинам Харакса?

Профессор посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом, потом потер переносицу и, в очередной раз тяжело вздохнув, наконец ответил:

— Я отвезу тебя.

Уже во второй раз она стояла перед серым нагромождением камней: полуразрушенные стены и башни, глядящие на нее глазами-бойницами, — древняя крепость Харакс.

Мила кинула взгляд через плечо: позади нее стеной вырастал лес. Совсем недалеко, в повозке, ждал Гурий Безродный, но отсюда его видно не было — повозка пряталась за первым поворотом тропы. Мила только сейчас догадалась, почему профессор не подвез ее прямо к руинам — он хотел дать ей возможность побыть одной, хоть и взял с нее напоследок обещание при малейшем намеке на опасность подать знак с помощью магии карбункула. Мила была уверена, что это не понадобится, но пообещала.