Алека Вольских - Мила Рудик и Чаша Лунного Света

— Ну, у тебя еще будет время поведать мне обо всем, что с тобой произошло за этот год, — голос Акулины прозвучал веселее. — У нас целое лето впереди.

Мила в каком-то странном предчувствии подняла глаза на Акулину, не понимая, о чем та говорит.

— Я думаю, тебе понравится та комната, которую я тебе приготовила. Конечно, не бог весть что, но… Это всего на три месяца, пока будут длиться каникулы…

Мила сначала не сообразила, о какой комнате идет речь, а потом вдруг поняла и чуть не подпрыгнула от радости.

— Ты берешь меня жить к себе!? — громко воскликнула она, так, что Барбарис от неожиданности разлил на себя квас и вполголоса проворчал.

— Ну да, — кивнула Акулина. — А я о чем говорю? Ты, что же, забыла? Ведь ты у меня на попечении…

Когда Мила подошла к Думгротскому холму, Пир был в самом разгаре. Она прошла через ворота, над которыми был натянут желтый транспарант с ярко-синими буквами: «С ДНЕМ СЛАВНЫХ ПОБЕД». На поляне мелькали цвета всех трех Домов, но Мила пропускала темно-зеленые и черные, разглядывая только синие в поисках своих друзей.

Когда она наконец их нашла, ребята смеялись над словами Берти, и даже Белка не выдержала и тоже улыбнулась.

— Когда объявили имена зачисленных в Старший Дум, — хвастался Берти, — Альбина сказала, что мое поступление — это самое впечатляющее волшебство, что она видела за все время своего преподавания в Думгроте.

— О! Мила! — воскликнул Ромка, заметив ее. — Ты где была?

Мила коротко рассказала о том, что приехала Акулина. В это время над всей поляной в воздухе кружили огромные золотые блюда с шоколадными конфетами, обсыпанными кокосовой стружкой. На других блюдах ползали маленькие желейные улитки; катались карамельные колобки, которые никто не ел, потому что, попадая в рот, они начинали кусать за язык и прямо во рту запевать: «я от бабушки ушел…»; красовались торты самых немыслимых видов.

Пентюх припомнил Берти крем, размазанный у него по лицу на Пиру Грядущих Свершений, и «угостил» приятеля хорошей порцией клубничного морса. Берти понадобилось минут десять, чтобы при помощи волшебной палочки убрать с волос и достать из-за шиворота все до последней капли.

Все смеялись и шумели так громко, как только могли. Но в тот момент, когда Берти справился наконец с морсом и угрожающе повернулся в сторону Пентюха, Мила заметила, что на площадке над парадной лестницей Думгрота со своего царского кресла поднялся Велемир. В тот же миг все тарелки, блюда и кубки застыли в воздухе. Замечая это, ребята на поляне один за другим замолкали и удивленно переглядывались, а потом как-то странно замирали, как и яства над их головами. Притихли все: белорогие, златоделы, меченосцы. Со своих кресел следом за Велемиром поднялись все учителя. Орион подошел к Владыке, стоящему на краю лестницы и стал рядом. То же самое сделали Альбина, вернувшийся из Дома Знахарей профессор Чёрк, профессор Лирохвост и остальные.

Мила сначала растерялась, а потом посмотрела туда, куда смотрели все на поляне, — в небо, где широко раскинув крылья парила Беллатрикс. Она кружила над ними в каком-то странном торжественном полете и все молчали. И Мила поняла. Это была минута молчания. Минута памяти. В честь Горангеля.

Беллатрикс летела низко… Круг… Еще круг… Еще… Все стояли, закинув головы вверх, и молча следили за ней, не отрывая взглядов. Мила точно видела это, потому что, перед тем как опустить голову и уткнуться взглядом в носки своих ботинок, она посмотрела по сторонам. Ей не нужно было смотреть на Беллатрикс и следить за ее бесконечными кругами, чтобы подумать о Горангеле и постараться сохранить его в памяти, как это делали другие. Она была уверена, что всегда будет о нем помнить, что бы ни случилось…

Наступил день отъезда. Опустив свой чемодан на траву напротив целого строя дилижансов, Мила оглянулась вокруг.

В нескольких шагах от нее стоял Берти в компании Тимура и Пентюха. На голове Тимура была на редкость нелепая шляпа: широкополая, с плоской тульей, очень смахивающей на ветхий пенек. Они что-то обсуждали, время от времени взрываясь хохотом. Все трое удачно сдали экзамены и перешли в Старший Дум. Мытарства были позади — наверное, поэтому и настроение у них было отличное.

У Милы настроение тоже было неплохое. День отъезда был ясным, а после новости, что Акулина возьмет ее на лето к себе, ее переполняла такая радость, от которой все вокруг казалось замечательным вдвойне.

…Утопающий в зеленой траве и в воздушных отцветших одуванчиках Львиный зев.

…Стреляющие цветными солнечными зайчиками оконные витражи.

…Веселый гомон на поляне.

Мила подняла глаза к небу…

…И небо: чистое, ярко-бирюзовое, с дымчато-белым облаком, похожим на лохматую голову льва…

Стоп! Откуда взялось это облако, если на небе ни пушинки?

Мила прищурилась и посмотрела по сторонам. Когда ее глаза наткнулись на высокую фигуру Берти, с трубкой в зубах, она догадалась, что, замечтавшись, приняла дымовые фигурки волшебной трубки за облако. Это показалось ей забавным, и она мысленно над собой посмеялась.

Правда, ей отчего-то почудилось, как будто что-то подобное она уже видела.

— Станем поближе к какому-нибудь дилижансу, — сказал подошедший к ней Ромка, — чтобы занять один на всех.

Мила кивнула и вдруг поняла, почему дымовой лев показался ей знакомым. Не сказав ни слова, она оставила Ромку и подошла к компании поблизости как раз тогда, когда Тимур доказывал Пентюху, что клады, все без исключения, находятся под заклятием неприкасаемости, чтоб никому не достались — на то они и клады.

— Берти! — окликнула Мила, пристально разглядывая пузатый бело-сизый горшочек с горкой монет, вылетевший из трубки.

— Н-н-да? — вопросительно протянул Берти, не вынимая мундштук изо рта.

Мила, стараясь, чтоб вопрос прозвучал непринужденно, кивнула в сторону поднимающегося в небо искусственного облачка и спросила:

— Послушай, а ты можешь сделать из дыма… — она намеренно запнулась, как будто придумывая ему задачу позаковыристей, — ну… например… э-э-э… — и быстро выпалила: — Водяного дракона?

Берти, успев вытащить трубку изо рта в ожидании, когда же она наконец придумает, самоуверенно фыркнул.

— Да запросто! Вот смотри…

Он снова поднес трубку ко рту, открыл его и… так и застыл с открытым ртом. Его лицо приняло такое выражение, которое бывает только у обманщиков, когда их разоблачают.

— Ой-ой-ой, — пробормотал он, скосив глаза на Милу.

Мила, удивленная не меньше Берти подтверждением своей догадки, воскликнула:

— Так это ты был на балконе третьего этажа, когда я рассказывала про Чер-Мерсского монстра!

— Где он был? — спросила Белка и, оглянувшись, Мила увидела рядом и ее, и Ромку.

Берти что-то прокряхтел с очень неловким видом, и это окончательно убедило Милу в том, что ей тогда не показалось, и болотное чудовище в воздухе, как и сегодняшний лев, дело рук Берти. А точнее — работа его волшебной трубки.

— Ты нас подслушивал! — догадалась Белка, с негодованием втягивая в себя воздух.

— Вот, значит, откуда весь Троллинбург узнал о вашем с Яшкой приключении! — посмеиваясь, сказал Ромка, глядя на Милу: у него тоже был опыт подслушивания, и он не видел в этом ничего возмутительного.

Берти выпрямился, выкатив грудь колесом, и возмущенно воскликнул:

— Так, во-первых, мы себе мирно отдыхали на том балконе, любуясь видом одинокого парка…

— Курили, ты хотел сказать? — поправила его Белка, угрожающе сдвинув брови.

— Ну… — Берти, ничуть не смутившись, качнул головой и прищелкнул языком. — Баловались дымком. Место очень укромное… то есть уютное, умиротворенное. Стояли, наслаждались тишиной, никого не трогали, — он невинно округлил глаза. — Мы же вас не звали, в конце концов.

— Но вы могли дать знать о себе, — сказала Мила.

— Это как это! — саркастически скривился Берти. — Прокукарекать или покрякать по-утиному?

Мила покачала головой: до чего ловко Берти умеет выкручиваться!

— Хорошо, — сказала Белка, — но зачем было всему Думгроту рассказывать об этом?

Берти ощетинился.

— А что сразу я!? Я на том балконе не один стоял, между прочим!

Он повернулся к Тимуру, и по его примеру Мила, Ромка и Белка сделали то же самое. Под всеобщими взглядами Тимур криво улыбнулся.

— По-моему, я забыл еще один чемодан в гостиной, — находчиво сообщил он. Во второй раз криво усмехнувшись, он натянул на глаза поля шляпы, так что пенек съехал вперед, и, обходя Берти со спины, ретировался.

— Н-н-да… — разочарованно глядя ему вслед, промямлил Берти, — был не один.

Он раздраженно засунул мундштук трубки обратно в рот и клацнул по нему зубами.

— Бедный Яшка! — сочувственно протянула Белка. — Ну и досталось ему тогда. И все из-за тебя! Берти, ты балабол, вот ты кто!