Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и принц-полукровка (перевод Snitch)

— Я должен был показать книгу Дамблдору, — проговорил Гарри. — Все это время он показывал мне, что Вольдеморт был самим злом, даже когда учился в школе. А у меня имелись доказательства, что Снейп тоже…

— «Само зло» — это сильно сказано, — тихо произнесла Гермиона.

— Так ведь это ты говорила, что книга опасна!

— Я хочу сказать, ты слишком себя винишь, Гарри. Мне казалось, что у Принца просто было скверное чувство юмора, но я бы никогда бы не догадалась, что он вырастет в убийцу…

— Никто из нас даже подумать не мог, что Снейп… ты понимаешь, — поддержал ее Рон.

Наступило молчание. Каждый из них углубился в размышления, но Гарри был уверен, что они, как и он, думали о завтрашнем утре, когда Дамблдора проводят в последний путь. Гарри ни разу не присутствовал на похоронах: после смерти Сириуса тела не осталось. Гарри не знал, чего ожидать, и немного боялся того, что увидит, что почувствует. Он сомневался, что сумеет осознать гибель Дамблдора даже после похорон. Временами ужасная правда готова была вот-вот поглотить его, но иногда Гарри охватывало странное оцепенение, и, ему не верилось, что Дамблдор действительно покинул их, хотя в замке и не говорили ни о чем другом. Следует признать, что сейчас Гарри не искал, как после смерти Сириуса, какой-нибудь лазейки, какого-нибудь способа вернуть Дамблдора… Он нащупал в кармане холодную цепочку с фальшивым хоркруксом, который теперь повсюду носил с собой — не как талисман, а как напоминание, чего тот стоил и что еще предстояло сделать.

На следующий день Гарри встал рано, чтобы собрать вещи: «Хогвартс-Экспресс» отъезжал через час после похорон. Внизу в Большом зале царила атмосфера подавленности. Все надели выходные мантии, и никто, казалось, не хотел есть. Профессор Макгонагалл оставила похожее на трон кресло посреди стола преподавателей пустым. Хагрида за столом тоже не оказалось: Гарри подумал, что тот, похоже, был просто не в состоянии показаться на завтраке. Место же Снейпа как ни в чем не бывало занял Руфус Скримджер. Гарри избегал взгляда его желтоватых глаз, внимательно осматривавших зал; возникло неприятное чувство, что Скримджер искал его. Среди окружения Скримджера Гарри заметил рыжие волосы и очки в роговой оправе — Перси Уизли. Рон не подавал вида, что знает о его присутствии, разве что вонзал вилку в селедку с непривычной злобой.

За столом Слизерина шептались Крэбб и Гойл. Такие же огромные, как и раньше, без высокого бледного Малфоя, восседавшего между ними и постоянно отдававшего распоряжения, они выглядели непривычно беспомощными. Направив всю свою враждебность на Снейпа, он не забыл ни страха в голосе Малфоя на вершине башни, ни того, как тот опустил палочку до появления остальных пожирателей смерти. Гарри не верил, что Малфой смог бы убить Дамблдора. Он все еще презирал Малфоя за увлечение темными силами, однако теперь к неприязни добавилась крохотная капля жалости. Где, задавался вопросом Гарри, был сейчас Малфой и что же все-таки должен был сделать по приказу Вольдеморта под страхом собственной смерти и смерти своих родителей?

Джинни прервала мысли Гарри, ткнув его в бок. Профессор Макгонагалл поднялась на ноги, и опечаленный гул тотчас стих.

— Час почти настал, — произнесла она. — Проследуйте, пожалуйста, на улицу за деканами своих факультетов. Гриффиндор, прошу за мной.

Они выбрались из-за лавок почти в полной тишине. Гарри мельком увидел во главе колонны Слизерина Снобгорна, одетого в великолепную длинную изумрудно-зеленую мантию, расшитую серебром. Профессор Стебль, декан Хаффльпаффа, была опрятна как никогда, на ее шляпе не оказалось ни единого пятнышка. Когда они дошли до холла, то увидели мадам Пинс и Филча: она в плотной черной вуали, ниспадавшей до колен, он в старинном черном костюме и при галстуке, отдававших нафталиновыми шариками от моли.

Выйдя из дверей на каменную лестницу, Гарри понял, что они направляются к озеру. Теплое ласковое солнце коснулось его лица. В тишине они прошли за профессором Макгонагалл к сотням выстроенных рядами стульев, разделенных надвое проходом. Впереди лежала мраморная плита, и все стулья были обращены к ней. Стоял прекрасный летний день.

Добрую половину мест уже заняли самые разнообразные люди: старые и молодые, в дорогих и поношенных мантиях. Большинство из них были незнакомы Гарри, но некоторых, не исключая членов Ордена Феникса, он узнал: Кингсли Кандлболт, Грозный Глаз Грюм, Тонкс, чьи волосы вновь чудесным образом стали ярко-розовыми, Рем Люпин, которого она, похоже, держала за руку, мистер и миссис Уизли, Билл, опирающийся на Флер, а также Фред и Джордж в куртках из драконьей кожи. Кроме того, прибыли мадам Максим, занявшая два с половиной стула, Том, хозяин «Дырявого котла», Арабелла Фигг, пшик, живущая по соседству от Гарри, басист с длинными волосами из группы «Ведуньи», Эрни Прэнг, водитель «Ночного рыцаря», мадам Малкин из магазина, торгующего мантиями в Косом переулке, и еще несколько человек, которых Гарри знал только в лицо, например, бармен из «Кабаньей головы» и волшебница, продававшая еду с тележки в «Хогвартс-Экспрессе». Были и привидения из замка, едва различимые в солнечном свете, видимые только, когда двигались, блекло мерцая в ярких лучах.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни прошли друг за другом к местам в конце ряда у озера. Отовсюду слышался шепот, похожий шорох ветерка в траве, но пение птиц было гораздо громче. Толпа продолжала расти. Гарри с огромной теплотой заметил, как Луна помогала сесть Невиллу. Они двое из всей ДА откликнулись на призыв Гермионы в ночь смерти Дамблдора, и Гарри знал почему: Луна и Невилл больше всех скучали по ДА… и наверняка были единственными, кто регулярно проверял монеты в надежде на новое собрание…

Мимо них к первым рядам с несчастным выражением лица прошел Корнелиус Фадж, как всегда крутя в руках котелок. И тут Гарри увидел Риту Вритер, к его ярости, сжимавшую в руке с накрашенными красным лаком ногтями блокнот, а потом, что еще хуже, Долорес Амбридж с черным бархатным бантом в седых кудрях, на ее лице было неубедительно написано горе. При виде кентавра Флоренца, который стоял у кромки воды, словно часовой, она вздрогнула и поспешно пересела подальше от него.

Наконец, учителя заняли свои места. В первом ряду рядом с профессором Макгонагалл Гарри разглядел величественного и опечаленного Скримджера. Он задумался, действительно ли тот, да и остальные высокопоставленные лица, сожалели о смерти Дамблдора. Но вдруг Гарри услышал музыку, странную, потустороннюю музыку, и пытаясь понять, откуда же она раздается, совершенно забыл о Министерстве. Он был не один: многие крутили головами — немного испуганно.

— В озере, — шепнула Джинни Гарри на ухо.

И тут он увидел их в прозрачной зеленоватой, светящейся на солнечных лучах воде. Они подплыли почти к самой поверхности и до ужаса напоминали инферий: рябь пробегала над бледными лицами, окутанными клубами багрянистых волос. Хор русалок пел песню на странном, не знакомом Гарри языке. От этой мелодии у него мурашки поползли по коже, но все же она не была неприятной. В ней ясно читалась боль и утрата. Вглядываясь в безумные лица поющих, Гарри почувствовал, что, по крайней мере, они горевали о кончине Дамблдора. Джинни снова толкнула его локтем, и он оглянулся.

По проходу между рядами медленно поднимался Хагрид. Он беззвучно плакал, и его лицо блестело от слез. В пурпурном бархате, вышитом золотыми звездами, он нес тело Дамблдора. Горло Гарри сдавила ужасная боль. На мгновение странная музыка и осознание того, что тело Дамблдора так близко, будто бы поглотили все дневное тепло. Рон был бледен и выглядел потрясенным. На полы мантий Джинни и Гермионы часто капали крупные слезы.

Им не было видно, что происходит впереди. Должно быть, Хагрид осторожно уложил тело на плиту. И вот он возвращался по проходу, трубно шмыгая носом, вызвав тем самым у многих возмущение, которое, как заметил Гарри, не обошло и Долорес Амбридж. Но Гарри знал, что Дамблдору было бы все равно. Когда Хагрид проходил мимо, он попытался дружески помахать ему рукой, но веки у того опухли настолько, что было поразительно, как он вообще разбирал дорогу. Гарри оглянулся на задний ряд, к которому направлялся Хагрид, и понял, что того ведет. Там в куртке и штанах размером с небольшую палатку сидел великан Грауп, послушно опустивший свою уродливую, похожую на булыжник, почти человеческую голову. Хагрид опустился рядом со своим единокровным братом, и Грауп успокаивающе похлопал его по голове, от чего стул Хагрида просел в землю. На одно чудесное мгновение Гарри захотелось рассмеяться. Но тут музыка стихла, и он вновь обернулся к первым рядам.

Невысокий человечек с хохолком и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Дамблдора. Гарри не слышал, что тот говорил. Через сотни голов до них доносились обрывки слов: «благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «великодушие», — они так мало значили, почти не касались того Дамблдора, которого знал Гарри. Неожиданно ему вспомнились несколько словечек Дамблдора: «олух», «пузырь», «остаток», «уловка», — и ему снова пришлось подавить улыбку… да что же с ним сегодня происходит?