Джоанн Роулинг - Дары смерти (перевод Snitch)

Посреди поляны горел костёр, и его мигающий свет падал на толпу затихших настороженных Пожирателей Смерти. Некоторые ещё были в масках и капюшонах, остальные открыли свои лица. Немного в стороне, отбрасывая огромные тени на поляну, сидели два великана с жестокими, будто грубо вытесанными из камня лицами. Гарри увидел Фенрира, старавшегося держаться не на виду, грызущего свои длинные когти; высокий светловолосый Роул прикладывал тряпку к кровоточащей губе. Он увидел Люциуса Малфоя — тот выглядел убитым и напуганным, и Нарциссу с запавшими глазами, полными нехороших предчувствий.

Все взгляды были направлены на Волдеморта, который стоял, опустив голову и сложив руки перед собой поверх Старшей Палочки. Он то ли молился, то ли беззвучно считал про себя, и Гарри, тихо стоявший на краю поляны, не к месту подумал о считалке в детской игре в прятки. За головой Вольдеморта наподобие чудовищного ореола, извиваясь и сворачиваясь кольцами, плавала в своей сверкающей зачарованной клетке огромная змея Нагини.

Когда Долохов и Яксли присоединились к кругу, Волдеморт поднял голову.

— Мой Лорд, от него ни единого знака, — сказал Долохов.

Выражение лица Волдеморта не изменилось. Красные глаза будто горели в свете костра. Он медленно провёл длинными пальцами по Старшей Палочке.

— Мой Лорд… — заговорила Беллатрикс. Она сидела ближе всех к Волдеморту, она была растрёпана, на лице немного крови, но в остальном невредима.

Волдеморт поднял руку, чтобы прервать её, и она больше ни слова не вымолвила, только смотрела на него с благоговением.

— Я думал, что он придёт, — проговорил Волдеморт своим высоким чистым голосом, не отрывая взгляда от мерцающего огня. — Я ожидал, что он придёт.

Все промолчали. Казалось, они боялись не меньше, чем Гарри, а у того сердце теперь билось в груди так, будто собиралось убежать из тела, которое он собирался покинуть. Когда он снимал плащ-невидимку, у него вспотели руки; он запихал его под мантию вместе с палочкой. Он не хотел, чтобы у него возникло желание сражаться.

— Похоже… я ошибался, — сказал Волдеморт.

— Ты не ошибался.

Гарри произнёс это так громко, как мог, со всей силой, которую смог собрать. Он не хотел, чтобы его голос звучал испуганно. Камень Воскрешения выскользнул из его онемевших пальцев, и, шагнув вперёд к свету, краем глаза он увидел, что родители, Сириус и Люпин исчезли. В тот же момент он почувствовал, что никто больше не имел значения, кроме Волдеморта. Только они двое.

Иллюзия улетучилась так же быстро, как и появилась. Великаны заревели, Пожиратели Смерти вскочили на ноги, и со всех сторон доносились вскрики, ахи и даже смех. Волдеморт застыл на месте, но его красные глаза нашли Гарри, и он смотрел на него, не отрываясь, пока Гарри шёл к нему, и их разделял только огонь.

Затем раздался крик:

— ГАРРИ! НЕТ!

Он обернулся: там был Хагрид, скрученный и привязанный к дереву поблизости. Он в отчаянии пытался вырваться, и от этого ветки на дереве тряслись.

— НЕТ! НЕТ! ГАРРИ, ЧТО ТЫ?..

— МОЛЧАТЬ! — заорал Роул и взмахом палочки заставил Хагрида затихнуть.

Вскочившая на ноги Беллатрикс, тяжело дыша, напряжённо переводила взгляд с Волдеморта на Гарри. Единственным, что двигалось, были огонь и змея, скручивавшаяся и раскручивавшаяся в блестящей клетке за головой Волдеморта.

Гарри ощущал свою палочку, лежавшую у него на груди, но не попытался вытащить её. Он знал, что змея слишком хорошо защищена, знал, что даже если ему и удастся нацелить палочку на Нагини, пятьдесят заклятий попадут в него раньше. Волдеморт и Гарри продолжали смотреть друг на друга, затем Волдеморт чуть наклонил голову вбок, рассматривая мальчика, стоявшего перед ним, и его безгубый рот исказила необычно печальная улыбка.

— Гарри Поттер, — проговорил он очень тихо. Его голос почти сливался с потрескиванием огня. — Мальчик, Который Выжил.

Ни один из Пожирателей Смерти не пошевелился. Они ждали. Всё вокруг ждало. Хагрид вырывался, Беллатрикс задыхалась, а Гарри необъяснимо вдруг подумал о Джинни, о её ослепительных волосах, и о её губах на его…

Волдеморт поднял палочку. Его голова всё ещё была наклонена набок, как у любопытного ребёнка, желающего знать, что будет, если он продолжит. Гарри смотрел в красные глаза и хотел, чтобы всё произошло прямо сейчас, быстро, пока он ещё может стоять, пока он контролирует себя, пока он не выдал свой страх…

Он увидел, как губы зашевелились, и вспышку зелёного света, и всё вокруг пропало.

Гарри лежал навзничь, вслушиваясь в тишину. Он был совершенно один. Никто не стерег. Никого здесь больше не было. Он не был абсолютно уверен, что и сам здесь.

Прошло много времени, а, возможно, не прошло совсем, когда он осознал, что должен существовать, должен быть чем-то большим, нежели бестелесная мысль, потому что он лежал, действительно лежал, на некой поверхности. Следовательно, он мог осязать, и то, на чем он лежал, также существовало.

Сделав этот вывод, Гарри почти одновременно понял, что голый. Будучи уверенным в том, что один, он не волновался, но был немного удивлен. Он гадал, может ли, раз чувствует, видеть. Гарри обнаружил, что у него есть глаза, открыв их.

Он лежал в светящемся тумане, хотя никогда раньше не видел такой туман. Облачные испарения не скрывали его окружение; скорее облачные испарения еще не сформировались в окружение. Пол, на котором он лежал, казался белым, скорее теплым, чем холодным, и просто существовал — плоское пустое нечто для того, чтобы лежать.

Он сел. Тело казалось невредимым. Гарри прикоснулся к лицу. Он больше не носил очки.

Затем из несформировавшегося ничто, окружавшего его, донесся шум: короткие мягкие удары чего-то хлопавшего, молотившего и бившегося. Это был печальный и в то же время слегка бестактный звук. Гарри охватило чувство неловкости, будто он подслушивал что-то тайное, постыдное.

Впервые он пожалел, что не одет.

Едва это желание возникло в его голове, неподалеку появилась мантия. Он взял ее и надел: она была мягкой, чистой и теплой. Ее появление было удивительным: так просто, в ту же секунду, когда он пожелал…

Он стоял, озираясь. Возможно, он находился в какой-то огромной комнате по требованию? Чем дольше он осматривался, тем больше мог разглядеть. Высоко над ним в солнечных лучах сверкал огромный купол стеклянной крыши. Возможно, это был дворец. Вокруг царила тишина и спокойствие, за исключением тех странных хлопающих хныкающих звуков, доносившихся из тумана откуда-то неподалеку…

Гарри медленно обернулся: окружающее, казалось, приобретало форму у него на глазах. Широкое открытое место, яркое и чистое; зал, намного просторней, нежели Большой зал, с этим прозрачным стеклянным потолком-куполом. Здесь было совершенно пусто. Он был совсем один, за исключением…

Гарри отпрянул. Он увидел то, что издавало шум. Оно выглядело как маленький обнаженный ребенок, свернувшийся на полу, его кожа была грубой и кровоточила, будто ободранная. Дрожа, оно лежало под сиденьем: покинутое, нежеланное, убранное с глаз долой, борющееся за жизнь.

Гарри боялся его. Несмотря на то, что оно было маленьким, хрупким и израненным, приближаться не хотелось. Тем не менее, Гарри медленно подходил все ближе и ближе, готовый отскочить в любую секунду. Вскоре он стоял достаточно близко, чтобы коснуться, но все еще не мог себя заставить это сделать. Гарри чувствовал себя трусом. Он должен был помочь, но оно вызывало отвращение.

— Ты не можешь помочь.

Он обернулся. Облаченный в широкую темно-синюю мантию, энергичный и держащийся прямо, к нему направлялся Альбус Дамблдор.

— Гарри. — Он широко распростер руки, целые и невредимые. — Ты чудесный мальчик. Ты отважный, отважный мужчина. Пойдем-ка.

Ошеломленный Гарри последовал за Дамблдором, шагавшим прочь от хныкавшего израненного ребенка к двум незамеченным ранее сиденьям, установленным на некотором расстоянии под тем высоким сверкающим потолком. Дамблдор сел на одно из них, Гарри повалился на другое, глядя в лицо старому директору школы. Длинные серебристые волосы и борода Дамблдора, пронзительные голубые глаза за очками-полумесяцами, кривой нос: все было таким, каким он помнил. Но между тем…

— Ведь вы умерли, — произнес Гарри.

— О да, — сказал Дамблдор, будто так и должно быть.

— Значит… я тоже умер?

— Ах, — произнес Дамблдор, улыбнувшись еще шире, — вот в чем вопрос, не так ли? В целом, мой милый, думаю, что нет.

Он глядели друг на друга, старик по-прежнему широко улыбался.

— Нет? — повторил Гарри.

— Нет. — подтвердил Дамблдор.

— Но… — Гарри машинально поднес руку к шраму. Казалось, тот исчез. — Но я должен был умереть… я не защищался! Я хотел дать ему убить меня!