Елена Усачева - Последний подарок

Рауль мчится за своей Дианой… Лошадь в мыле, спотыкается, вокруг ночь, но он должен успеть. И…

Что же ее отвлекло? Летучая мышь промелькнула за окном? Постучал в стекло ветер? Не спится потревоженной птице?

Она вновь опустила глаза к странице, но строчки плыли. Рауль, такой живой еще минуту назад, оказался искусственным, придуманным, неловким литератором. И не развевался больше локон на ветру, и не храпела лошадь, и не ныла уставшая за долгую погоню рука, держащая повод. Все это были слова, они рассыпались карточным домиком. Не то, все не то.

Катя положила руки на книгу, закрыла глаза, прислушалась к окружающей тишине. Ни звука. Наверное, еще ни разу она не засиживалась так поздно. Неожиданно ее охватил страх, ладони вспотели. С чего? Все обычно. Может, кошка пробежала в коридоре?

Она снова обернулась к окну. Пустота, ночь. Ее глаза пытались поймать малейший признак того, что могло вызвать тревогу. Но тьма была беспросветной, никто в ней не угадывался. Одна лишь ночь, волнующая, страшная.

Катя сама не заметила, как пересекла комнату, оперлась о подоконник. Разлапистый цветок герани щекотал локоть, в ладошку уперся камешек, но она не чувствовала. И смотрела уже не на улицу, а в собственное отражение. Или это не она в подрагивающем стекле?

Вампир глядел в удивленные карие глаза, поражался такому идеально ровному и причудливому изгибу брови. Как, почему природа создала такое совершенство?

И вновь ему в нос ударил неприятный запах. Розы! Они стояли на столике в вазе. Их аромат прочно вошел в запах девушки, смешался с волосами, с благоуханием ее девственно чистой кожи.

Он знал, что она его сейчас не видит. Но внезапно ему захотелось, чтобы за ее окном была не только ночь, но и он, Виктор Марцинович, таким, каким он когда-то отражался в зеркалах.

Невысокий, с длинной челкой, спадающей на лоб, с узким, сходящимся книзу лицом, уверенным разлетом бровей, с чуть скошенным подбородком, со смешно выглядывающими при разговоре верхними зубами, с опущенными уголками губ. Совсем некстати вспомнился тот далекий февральский вечер, когда на балу у графини Гулярской он познакомился с графом Борисом. Их неосторожный спор, ссора и глупая дуэль, когда граф его ранил. Виктор хорошо помнил это странное чувство, когда его телом начала медленно завладевать смерть, как она вытягивала из него силы, рвала невидимые нити, связывающие его со всем, что есть на земле живого. Умирать было страшно. И если раньше жизнь виделась ему нелепой игрой, скучным бесконечным водевилем, то тут в одно мгновение она стала яркой и привлекательной. В ней было так много всего — солнце, свежий воздух, возможность идти куда глаза глядят. Как же тогда ему захотелось жить! И вдруг граф Борис предложил ему вечное существование. Выбора не было. Оставалось только кричать, давясь болью, что он не должен, не должен умирать.

Девушка за окном бросила последний взгляд в его сторону и отошла в глубь комнаты. Этот взгляд хлестнул по лицу Виктора, так что он был вынужден снова отступить.

Вампир хотел вызвать в себе желание убить красавицу. Она была слишком легкой добычей, чтобы от нее отказываться. Надо только выманить ее на улицу, а там уже утром будут выяснять, зачем она вышла из дома да куда делась. Девичьи сердца — потемки, даже для родителей.

Нужного настроя не было. Его растворил этот противный розовый запах. Уничтожил быстрый взгляд карих глаз. Смерти не хотелось. Хотелось, чтобы эта красота жила долго, никогда не угасая.

Неожиданная ярость толкнула Виктора обратно к окну. Да, девушка красива, но это временно. Только он один может сохранить ее совершенство на века.

Вампир попятился, над нижней губой появились клыки.

Какая бы красивая она ни была, он должен ее убить. Пройдет день, второй, третий, и все забудется. Так было раньше. Так будет всегда. Раньше… А сейчас?

Виктор безжалостно топтал цветы в палисаднике, не замечая, что невольно ищет не способ выманить девушку из комнаты, а оправдание своей нерешительности. Не голоден? Вздор! Он готов накинуться на первого встречного, и плевать на осторожность. Устал? Но луна даже не дошла до своего зенита, об усталости не может быть и речи. Идти дальше по домам? Но он не хочет уходить. Его тянет освещенное окно, он хочет стоять около него и всю ночь смотреть на склоненный затылок, на выбившуюся из косы прядь, на замятый на локте рукав. Он хочет взять ее за руку, ощутить легкое биение ее пульса под тонкой кожей, почувствовать теплоту дыхания.

От этой мысли Виктор поморщился и стремительно пошел прочь. О чем он думает? Что за бессмыслица пришла ему в голову? С чего? Из-за одного взгляда? Неприятного запаха? Да! Все дело в запахе. Его надо убить, и тогда все опять станет на свои места. Он успокоится.

Виктор понесся прочь из села. В этот раз пришлось довольствоваться ягненком, больше под руку никто не попался. На кладбище он первым делом прогнал мальчишек и стал с остервенением рвать цветочный куст. Раздирал его крошечные лепестки, усеял розовым цветом все вокруг и, страшно разозленный, нырнул в свою могилу. Покой не приходил. Запах, этот мерзкий запах преследовал его. Теперь им пахло все, даже крышка гроба.

Сон не принес отдыха. Виктор метался на своем тесном ложе и твердо решил сегодня же сменить место жительства. В церкви есть прекрасный подвал, куда никто никогда не заходит — там пахнет крысами, отсыревшей землей и ни грамма человеческого присутствия.

Вампир еле дождался, когда уснут последние птицы и филин в далеком лесу проухает свою ночную песню. Выбравшись наружу, без задержки помчался к чернеющему вдалеке селу. Он шел на запах. Воздушно-мягкий аромат розы тянул его к себе. Ему не пришлось искать нужный дом — увидев зеленую крышу и беленые стены, Виктор сразу понял: ему сюда. Окно было темным, но он чувствовал — там, за тонким стеклом, за прозрачной кисейной занавеской его ждут. Лежат, глядя в потолок, и думают.

Кате не спалось. Весь день она промаялась, почти ничего не ела. Ее тянуло подойти к окну, посмотреть на улицу. Неужели судьба Рауля с Дианой так ее взволновала? Но читать дальше не хотелось. И хоть Лизонька весь день изводила вопросами, теребила, а под вечер вообще стала требовать книгу обратно, мыслями Катя была далеко от страдающих влюбленных. Она могла точно сказать, в какой момент ее перестали интересовать события в романе. Шоркнула по стеклу крылом ночная бабочка, и вот теперь Катя постоянно прислушивается, словно ждет чего-то. Думала забыться сном, но сон не шел. Мягкое пуховое одеяло давило неподъемным грузом, подушка вставала колом, кровать пучилась, словно пытаясь сбросить ее на пол.

Это было невыносимо. Катя встала. Секунду размышляла, не зажечь ли свет. Но на огонь снова могли прилететь бабочки, и она не стала этого делать. Прошла по комнате, постояла около стола, где светлым прямоугольником белел забытый томик, приблизилась к окну. На подоконнике лежала роза. Девушка не помнила, когда положила ее сюда. Цветок был мелкий, бледно-розовый, со странным холодным запахом.

Катя бросила взгляд на свой стол, где в вазе стоял букет пышных белых садовых роз. Откуда этот невзрачный цветок?

Глаза сами собой поднялись к темному стеклу. Ничего увидеть там она не могла, разве только свое нечеткое, размытое отражение. Но вот ее отражение раздвоилось, вперед выступил незнакомый мужчина.

Вампир стоял в палисаднике, рукой опираясь о стену. Невысокий, тонкий, в темноте казалось, что его кожа светится. Катя не отрывала взгляда от его темных глаз. И уже потом, каким-то краем зрения отметила уверенный разлет бровей, тонкие губы с опущенными уголками, чуть скошенный подбородок, благородный спокойный овал лица. Увидела это все вдруг, мгновенно и тут же испугалась, отпрянула, прижимая к себе розу. Догадалась — от него. И снова захотелось подойти, глянуть одним глазком, но в темноте за окном уже никого не было видно.

«Кто бы это мог быть?» Сердце часто билось. Все так странно, так туманно.

Виктор стремительно несся вдоль спящих домов. Внутри его колотилось дикое бешенство. Какая гадость! Что он себе возомнил? Позволил ей увидеть себя! Не бросился, не растерзал, а сбежал. Как последний мальчишка сбежал! И что-то еще такое было, что он не мог вспомнить. Пальцы сами сжимались в кулаки. Какая-то вещь была в руке, и теперь ее нет. От ярости, от желания сделать себе хуже он скользнул к первым же воротам и, не дав собаке поднять головы, рубанул по черной мохнатой шее, а потом долго сидел около конуры, пытаясь прийти в себя.

Что же с ним происходит? Почему он так стремительно убежал от этого дома с зеленой свежеокрашенной крышей? Он посмотрел на свою белую тонкую кисть, на синеватые длинные ногти. Зачем ему эти людские игры? Или просто настала пора сменить село? Засиделся он на одном месте.

Виктор расправил плечи, втянул в себя влажный ночной воздух. От дохлой собаки тянуло кислятиной, из ближайшего дома шел запах парного молока, разгоряченных сном давно не мытых тел. И только тонкой ноткой откуда-то издалека доносился аромат роз. Он закрыл глаза. А ведь это уже когда-то было, но он успел забыть. Неужели пришло время вспомнить?