Пол Стюарт - Воздушные пираты

— «Громобой»? Белый шторм? — переспрашивал Прутик, качая головой. — Я ничего не помню. Никто из нас не помнит, — объяснил он, оглядывая остальных. — Совсем ничего, с тех пор как мы вошли в атмосферный вихрь… — Он повернулся к Моджин. — Но ты-то помнишь. Потому что на тебе был этот тяжёлый костюм с капюшоном, шторм не замутнил твою память… Расскажи мне, что случилось, Моджин. Расскажи мне, что ты помнишь.

Звук ещё одной капли, упавшей в пруд, эхом пронёсся в тишине. Моджин отвернулась.

— Расскажи мне! — потребовал Прутик. — Я должен знать.

— Да, расскажи ему те вещи, что у тебя в голове, — вставил Лесорыб. — Или я ему расскажу.

Моджин вздохнула:

— Ты не оставляешь мне выбора. — Она вновь шумно вздохнула и подняла на Прутика глаза. — Когда Птица-Помогарь улетела, после того как ты обрезал верёвку, я боялась…

— Я обрезал верёвку Птицы-Помогарь? — воскликнул Прутик.

Моджин кивнула:

— Ты хочешь, чтобы я продолжала?

— Да, — сказал Прутик.

— … Я боялась, что мы никогда не найдём «Громобой». Но всё же мы нашли его, висевшего в мёртвом штиле в центре атмосферного вихря. Твой отец, Облачный Волк, ждал тебя там.

— Мой отец, — прошептал Прутик, и смутное воспоминание зашевелилось где-то в глубинах его памяти.

Моджин кивнула:

— Он сказал тебе, что Мать Штормов — мощный шторм, который вдохнул в Край жизнь, — возвращается.

Каулквейп взволнованно переминался с ноги на ногу. Об этом он давно уже догадался.

— Отец объяснил тебе, как она прилетит из открытого неба в Риверрайз, в самую высокую точку в Дремучих Лесах, — продолжала Моджин, — чтобы обновить умирающий источник.

— Да, да, — бормотал Каулквейп, который не мог больше молчать. — Так и в древних рукописях написано.

— Тихо, Каулквейп! — резко приказал Прутик.

Обрывочные воспоминания начинали собираться в единое целое. Он взглянул на Моджин.

— Но Санктафракс лежит на его пути, — пробормотал он. — Да, теперь я помню… Облачный Волк… он сказал мне… перерезать главную Якорную Цепь, так ведь?

Моджин кивнула.

— Если Мать Штормов потратит свою энергию на разрушение Санктафракса, она никогда не достигнет Риверрайза, чтобы принести его водам новую жизнь, — сказала она. — И тогда косность и тьма из Тёмного Сердца Дремучих Лесов распространится и поглотит каждый клочок Края!

— О небо! — простонал Прутик. — Что я наделал? — Он посмотрел Моджин в глаза. — Ведь я там был, Моджин. В Санктафраксе. Я мог бы сказать им. То, как мы светились, должно было напомнить мне… Если бы только я вспомнил тогда, что мне нужно было сделать… — Он повернулся к остальным. — Нам надо немедленно идти обратно. Моджин, ты пойдёшь со мной. — Потом его лицо побледнело, и он пошатнулся. — Моджин, — в отчаянии выговорил он, — а я сказал тебе, когда это нужно сделать?

Она отрицательно покачала головой.

Прутик застонал:

— Ты знаешь только часть, Моджин. И мне надо было её услышать, чтобы отпереть свою память и восстановить остальное… — Он запнулся. — Мать Штормов вернётся тогда, когда… — Слова отца со всей ужасающей ясностью вспомнились ему. — Когда воды Риверрайза перестанут течь…

Моджин отшатнулась. Всё её тело напряглось, взгляд был прикован к тому выступу скалы, которым венчался источник Риверрайза.

— Прутик! — внезапно вскрикнула Моджин, хватая его за руку. — Прутик, слушай!

Прутик замер и склонил голову набок.

— Что? — спросил он. — Я ничего не слышу…

— Точно, — сказала Моджин. — Тишина.

Прутик нахмурился:

— Что ты хочешь сказать? Я… — Мурашки побежали у него по спине. М ерное кап-кап источника Риверрайза прекратилось.

— Источник Риверрайза умер, — тихо произнесла Моджин. — А это значит только одно…

Прутик посмотрел на неё круглыми от ужаса глазами.

— Мать Штормов возвращается, — продолжил он за неё. — Теперь я помню всё. Она должна прилететь сюда на заре. Но этого не произойдёт. Вместо этого она ударит по Санктафраксу в полночь, бесполезно растратит всю энергию, и Край погрузится во Тьму. Я всё погубил, — с горечью сказал он. — Я подвёл Облачного Волка. Я подвёл Санктафракс. Я подвёл самого себя.

Лесорыб сделал шаг вперёд:

— Но, возможно, всё же есть какое-то решение… — Он взглянул на Моджин и прищурился. — Я читаю это в её мыслях.

— Что? — спросил Прутик. — О чём она думает, Лесорыб? — Он повернулся к Моджин — Ты что, о чём-то мне не говоришь?

Она отвела взгляд.

— Моджин! — взмолился Прутик. — Ну пожалуйста!

— Ты хочешь, чтобы я ему сказал? — спросил Лесорыб.

Моджин сглотнула слёзы.

— Есть только один способ вовремя вернуться в Санктафракс, — тихо прошептала она. — Но это ужасно рискованно.

Прутик отрыл от удивления рот.

— К полночи? — переспросил он. — Но как?

— Это же безумие, — продолжала Моджин. Она горящими глазами смотрела на Лесорыба.

— Это просто нелепая мысль.

— Расскажи мне! — потребовал Прутик Моджин вздохнула. И хотя она довольно спокойно выдержала его взгляд, но ответила еле слышным, дрожащим шёпотом:

— Выстрелом в небо.

— Выстрелом в небо?

Прутик побелел. Это был способ, которым самые бессовестные капитаны — и воздушные пираты, и члены Лиг — расправлялись с мятежными членами команды. Преступника привязывали к горящему стволу летучего дерева, он, как ракета, взмывал в открытое небо и не возвращался. Это было ужасное наказание, которого боялись все, кто отправлялся в небо на воздушном корабле. Конечно, Моджин не хотела…

— Я знаю, это звучит как безумие, капитан, — сказала Моджин. — Но вместо того чтобы направить горящий ствол дерева вверх, может быть, можно рассчитать угол подъёма так, чтобы ты описал широкую дугу над Дремучими Лесами и приземлился в Нижнем Городе? Но это ужасно рискованно. Ты можешь не долететь и приземлиться где-нибудь в Сумеречных Лесах или в Топях или перелететь Нижний Город и упасть за Край. И даже если, каким-то чудом, ты прилетишь именно в Нижний Город, есть все шансы, что к тому моменту, когда ты ударишься о землю, ты уже превратишься в обуглившийся труп. Прутик упорно смотрел на Моджин.

— Всё это я готов принять, — сказал он.

— Но Прутик, — начал Каулквейп, — ты же слышал, что она сказала. Это же верная смерть!

— Я должен попытаться, — твёрдо ответил Прутик. — Для Санктафракса, если я не попытаюсь, это тоже верная смерть. И для всех живущих в Дремучих Лесах, если Река не обновится. Я должен попытаться.

Каулквейп схватил Прутика за руку. Тот дрожал и тяжело дышал.

— Позволь мне полететь вместо тебя. Пусть меня выстрелом в небо отправят в Санктафракс. Я моложе, чем ты. Легче. И что значит жизнь несостоявшегося подмастерья в сравнении с самым лучшим из когда-либо живших на земле воздушных пиратов? — Он перевёл дыхание. — А… а ты можешь привязать к моей спине записку к Профессору Темноты, на случай если я не доберусь туда живым?

Прутик улыбнулся:

— Ты не маленький подмастерье, Каулквейп, ты хорошо служил мне. — Он покачал головой. — Я не могу просить тебя от этом. Это мой долг.

— Но Прутик! — со слезами на глазах возразил Каулквейп.

— Спасибо, — ответил Прутик, — я ничего не стану даже слушать об этом…

— Однако мысль о том, что кто-то ещё полетит вместе с тобой, совсем неплоха, — задумчиво проговорила Моджин. — Толстое дерево могло бы вынести двоих пассажиров, и, значит, в том случае, если один потеряет сознание, у другого всё же будет шанс побороться. Я полечу с тобой, капитан.

— Ты? — не веря своим ушам, воскликнул Каулквейп.

— Я же Каменный Пилот, — сказала Моджин. — У меня есть необходимые знания и навыки. Я и полечу вместе с Прутиком.

Прутик улыбнулся и склонил голову набок.

— Я очень тронут, — сказал он, — но я должен лететь один.

— Но, капитан! — возразила Моджин.

— Прости, Моджин, — проговорил Прутик.

— Ты и остальные члены команды следовали за мной долго и верно. Я рисковал вашими жизнями, отправившись в открытое небо. Я уже просил вас о слишком многом. — Он помолчал. — Отдайте мне ваши знания, а не жизнь.

Моджин взяла его за руку.

— У тебя уже есть моя жизнь, — сказала она.

Они обошли все пышные сады Риверрайза в поисках самого высокого, толстого летучего дерева. В конце концов остановили свой выбор на огромном серебристо-сером летучем великане, который гордо стоял на самом краю у воды пересохшего источника.

— Просто жалко рубить такое чудесное дерево, — произнёс Каулквейп с отсутствующим видом. — Интересно, сколько же оно здесь стояло, пило воду Риверрайза? Может, сам Кобольд Мудрый сидел в тени его кроны.