Татьяна Иванова - Дикие

— Не знаю я, только разыскивают там твоих знакомцев, о том мне доподлинно ведомо!

— А, ну-ка, я сейчас Марийку расспрошу, чем они там в Москве занимались, коль их теперь разыскивают! — заволновался Кузьма.

— Да погоди ты с Марийки-то спрашивать, дойдет и до нее черед. Ты мне вот что скажи, кто еще знал об этих людях?

— Кто знал! Да, почитай вся деревня! Они ж спустились на поселения, что на новой делянке, а там с каждого двора кто-нибудь, да был.

— Да! — расстроился Никита. — Коль вся деревня знает, в секрете того не удержишь.

— Да они и не хоронились ни от кого, Никита Владимирович, как пришли к нам открыто, так и ушли.

— Да я не о них сейчас говорю, а о тебе и Марийке. Как узнают там, в Тайном приказе, что они тут находились, а Марийка и впрямь их в Москву сопровождала, затаскают ведь вас! Да и меня заодно!

Кузьма задумчиво почесал затылок.

— Коль натворили они чего такого, за что их теперь разыскивают, то и правда затаскают.

— Вот и подумай, что делать будем!

— А, что мне думать? Я добровольно пойду в Тайный приказ и все им расскажу. Я принимал тех людей, мне и ответ держать! А ты, Никита Владимирович, тут совсем не причем!

— Как это не причем, когда у меня теперь весь дом забит их диковинами, да и за тебя, своего холопа, я ответ держать должон! Идти-то нам обоим придется, а вот как себя вести, чтобы беды избежать, надобно подумать, да и Марийке за одно обсказать!

— Так ты и Марийку хочешь туда отвесть?

— Ее-то с меня и потребуют в первую очередь. — И Никита рассказал Кузьме о визите Савелия Никоноровича.

— Да! Вот ведь незадача! — отчаянно сплюнул Кузьма.

— Ничего, Кузьма, не расстраивайся, ведь я ноне на Москве не последний человек, авось все и обойдется. Ну, потаскают маленько, ну порасспрашивают, ни без того! — Никита дружески похлопал своего слугу по плечу.

— Ты теперь наскоро в дорогу собирайся, и Марийке вели. Через час уже тронемся, мне ведь недосуг тут время проводить.

— Так мы ж хотели все обдумать, Никита Владимирович!

— Ничего, ничего, обдумаем по дороге, путь-то чай не коротким будет! Ты собирайся, Кузьма, собирайся, а я пока погляжу на диковинки, уж больно меня до них интерес разбирает!

— Савелий Никонорович! — радостно воскликнул Иван Головинов, едва только успел отворить дверь приемной, и втолкнул в горницу двоих крестьян — подростков.

Савелий Никонорович, который в этот момент что-то старательно выводил на свитке, нехотя оторвался от своей работы.

— Вот! — Иван Головинов указал рукой на подростков. — Этих Панкрат Курников ноне в стрелецкую слободу доставил, аккурат из Бобровки. Они ему сродственниками являются, и два дня назад заехал он к ним в деревню, чтоб навестить.

Савелий Никонорович недоуменно, накапливая раздражение, уставился на своего подчиненного.

— Ну, и что с того?

— А то, что сим молодцам кое-что известно о наших аферистах!

Савелий Никонорович в тот же миг заинтересованно поднял брови, и отложил перо в сторону.

— Ну?! — немногословно распорядился он, и жестом пригласил подростков подойти к нему.

— Говорят, что видели они их! — услужливо подсказал начальнику Иван Головинов, — об том Панкрату со хвальбой и поведали! А Панкрат, будучи оповещенным об этом деле, не долго думая, и привез их к стрельцам.

— Ну? — снова сказал Савелий Никонорович, строго взглянул на юнцов.

— Рассказывайте все! Сей же час, и без утайки!

Подростки покорно ему на это кивнули, а набожный Григорий еще и перекрестился ради подтверждения истинности своего признания.

— Это, стало быть, — скромно принялся за рассказ Михаил, переминаясь с ноги на ногу, — пришел к нам Семка, брат мой двоюродный по мамке, и обсказал, что, видели де они каких-то людей, у которых еда зело вкусная имеется, и угостил нас той едой.

Михаил, поглядывая на строго начальствующего человека в дорогом суконном кафтане, и интуитивно ощущая великую государственную значимость Савелия Никоноровича, вдруг как-то заробел, произнеся последнюю фразу совсем тихо, а потом и вовсе умолк.

— Ну, ну, не робей! — подбодрил его Савелий Никонрович, сглаживая конфуз паренька.

— И какова была та еда?

— Во такая малюсенькая. — Михаил указал на свой ноготь, сравнивая с ним размер леденцов, — вроде с горошину, да сладкая, яко мед!

— Так! — констатировал Савелий Никонорович. — Сказывай далее!

— И еще Семка сказал, что он ел и другую еду, да такую вкусную, что ни с чем не сравнить, и показал нам то, в чем она лежала. А потом и говорит, давайте, мол, сходим к тем людям и попросим у них еще что-нибудь.

— А куда он вас звал-то?

— Михаил, не поняв вопроса, недоуменно взглянул на Савелия Никоноровича.

— Ну, где находились те люди? — уточнил глава Тайного Приказа.

— В лесу. — Ответил Михаил.

— Семка-то, он еще днем тех людей приметил, да обзнакомился с ними. Они у него на неведомую еду рыбу выменяли. А потом, как распробовал он у себя дома ту еду, еще раз сходил к тем людям, но уже с тятькой.

— Угу! — кивнул Савелий Никонорович. — Ну и что ж, пошли вы туда?

— Пошли! Да как подошли поближе, так и оробели!

— А, что так-то?

— А люди те скакали по поляне, яко черти! Гришка говорит, что вроде бы и рога у них виделись!

— Вроде! — подтвердил до селе молчавший Григорий. — Да еще звук от них шел громкий, никогда нами не слыхиваемый, во!

— Ну, и что ж вы?

— А мы и убегли, а более ничего!

— Так, так! И, что ж, потом вы тех людей более не видели?

— Нет!

— А этот ваш Семка?

— И Семка не видел!

— Токмо… — Сказал, было, Михаил, и вновь умолк.

— Что, говори, ужо! — пытливо взглянув на него, приказал Савелий Никонорович, который не намерен был упускать никакой, даже самой незначительной информации.

— С ними находился Борька, — наш деревенский сирота. Он еще днем там остался, а Семка со товарищем домой ушли, хоть те люди и им предлагали потрапезничать.

— Ага! Значит, они ушли, а Борька остался трапезничать?

— Ну, да!

— И что же тот Борька вам потом сказывал?

— Да ничего! Не пришел от них Борька-то!

— Что, до сей поры?

— До сей поры! Мы опосля днем на то место ходили, но ни их, ни Борьки, там уже не было.

— Да! — многозначительно сказал Савелий Никонорович и покачал головой!

— А то место вы показать сможете?

— А то нет! — уверенно сказал Михаил.

— Ладно, сядьте покуда на лавку. — Велел паренькам Савелий Никонорович, а сам обратился к Ивану Головинову.

— Значит так, Иван, собери людей, и немедля отправляйтесь туда, где они были, да обшарьте там каждый куст, авось и отыщется чего интересное, а заодно и в деревню эту, как ее?

— В Бобровку, Савелий Никонорович.

— В Бобровку, значит, тоже поскачите, и опросите там всех, кто еще с ними виделся. Да, скажи там, что как только Борька в деревне объявится, чтоб немедля сюда сообщили!

К вечеру Иван Головинов доставил Савелию Никоноровичу еще кое — какие сведения об арестантах и их попутчиках. Отец Семена рассказал ему о третьей девице, не похожей на первых двух, ранее описанных разными людьми, которую ему довелось увидеть в лесу.

— Говорит, что ногу она подвернула, от того и сидела на земле. А как стал он ей ногу смотреть, по причине своего знахарства, то очень поразила его обувка девицы.

И Иван, со слов отца Семена, описал Настины кроссовки.

Рассказал ему кое-что и Семка, да попутчик его Петр.

— Перво наперво поведали они мне о всякой разной еде, что дали им незнакомцы. — Сообщил Иван Головинов.

— А потом особливо обратили внимание на некую легкую котомку, в которую незнакомцы переложили из ведра их рыбу. На котомке той была полуголая девка с непокрытой головой и короткими белыми волосами, да такая, что вроде как живая, токмо маленькая очень.

— Что значит, как живая?

— Намалевана вроде, сказывают, а вроде как и нет!

Савелий Никонорович непонимающе уставился на Ивана на какой-то миг и вдруг вспомнил о фотографиях, лежащих в столе.

— Понятно! — сказал он и вновь взглянул на Ивана. — Ну?

И все как один, Савелий Никонорович, твердили, что хоть и одеты были

незнакомцы в крестьянскую одежу, но разговоры вели на непонятном

каком-то языке.

И самое главное, Савелий Никонорович, вот что мы отыскали на той

поляне!

Иван Головинов достал из штанов тряпицу, в которую были завернуты три предмета, — упаковка подушечек "Орбит", зажигалка, и блестящая перламутровая заколка для волос, принадлежащая Валерии.

Все три предмета были необычными, и никто из присутствующих, сколько не крутил их в руках, не мог даже предположить какова цель их применения.

Савелий Никонорович поблагодарил Ивана Головинова за находки, и не долго думая, положил их в свой секретный шкаф по соседству с остальными диковинками незнакомцев.