Рик Риордан - Греческие боги. Рассказы Перси Джексона

— Знаешь что, мой маленький друг? — сказал Гермес. — Я передумал. Боюсь, я все-таки тебя обижу.

Внимание-внимание, сейчас будет гадость. Гермес откусил черепахе голову и лапы, после чего выскреб внутренности маминым черпаком. (Прошу прощения. В те времена люди постоянно убивали зверушек ради мяса, шкуры, панциря и всего в том же духе. Именно поэтому моя подруга Пайпер стала вегетарианкой.)

Так вот, вычистив панцирь, Гермес в него дунул. Раздался гул, но звук получился немного не таким, какой он ожидал. До его слуха доносилась какофония дикой природы — совы, сверчки, лягушки и другие животные издавали самые разные звуки в самых разных тональностях, порождая своего рода хор. Гермес хотел именно этого — возможности воспроизводить одновременно сразу несколько звуков. И тут он заметил растянутые над огнем для просушки длинные шерстяные нити, возможно, Майя собиралась позже сшить что-то.

Гермес подумал: «Хм…»

Он натянул нить между ногой и кистью и свободной рукой дернул. Нитка завибрировала. Чем сильнее он ее натягивал, тем выше получался звук.

— О да, — кивнул он. — Сойдет.

Гермес бросил осторожный взгляд на мать, проверяя, спит ли она. И приступил к работе. Скрутив с ткацкого станка матери парочку деревянных ручек, он просунул их сквозь панцирь так, чтобы концы торчали из дыры для шеи наподобие рогов. Затем он закрепил между ними перекладину, так что в итоге получилось что-то вроде миниатюрных футбольных ворот. Протянув между перекладиной и черепашьим корпусом семь нитей, он натянул их с разной силой и провел по ним пальцами. Звук получился просто превосходный. Таким образом, Гермес изобрел первый струнный инструмент, который он решил назвать лирой. (Почему? Может, в его душе жил лирик, не знаю.)

Потрать он еще пару часов, и возможно, он бы создал акустическую гитару, контрабас и заодно «Fender Stratocaster»; но к тому моменту, когда Гермес закончил с лирой, он уже был донельзя голоден. Так что он спрятал свое изобретение под одеяльцами в люльке и отправился на поиски аппетитных волшебных коров.

Забравшись на вершину Киллены — подумаешь, задачка, для такого-то мощного младенца, — он внимательно осмотрел открывшиеся перед ним просторы Греции, напрягая не только зрение, но и слух. Аполлон по ночам уводил свое стадо на тайный луг в Пиерии, до которого от Киллены было где-то три сотни миль к северу, но острый слух Гермеса не подвел. Практически сразу он различил отдаленное: «Му-у».

На что другая корова ответила: «Тсс! Мы прячемся!»

А первая сказала: «Извини».

Стоя на вершине горы, Гермес коварно улыбнулся.

— Ха! Попались, коровы!

Три сотни миль? Да не вопрос! Чтобы пробежать их, у Гермеса ушел примерно час; странное, должно быть, было зрелище: новорожденный бог в подгузниках с ручками, измазанными в черепашьей крови, несется по Греции. К счастью, стояла ночь и его никто не видел.

Когда Гермес добрался до тайного луга, у него буквально слюнки потекли при виде такого количества аппетитных толстых здоровых телочек — несколько сотен коров лениво бродили в высокой траве между горой и песчаным берегом Средиземного моря.

— Не буду поддаваться жадности, — сказал себе Гермес. — Думаю, с меня хватит штук пятидесяти. Вот только как потом скрыться?

Нельзя же было просто сунуть пятьдесят коровьих туш в мешок и сбежать. А если он уведет целое стадо, Аполлону не составит труда найти их по следам копыт.

Гермес в задумчивости уставился на берег. Затем перевел взгляд на росшее неподалеку миртовое дерево. Сам еще до конца не понимая, зачем все это делает, он отломал несколько веток и, вспомнив оставшуюся в гроте корзину, принялся плести из них что-то вроде мини-ковриков. Обвязав их вокруг ног, он с гордостью притопнул первыми в мире снегоступами — что было особенно круто, учитывая отсутствие в Греции снега.

Гермес сделал несколько пробных шагов по траве, затем по песку. Снегоступы оставляли после себя широкие и длинные следы, которые никак нельзя было ассоциировать с его маленькими ножками.

«Идеально, — подумал он. — Свое прикрытие я обеспечил. Осталось придумать, как быть с коровами…»

Он прошелся по лугу в своей новой обуви и вскоре смог разделить стадо, отогнав пятьдесят самых упитанных и аппетитных коров от подружек. Их он погнал к берегу.

Оказавшись на песке, Гермес щелкнул пальцами и свистнул, привлекая к себе внимание коров. Он подождал, когда все пятьдесят повернутся к нему, встав хвостами к океану, и сказал:

— Отлично, девочки. А теперь — включаем задний ход. Задний ход!

Никогда не пытались заставить пятьдесят коров пятиться? Это не так-то просто. Гермес удерживал их внимание, посвистывая и крича что-то вроде: «Би-ип, би-ип, би-ип!», размахивая руками и направляя их к воде. Стадо отступило на мелководье, после чего Гермес несколько ярдов гнал их на юг прямо по волнам, и лишь потом вновь вывел на сушу.

Оглянувшись, он оценил собственную предприимчивость. Все выглядело так, будто пятьдесят коров вышли из моря и присоединились к основному стаду. Никто не сможет догадаться, куда подевались недостающие коровы. Гермес не оставил ни единого следа, который бы мог к нему привести.

Он повел коров на юг по полям Греции.

Время было ночное, и Гермес был уверен, что их никто не увидит. К несчастью, именно в этот час старому смертному крестьянину Батту приспичило заняться своим виноградником. Может, его мучила бессонница, или он в принципе подрезал виноград исключительно по ночам, но когда старик увидел на дороге младенца во главе стада из пятидесяти коров, у него глаза на лоб полезли.

— Что?! — взвизгнул он. — Как?!

Гермес выдавил из себя улыбку.

— Как дела?

Он обдумал, не убить ли крестьянина. Свидетели ему были ни к чему. Но Гермес был вором, а не убийцей. Кроме того, на его руках уже была кровь невинной черепахи.

— А я тут со своими коровами гуляю. Как тебя зовут, старик?

— Батт, — крестьянин поверить не мог, что говорит с младенцем. Может, все это ему просто снится?

— Знаешь что, Батт? — сказал Гермес. — Будет лучше, если ты забудешь, что ты сейчас видел. Если кто спросит — меня здесь никогда не было. Выполнишь мою просьбу, и я гарантирую тебе крутое благословение, как только я займу свое место на Олимпе, идет?

— Э-э… Идет.

— Отлично. Кстати, а это у тебя на поясе не нож? Не одолжишь?

Батт отдал малышу нож для подрезки веток, и Гермес со своим стадом ушел.

Наконец Гермес нашел неплохую пещеру, где можно было спрятать украденных коров. Сорок восемь он загнал внутрь, собираясь позже либо сам их съесть, либо продать на черном рынке. Он еще не успел определиться. А оставшихся двух он освежевал с помощью ножа старика.

Опять-таки жуткая картинка — бог-младенец в подгузниках ножом разделывает коров, но Гермес не отличался брезгливостью. Разведя костер, он сжег лучшие куски в качестве подношения олимпийским богам (и себе в частности, как вы сами понимаете), после чего поджарил мясо на вертеле и вдоволь насытился вкуснейшей говядиной.

— Эх, хорошо! — Гермес аж рыгнул от удовольствия. — Черт, уже поздно! Или рано, как посмотреть. Пора домой.

Он ополоснулся в роднике неподалеку, уверенный, что его мама не обрадуется, увидев своего новорожденного сына всего в крови. После чего, исключительно для забавы, взял пару коровьих костей, сделал из них флейты и соединил вместе в виде латинской буквы «V», чтобы играть на них одновременно (одна флейта — это ведь так скучно). Закончив с этим, Гермес отправился домой, набитый живот навевал дремоту, и чтобы не дать себе заснуть, он наигрывал мелодии на своей новой двойной флейте. В гроте Майи он оказался как раз перед рассветом. Забравшись к себе в люльку, Гермес сунул флейту под простыни в компанию к лире. И заснул. Даже для бога-младенца ночка выдалась длинной.

Следующим утром Аполлон отправился в Пиерию пересчитать своих коров. Он обожал начинать новый день с осмотра своего превосходного стада.

Узнав, что пятьдесят его лучших коров пропали, он взбесился и начал носиться по округе: «Коровы, сюда! Ко мне!» Он обнаружил следы, ведущие из моря, по которым можно было подумать, что его стадо решило искупаться, а затем вернулось на сушу, вот только идея казалась бредовой. Еще он увидел в песке огромные, но совсем не глубокие отпечатки, будто там прошел очень худенький парень с шестидесятым размером обуви, но опять-таки это было невероятно.

Большую часть утра Аполлон провел в поисках, пока не наткнулся на старого крестьянина Батта, подрезающего виноградные лозы в своем саду. После «разговора с младенцем» Батт так и не смог уснуть.

— Старик! — позвал Аполлон. — Мимо тебя не проходили пятьдесят коров? Возможно, их вел за собой худющий гигант с шестидесятым размером ноги?