Михаил Новорусский - Приключения мальчика меньше пальчика

Вдруг не выдержит вода либо спина моего чудесного коня и мы оба очутимся в глубине без всякой помощи и безо всякой надежды!

Однако мы помаленьку двигались все вперед и вперед, и я уже стал немножко успокаиваться. Вот мы переплыли середину пруда. Вот удалились уже и от середины и стали приближаться к тому берегу. Там уже виднелись мне сплошные заросли кувшинки и тростника. А водомерка точно привыкла к седоку, оправилась и стала подвигаться быстрее и тверже.

Я уже видел в нескольких шагах от нас ближайший лист кувшинки и захотел посмотреть в глубь воды, далеко ли здесь дно, где растет кувшинка.

Но едва я взглянул в воду, как в этот же миг передо мной мелькнула морда какого-то отвратительного водяного чудовища, и вдруг — трах!..

Я чувствую, что меня бросило вперед. Чувствую, что я очутился в воде, барахтаюсь в ней и хватаюсь руками за край листа кувшинки, о который при падении я ударился лбом. Край листа немного подогнулся, я насел на него брюхом и счастливо вылез наверх.

Отряхнувшись, я тотчас же взглянул на воду, чтобы отыскать свою водомерку, но ее и след простыл. Еще полминуты назад мы спокойно двигались по воде. А теперь ни здесь, ни вблизи, ни вдали никакой водомерки не было. Точно ее никогда не бывало!

Тут только я сообразил, что с ней случилось и какой страшной опасности я подвергался. Чудовище, морда которого мелькнула передо мной, очевидно, схватило ее и либо проглотило разом, либо утащило на дно позавтракать ей не спеша. Если бы оно сделало размах чуть посильнее, оно вместе с водомеркой схватило бы за ноги и меня, и тогда от меня не осталось бы и косточек и никто бы никогда не узнал, что со мной сталось.

А если бы чудовище схватило и одну водомерку, да минуткой раньше, когда мы были еще далеко от листа, мне все равно пришел бы скорый конец. Я не мог бы тогда доплыть до листа. А в воде, захлебнувшись, пошел бы ко дну вслед за водомеркой и чудовищем, которое там бы и подобрало мое тело.

Когда я сообразил, как близка была моя смерть и как счастливо я избежал ее, я готов был плясать от радости. Теперь я опять на твердом и устойчивом листе. Притом же, о, счастье! этот лист не одинок, а к нему вплотную прилегают еще четыре таких же листа. Таким образом я спокойно могу переходить с листа на лист и разгуливать по ним, как по полю.

Правда, за ними опять вода. Правда, до берега здесь еще втрое дальше, чем было раньше. Но что за беда! Пускай берег далеко, лишь бы сейчас мне было безопасно и лишь бы никакое чудовище не разевало на меня свою пасть.

Да, приятно было чувствовать, что я спасен, невредим и нахожусь в полной безопасности. Приятно было думать, что еще две минуты назад я мог бы попасть в лапы чудовища, но не попал. Приятно было сознавать, что все это миновало, что я ни капли не пострадал и что весь мой страх беды уже прошел и не возвратится.

Велика была моя радость после того, как я спасся от какого-то чудовища, но и она стала проходить. А вместо нее меня стало мучить любопытство, что это за зверь подводный, который неожиданно унес водомерку в пучину, а вместе с ней чуть не унес и меня.

Я лег на лист брюхом вниз, а голову выставил за край листа как раз в том месте, где я вылез на него из воды после своего крушения, и стал смотреть в воду. Глаза мои скоро привыкли к полумраку и я стал кое-что различать в сумрачной воде.

Но не прошло и полминуты, как я с ужасом отшатнулся от воды. Почти у самой поверхности ее, под водой, плавал маленький молодой листик кувшинки, а на нем сидело мое чудовище и доедало остатки водомерки, на которой я ехал. (Рис. 12).

Рис. 12. На листе сидело чудовище и доедало остатки водомерки, на которой я ехал.

Тут же валялись все шесть ног, голова ее и жесткие крылья, а остальное почти все было уже съедено.

Опять мне стало ужасно жутко при мысли, что это чудовище могло бы и меня растерзать точно так же. Тогда и от меня остались бы на листе только ноги да голова. Но теперь зверь уже насытился. Он с трудом доедал остатки своей добычи, и потому мне не был страшен. Самый свирепый хищник не опасен, если он сыт.

А зверь этот был гораздо больше и гораздо страшнее того, который обсасывал рыбу и который потом оказался личинкой жука-плавунца. С большими ногами и большой головой, он, казалось, был еще более грозным, чем крокодил.

Я никак не мог припомнить, видал ли я его где-нибудь на картинках. Мне было страшно жутко глядеть на него. И потому казалось, будто я не видывал никогда более страшного и противного чудовища.

А он, наевшись, стал охорашиваться. То начнет лапками перебирать, то хвостиком повиливает. И вдруг, я вижу, из-под шеи у него отделяется и откидывается какая-то странная маска с двумя большими крючками. Откидывается, а потом опять укладывается под шею, словно какая-то фигурная крышка ящика на шарнирах.

Как только я увидал этот необыкновенный прибор, для меня тотчас стало все ясно:

— Конечно, это — личинка стрекозы, — сказал я себе. — Только у нее одной есть такой «намет» или такая ловчая сеть с двумя баграми. Только она одна умеет закидывать свою сеть для ловли добычи. Ни у кого больше такого прибора нет. Кто хоть раз прочитал об этом где-нибудь, тот никогда уже этого не забудет.

Теперь для меня стало ясно, почему я уцелел. Когда этот зверь, увидавши снизу водомерку, закинул на нее свою маску с баграми, они задели ее своими острыми крюками и поволокли вниз. Задеть меня они не могли, потому что я сидел на водомерке гораздо выше, и маска была коротка для этого.

Я хорошо рассмотрел теперь этот ловчий прибор и нахожу, что ничего подобного нигде во всем животном царстве я не встречал. Слишком уж он оригинален и замысловат. Особенно забавно было видеть его в действии, когда этот хищный зверь, как будто играя, то закидывал свою сеть для ловли, то опять подбирал ее.

Закидывать ему тут было не для чего, потому что не было никакой добычи. Очевидно, он делал это только для пробы, чтобы убедиться, правильно ли действует его прибор. Так делает иногда кошка: лежит спокойно, а сама выпускает свои острые когти и вонзает их в подушку, а затем подбирает их снова и делает совсем незаметными.

Должно быть, убедился этот хищник, что его ловчий прибор действует исправно. Поэтому он опять нырнул с листа в глубь и отправился на поиски за новой добычей. Такому огромному зверю одной жесткой водомерки мало для насыщения.

Я остался опять один. Обошел все свои пять листьев кувшинки. Они стояли друг за другом в один ряд, и потому по ним можно было прогуливаться, как по широкой аллее. Аллея была просторная, зеленая, гладкая, споткнуться на ней негде и ходить босыми ногами так мягко и приятно. А по обеим сторонам аллеи — широкое непроходимое море. Если бы такую аллею устроить нарочно для прогулок, всякий бы сказал: как здесь мило и красиво!

Только в одном конце эту красоту портил длинный и узкий лист тростника. Он был надломлен ветром от стебля, который стоял в воде поблизости, и потому длинной лентой свешивался как раз над последним листом кувшинки и загораживал здесь дорогу для прогулок.

Так разгуливал я по своей плавучей аллее очень долго. Никто и ничто меня не беспокоило. И я совсем забыл, что весь пруд населен различными водяными чудовищами. Некоторых я уже видел. И теперь хорошо знаю, с каким удовольствием они съели бы меня целиком, если бы только увидали меня здесь, одинокого и беззащитного. Хорошо быть маленьким для того, чтобы изучать их, но страшно опасно подходить к ним близко, особенно когда они голодны.

Когда я размышлял таким образом, гуляя по своей аллее, вдруг я слышу над моей головой страшный шум и какой-то странный скрип от трепыхания крыльев, словно целая стая птиц хочет обрушиться на меня.

Я весь похолодел от ужаса, и мне тотчас же вспомнились разные страшные сказки о летающих кровожадных драконах. От страха я зажмурился и думал, что уж теперь, наверное, пришел мой конец.

Но так же внезапно все опять стихло. И я, хоть с закрытыми глазами, но чувствую, что остаюсь жив и невредим.

Открыл глаза я спокойно; думал, что теперь мне не угрожает никакая опасность, и… от страха остолбенел. В нескольких шагах от меня на узкой ленте тростника уселся огромнейший дракон и большущим левым глазом смотрит на меня, не поворачивая головы. Его огромные четыре крыла были распростерты поперек его тела и слегка покачивались. Они оба были прозрачны, как стекло и только перекрещивались вдоль и поперек жилками, толстыми, как веревки. Издали каждое крыло напоминало остов крыла ветряной мельницы или крыла на модели летательной машины.

Прикреплялись все четыре крыла к толстой и сильной груди. К ней же были прикреплены шесть больших ног с крючковатыми лапами, которые своим видом напоминали ноги сказочного дракона, как его рисуют на картинках. Маленькая голова соединялась с грудью очень тонкой шеей. Но на этой маленькой голове по обе стороны ее прилеплены были два огромных глаза, которые были вдвое больше самой головы. От груди начиналось длинное и прямое туловище, вдоль которого могли бы лечь пять таких человек, как я.