Муни Витчер - Джено и красное зеркало истины

— Их невозможно взять в руки! Почему ты не чувствуешь, какие они горячие?

Джено понял, что пользоваться этими драгоценными магическими предметами было дозволено только ему одному. Именно он мог понять, что с ними делать. Именно он должен был найти путь к правде о его семье.

Джено рассказал о письме дедушки Свево, снова и снова недоумевая, как там могло упоминаться его имя и имя Марго.

Потом он обратился к брату, который, побледнев, завороженно слушал его:

— Рене, скажи мне, тебе что-нибудь известно о других наших родственниках? Тебе никогда не рассказывали о дедушке Свево и прадедушке Флеммо?

Крылья у мальчика внезапно распахнулись, и Ре, сокол-король, почувствовал озноб и задрожал как лист.

— Дедушка Свево… Секретное письмо, сохраненное дядей Флебо… И тайна двух имен… Все заставляет меня понять, что мы не знаем правду о династии Асторов Венти. Мы торчим здесь, в Арксе Ментисе, пребывая в сомнениях, а наши родители заточены, — произнес Рене и закрылся золотыми крыльями, не сдержав слез.

Джено подошел к нему, погладил его большие золотые перья и открыл истину о смерти Пауля Астора Венти:

— Во время последнего интерканто экстрасапиенс Фионн Айртеч все рассказал мне: он был убит Навозным Червяком, оскурабом, исполненным ревности и зависти.

— Оскурабом? Но это невозможно, они не признают жестокости! — возразил Рене.

— Возможно, поэтому тебе и придется стать оскурабом, чтобы восстановить честь Домус Эрметика и загладить трещину, образовавшуюся между ними и нашей семьей. Но в глубине души я надеюсь, что ты вернешься к этой жизни, — печально заключил Джено, так и не дождавшись ответа от Рене: — Скоро мы снова станем одной семьей.

Гулкий удар пробил десять. Всем оставалось еще два часа до встречи с Крикен, а Джено — лишь час.

Когда Суоми ушла, Рене не терпелось продолжить разговор о дедушке Свево.

— Ты взял с собой письмо? — спросил он у брата.

— Нет. Пусть оно остается в Нижнем Колоколе. Там оно в безопасности, — ответил Джено и заметил, что лицо у Рене стало грустным.

— Понимаю. Но почему Флебо дал тебе прочитать его только теперь? Если бы я мог поговорить с ним!.. — Рене отошел к окну.

— Ты прочтешь его, потому что вернешься домой вместе со мной и с нашими родителями, — ответил Джено, глядя на брата, которого он обожал.

— Не знаю, увижу ли я снова Нижний Колокол. Тебе хорошо известно, что меня ждут оскурабы. Только мне досадно из-за всех этих загадок. Кто мы такие? Какое проклятие до сих пор поражает всех Асторов Венти? — Он обессиленно опустил руки, расставив развеваться золотую тунику.

— Скоро мы все откроем. Не знаю, может, это и не к добру, но другого выхода у нас нет. Меня тоже мучают вопросы. Кто мы такие? Почему у дедушки Свево никогда не было магопсихических способностей, как не было их у нашего отца и, возможно, у прадедушки Флеммо? Быть может, именно клонафорт обрушил эти беды на нашу семью? Что-то я пока не понимаю… — Джено приблизился к Рене, но в этот момент открылась дверь.

Это была Доротея. Она принесла поднос с чашками отвара Хейдегерианской Лилии, очень горячего, ароматного и питательного метафизического напитка — отличного подспорья для размышлений.

— Выпейте, сразу почувствуете себя лучше. Сейчас принесу чашку и для Суоми, — сказала псиофа, ставя на стол дымящийся настой. Заметив предметы, которые принес Джено, она посоветовала: — Покажи их суммусу. Она даст ответы, которые ты ищешь.

— Конечно, я так и сделаю, — ответил антей.

Рене подошел к девочке и поцеловал ее.

— Спасибо. Мне действительно нужно выпить что-то горячее, — поблагодарил он Доротею и спросил, известно ли ей об убийстве, совершенном Навозным Червяком.

Доротея побледнела:

— Оскураб — убийца? Это ужасно! В магопсихическом мире скрывается столько преступных личностей!

— Да, там много коварных, опасных личностей, — воскликнул Джено. — Именно поэтому ты должна сейчас же рассказать мне, кто такой Тантре Стендж Виоо.

Псиофа уронила поднос, разбив чашку, предназначавшуюся для Суоми:

— Даже не думай упоминать о нем! Мадам Крикен объяснит тебе почему. — С этими словами она собрала черепки и торопливо ушла, оставив остолбеневших братьев.

— Никогда не видел ее такой раздраженной. Кто же этот Тантре? — в изумлении спросил Рене.

— Бесспорно, он не из тех, кто пользуется всеобщей любовью. Каждый раз, когда я произношу это имя, мне кажется, что помянул дьявола, — добавил Джено, надевая сапоги.

Головокружитель Рене засверкал: с ним связалась греческая сапиенса Эулалия Страбикасиос.

Мальчик-сокол поспешил к выходу:

— Я срочно нужен Эулалии: сфера Разящего огня разбила окно в ее комнате на втором этаже. Это, конечно, работа Габора Гаага. Повстанцы возвращаются!

— Я тоже пойду? — Джено был готов к бою.

— Нет, готовься к встрече с Марго. И сохраняй спокойствие. Увидимся позже, — сказал Рене и быстро ушел.

Волнение и неразбериха воцарились в Арксе: там кричали псиофы из Нового Союза, все еще дискутировавшие в Салоне фламинго.

Джено попытался сосредоточиться: у него было мало времени, чтобы прочитать Расширенный кодекс. Не успел он перелистать и первые страницы, как дверь опять распахнулась: на пороге стоял тибетский святой Набир Камбиль. На нем была ряса из оранжевого шелка, словно освещавшая его лицо.

— Ты готов? — начал он разговор в своей обычной спокойной манере.

— Набир! Рад снова видеть тебя. Знаю, что ты вручил паскас Крикен, так что я готов ко всему. В одиннадцать я иду к ней. — Джено захлопнул кодекс и поправил красную тонку.

— Хорошо, — сказал святой. — Приготовься ответить на ее вопросы. Магопсихическая сила мадам Крикен растет день ото дня.

Набир посмотрел на стол и застыл, увидев предметы, выставленные на всеобщее обозрение.

— Откуда эти вещи? — озабоченно спросил он.

— Из пустынь печати. Мне дали их Риккардо Железный Пест и… — Джено не закончил фразу, потому что святой схватил его за плечи.

— Покойный суммус сапиенс? Он был в печати? — Набир был ошеломлен.

— Да, но только его голос. Затем я слышал голос Тантре Стендж Виоо… — едва проговорил юный Астор Венти.

— Не произноси это имя! — вышел из себя Набир Камбиль.

— Почему каждый раз все меня останавливают?! Кто такой Тантре? — закричал Джено, не на шутку разозлившись.

Сапиенс не ответил: он провел руками над предметами, и его с головы до ног сотрясла дрожь.

— Не смей разбрасывать их повсюду! Всегда носи с собой. А теперь прочти кодекс, — сказал Набир, затем, ласково погладив Джено, передал ему поток успокаивающей энергии.

Мальчик прикрыл глаза и почувствовал, как его наполняет гармония. Но, когда он снова открыл их, Набира уже не было. Он ушел, оставив юного антея наедине с сомнениями.

Джено вновь принялся читать Расширенный кодекс, когда из Вербу-Ляписа появилась еще одна прозрачная карточка:

Не спрашивай у других то,

что положено знать лишь тебе.

Открой свой разум,

и пусть мысли наполнят тебя.

Ты найдешь силу и мужество,

которые тебе понадобятся.

Астор Венти застыл, не отрывая глаз от зеленого камня:

— Вербу-Ляпис! Напиши еще… Скажи, что я должен сделать.

Но никакого ответа Джено не получил.

Гулкий удар прозвонил одиннадцать раз.

Сердце у Джено забилось быстрее. Он подтянул перчатки, взял магические предметы и рюкзак, проверил вертильо и выбежал из комнаты. Он пересек Салон фламинго под любопытными взглядами псиофов и, когда оказался напротив Противоречивых Утверждений, немного замешкался. Большие черные рты хранили молчание. Тогда он взлетел по лестнице и остановился перед разводным мостом из кованого железа с золотом, с одной стороны которого находилась Ложа психо, а с другой — Комната видений, где его дожидалась мадам Крикен. Вскоре он заметил, что мозаика на передней стене изменилась: фигуры мисс О’Коннор, Ятто фон Цантара и Пило Магического Ростка исчезли, а изображение Раньи Мохатдины совсем обесцветилось. На рельефе среди других сапиенсов выделялась фигура мадам Крикен, а слева и справа от нее были женские фигуры, не имевшие лиц. На заднем плане отчетливо просматривались изображения Набира Камбиля, Эулалии Страбикасиос и Стаса Бендатова. В правом углу мозаики оказался Рене, очень красивый, в золотой тунике и с расправленными крыльями.

Еще несколько мгновений Джено разглядывал стену, как вдруг его отвлек голос Марго:

— У нас нет церемониймейстера, который извещал бы меня о прибывших, как и экономки. Но скоро я их назначу. Добрый день, мой мальчик! Иди сюда, дай я тебя обниму.

Старая француженка восседала в профессорском кресле, обитом красным бархатом. На ней была фиолетовая шляпа, отделанная стеклянными шариками, и кружевное ярко-фиолетовое платье до пят. У ее ног примостился Наполеон.