Пауль Маар - Волшебные капли для Субастика

Когда дело доходило до по-тасовок, Мартин Пепперминт всегда пасовал. В их классе было несколько признанных силачей, а он принадлежал скорее к разряду слабаков. Строго говоря, он был не самым слабым. Слабее него был только Базилиус Мёнкенберг, который падал в обморок от одного сердитого взгляда.

Ростом Мартин Пепперминт тоже не отличался. Когда учитель физкультуры господин Кнортц выстраивал их перед началом занятия в линейку, то Мартин Пепперминт всегда оказывался четвертым от конца. А если не было Роланда Штеффенхагена, то и третьим. Роланд отсутствовал часто. Потому что его мама была большой любительницей писать объяснительные записки.

Если Роланду неохота было идти на физкультуру (а большой охоты у него никогда не было), то ему достаточно было за завтраком пару раз кашлянуть и прохрипеть:

— Знаешь, мама, я, кажется, немного простудился.

— Ай-ай-ай, вот напасть какая! — говорила мама. — Пожалуй, тебе не следует сегодня ходить на физкультуру. Сейчас напишу учителю.

С этими словами она садилась за компьютер и открывала заготовленный образец записки, озаглавленный «ФИЗРА». Текст был такой:

Прошу разрешить моему сыну Роланду Штеффенхагену не присутствовать на занятии по физкультуре в связи с…

С уважением

После «в связи с» она всякий раз вставляла какое-нибудь новое название болезни, например: «ангина», «воспаление горла», «покраснение гортани» или «поражение слизистой оболочки зева».

Все в классе завидовали Роланду. Такую маму надо поискать! Он сам очень гордился ею. И не столько потому, что она бесперебойно снабжала его объяснительными записками, которые он затем вручал учителю физкультуры, сколько потому, что она никогда не повторялась и подходила к делу с большой выдумкой. И действительно, тут было чем гордиться — только за последний год она сочинила восемнадцать записок с вариациями на тему «больное горло». А в этом году, после больших каникул, она уже успела выдать четыре штуки: новая серия состояла из «покашливания», «бронхита», «катара верхних дыхательных путей» и «хронической хрипоты».

Для Мартина Пепперминта это означало, что с начала учебного года ему четыре раза пришлось быть третьим от конца, хотя в действительности он был все-таки четвертым.

Что касается успеваемости, то тут дело обстояло несколько лучше. Мартин Пепперминт был где-то посерединке. А по немецкому даже немного впереди. Вот недавно получил пятерку за сочинение. Но это скорее случайность.

А вот в чем Мартин Пепперминт действительно превзошел всех и вся, так это в стеснительности. Он был самым робким мальчиком в классе. По этой части он уверенно занимал первое место. И как бороться с таким сомнительным достижением, он не знал. Вот почему он однажды решил поговорить об этом с папой.

— Что же мне делать? — спросил он отца. — Я всего боюсь…

— А чего — всего? — решил уточнить господин Пепперминт.

— Просто всего, — сказал Мартин и вздохнул.

— Ну, это ты не сочиняй! — попытался взбодрить его господин Пепперминт. — А кто недавно прыгнул с метровой вышки в бассейне?! Головой вниз! Ужас! Я в десять лет ни за что бы не прыгнул с такой высоты! Умер бы от страха!

— А Йенс Ульман прыгает с трехметровой! Ему тоже десять лет, между прочим! — возразил Мартин.

— С трехметровой?! Вот это да! — искренне удивился господин Пепперминт и покачал головой. — Молодец какой! Я вот только один раз в своей жизни прыгал с трехметровой вышки. Да и то уже, можно сказать, в зрелом возрасте. И… не по своей воле… Заставили…

— Кто тебя заставил? — спросил Мартин.

Господин Пепперминт замялся.

— Желание… Или, точнее, пожелание… — путано начал объяснять он. — Как бы это лучше сказать…

— Хотеть не запрещается, — перебил его Мартин. — Только что толку! Я вон сколько раз говорил и себе: «Хочу быть таким же смелым, как Иене!» — и ничего!

— Йенс это Йенс, а ты это ты! Все люди разные, — сказал господин Пепперминт, — и с этим приходится как-то мириться.

Но Мартин совершенно не хотел мириться с такими объяснениями и пошел за советом к маме.

— Ну, пусть я не буду таким, как Йенс, ладно! — заявил Мартин. — Но хотя бы просто как другие мальчики в классе. Взять, например, Роланда. Он у нас почти самый маленький, а не боится. Может запросто подойти к какой-нибудь девочке из параллельного класса и заговорить с ней!

— А ты что, тоже хотел бы пообщаться с девочками из параллельного класса? — спросила мама.

— Нет, со всеми не хотел бы. Только с одной, — признался Мартин.

— И с кем же это? Я ее знаю? — оживилась мама.

— Как же ты можешь ее знать, если я сам даже не знаю, как ее зовут? — с горечью ответил Мартин. — Могу только сказать, что у нее темные волосы. Она их завязывает в хвостик красной лентой. А живет она на улице Шуберта, дом двенадцать. И у нее есть собака.

Мама открыла рот от удивления.

— Откуда тебе известно, где она живет, если ты с ней даже не разговаривал? — спросила она.

— А я один раз пошел за ней и дошел до самого дома, — объяснил Мартин. — Хотя какое это имеет значение, мы же о другом говорим.

Но мама, похоже, была иного мнения.

— Когда же ты успел познакомиться с ее собакой? Ты ее видел? — допытывалась мама.

— Нет, не видел, — хмуро ответил Мартин. — Просто на воротах у них табличка висит с каким-то волкодавом. Ну, знаешь, такие вешают, с рисунком, чтобы отвадить непрошеных гостей. Я-то точно побоюсь даже в щель заглянуть. А вот Йенс, так он запросто открыл бы калитку, ввалился во двор да еще бы сам порычал на их собаку, — сказал Мартин, переводя разговор на больную тему. — И что мне с этим делать?

— С собакой? Или с собой? — спросила мама.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! — обиделся Мартин. — Я хочу быть храбрым и смелым, а не мямлей-тютей!

— Не всё сразу, — попыталась утешить его мама и погладила по голове. — Некоторым нужно время, чтобы набраться храбрости… Я вот, например, терпеть не могу всяких задавак, которые считают себя эдакими храбрецами, а посмотришь на них — так просто глупые нахалы… Мне гораздо больше нравятся такие мягкие, скромные люди, как твой папа.

— А мне нет, — буркнул Мартин и пошел к себе в комнату.

Он плюхнулся на кровать и уставился в потолок, собираясь отдаться во власть мрачных мыслей, но тут пришел папа и сказал:

— Страшные новости для нашего страшно трусливого Мартина! В ближайшее время ожидается нашествие диких зверей: зайцев, попугаев, хомяков и парочки особо хищных белых мышей!

— К нам что, Понеделькусы собираются?! — радостно воскликнул Мартин и подскочил на кровати.

— Угадал, — сказал господин Пепперминт. — Только что звонил дядя Антон. Завтра днем он зайдет к нам в гости. Со всем семейством, разумеется. Включая некоторых четвероногих.

Господин Понеделькус, которого Мартин называл «дядя Антон», был старым другом господина Пепперминта.

Его жена, тетя Аннемари, была хозяйкой той квартиры, в которой господин Пепперминт когда-то снимал комнату. (В те годы она еще носила фамилию Брюкман.) У Понеделькусов была дочка, на два года младше Мартина, и звали ее Хельга.

— А Хельга тоже придет? — с некоторой тревогой спросил Мартин.

— Конечно, — ответил господин Пепперминт. — Или ты думаешь, ее оставят дома присматривать за зверинцем? Вряд ли. Ведь Антон притащит всю компанию, так что присматривать будет не за кем.

В комнату заглянула госпожа Пепперминт.

— Я не ослышалась? — спросила она. — Антон придет? Со всеми зверями?

— Да, мы как раз обсуждаем его зоосад, — сказал господин Пепперминт.

— Хоть бы он своих белых зайцев дома оставил! — вздохнула госпожа Пепперминт. — А то в прошлый раз они обгрызли нам кресло и повытаскивали из обивки всю требуху!

Госпожа Пепперминт села к Мартину на кровать.

— Будем надеяться, что Аннемари запрёт его зайцев, — сказала мама. — Она их тоже не очень жалует.

Хорошо бы она заперла заодно и этого старого попугая. Как его там зовут?

— Кулес, — подсказал Мартин. — По мне, так пусть приводят хоть зайцев, хоть попугая, хоть слона, лишь бы они свою Хельгу заперли куда-нибудь подальше.

— Что это за новости такие? — удивился господин Пепперминт. — Она же тебе вроде нравилась. Сам говорил, что она вполне сносная.

— Говорил, — отозвался Мартин. — Просто мне с такими маленькими неинтересно. И к тому же она все время жует своих марципановых свинок, а я марципан терпеть не могу! Во что я буду с ней играть? Ей только прятки подавай! Всё прятки да прятки… Тоска зеленая!