Морис Дрюон - Тисту - мальчик с зелеными пальцами

Мать Тисту была красивой, мягкой и славной женщиной. Словом, чудесным созданием. Она всегда с интересом и даже с восхищением выслушивала рассуждения своего мужа. Со времени плачевных событий, связанных с войной заходитов, она смутно чувствовала себя в чем-то виноватой, но в чем именно, этого она не знала. Впрочем, любая мать считает себя чуточку виновной, если ее ребенок вечно досаждает взрослым и тем самым отравляет им жизнь.

— Но что же делать, что делать, друг мой? — вздохнула она.

— Больше всего меня тревожит судьба Тисту и судьба завода, — снова заговорил отец. — Раньше мы хорошо представляли будущее нашего сына. Мы думали, что он — мой наследник, как в свое время и я был наследником своего отца. Перед ним открывалась проторенная дорога, он был бы богат и всеми уважаем…

— Ну конечно, иначе и не могло бы быть, — поддакнула мать.

— Н-да… Весьма удобные, заранее готовые взгляды… А сейчас? Сейчас нам нужно поступить как-то иначе. У этого малыша нет ни малейшей склонности продолжить дело родного отца. Это же очевидно!

— Если я не ошибаюсь, его призвание — садоводство.

Тут-то отец и вспомнил слова, некогда изреченные господином Трубадиссом: «Бессмысленно противиться силам природы…»

«Вполне понятно, противиться этим силам нельзя, — подумал отец, — но… можно воспользоваться ими».

Он встал, прошелся по комнате и, одернув жилетку, веско произнес:

— Дорогая, вот мое окончательное решение.

— Я уверена, что оно превосходно, — отозвалась жена с заблестевшими глазами, ибо в эту минуту в лице ее супруга было что-то героическое, волнующее. Даже шевелюра его и та сверкала бриллиантином куда ярче, чем обычно.

— Мы превратим завод пушек, — изрек он, — в завод цветов!

Крупные дельцы обладают особым даром — умением вовремя сделать неожиданный ход, внезапно возродить разрушенное катастрофой производство.

И машина завертелась… Успех был ошеломляющим!

Знаменитая битва, где вместо снарядов стреляли лютиками и фиалка ми, вызвала во всем мире настоящую сенсацию, журналисты извели целое море чернил. Так что общественное мнение было уже подготовлено. Все предшествующие события, таинственное возникновение цветов и деревьев, даже само переименование города в Пушкострель-Цветущий — все это всячески способствовало развитию нового, задуманного отцом пред приятия.

Господин Трубадисс, которому поручили заниматься рекламой, распорядился вывесить над близлежащими дорогами огромные плакаты, которые гласили:

САЖАЙТЕ ЦВЕТЫ, КОТОРЫЕ РАСПУСКАЮТСЯ В ОДНУ НОЧЬ!

или:

ЦВЕТЫ ПУШКОСТРЕЛЯ РАСТУТ ДАЖЕ НА СТАЛЬНЫХ ПЛИТАХ!

Но самым лучшим из всех этих плакатов был, конечно, такой:

СКАЖЕМ «НЕТ» ВОЙНЕ, НО СКАЖЕМ ЭТО ЦВЕТАМИ!

Покупателей было хоть отбавляй, и Сверкающий дом снова обрел утраченное было величие.

Разные истории и рассказы никогда не кончаются там, где этого ожидаешь. Вы, наверно, думали, что повествование наше тоже подошло к концу, и были, конечно, уверены, что знаете теперь Тисту как свои пять пальцев. Но вы глубоко заблуждаетесь, ибо человека никогда толком не узнаешь. Недаром наши самые лучшие друзья частенько преподносят нам сногсшибательные сюрпризы.

Вполне понятно, что Тисту уже не скрывал ото всех своей тайны. Напротив, об этом так много и так упорно говорили, что Тис ту стал знаменитостью не только в Пушкостреле, но и во всем мире.

Завод работал во всю мощь. Девять труб были увиты сверху донизу сочной зеленью и яркими цветами. Цехи благоухали редкостными запахами.

Там изготовляли невиданные доселе ковры из роз для украшения квартир и обои из цветов, пришедшие на смену бумажным обоям и драпировкам из ткани. Выращенную цветочную рассаду отправляли из Пушкостреля целыми вагонами. Отец Тисту получил даже необычный заказ на украшение небоскребов, ибо живущие там люди нередко, как утверждали злые языки, страдали каким-то странным необъяснимым нервным расстройством, которое приводило к самым плачевным результатам: они выбрасывались обычно из окна на сто тридцатом этаже. Обитая столь высоко от земли, они поневоле чувствовали себя отвратительно, и посему многие из них полагали, что цветы помогут им избавиться от подобного помрачения рассудка.

Седоус стал главным советником по цветам и растениям. Тисту же продолжал совершенствовать свое искусство. Теперь он придумывал новые сорта цветов. Ему удалось сотворить голубую розу, каждый лепесток которой напоминал крохотный осколок иссиня-голубого неба; он вывел два новых вида подсолнуха: подсолнух цвета восходящей зари и подсолнух цвета пурпурно-медного заката.

После работы он обычно отправлялся в сад поиграть со своей давней знакомой — с выздоровевшей маленькой девочкой. Гимнаст же ел теперь лишь белый клевер.

— Значит, сейчас ты всем доволен? — как-то раз спросил пони у Тисту.

— Еще бы! Очень доволен.

— И ты не скучаешь?

— Ни капельки.

— Может, тебе не хочется расставаться с нами? Ты и впрямь останешься здесь?

— Ну конечно. Почему это ты задаешь мне такой странный вопрос?

— Да так уж…

— Что ты хочешь этим сказать? Неужто мои приключения еще не закончились?

— Поживем — увидим… — уклончиво ответил ему пони и принялся пощипывать свой белый клевер.

Через несколько дней после этого странного разговора весь Сверкающий дом облетела неожиданная весть, которая повергла в глубокую печаль всех домочадцев: старый садовник Седоус заснул и больше не проснулся.

— Седоус решил уснуть вечным сном, — объяснила Тисту мать.

— А могу я пойти взглянуть, как он спит?

— О нет, нет… Больше ты его не увидишь. Он отправился в долгое, долгое путешествие, из которого уже никогда не вернется.

Тисту ничего толком не понял из этого объяснения. «С закрытыми глазами никогда не путешествуют… — подумал Тисту. — И потом… если уж он собирался спать, то мог бы пожелать мне доброй ночи… А если он надумал куда-то там ехать, опять же мог бы со мной попрощаться. Все это совсем непонятно, от меня что-то скрывают».

Он побежал на кухню и стал расспрашивать кухарку Амели.

— Теперь бедняга Седоус уже на небесах… Он куда счастливее нас, — изрекла Амели.

«Если он и вправду счастлив, то почему же его называют беднягой? А если он бедняга, то как же он может быть счастливым?» — недоумевал Тисту.

Слуга Каролус придерживался совсем другого мнения. Из его слов вы ходило, что Седоус покоится в земле, на кладбище.

Словом, все это было неясно и крайне противоречиво. Где же он на небе или в земле? В этом надо было разобраться. Не мог же быть Садовник В разных местах в одно и то же время!

Тисту отправился к Гимнасту.

— Я знаю, где садовник, — сказал пони. — Седоус умер.

Гимнаст всегда говорил правду, одну только правду, — это был один из его жизненных принципов.

— Умер?! — воскликнул Тисту. — Но сейчас же нет войны!

— Чтобы умереть, вовсе не нужна война, — ответил пони. — Ведь война это как бы своеобразное добавление к смерти… А Седоус умер потому, что был очень стар. Именно так и кончается всякая жизнь.

Тисту показалось, будто солнце вдруг померкло, лужайка превратилась в черную-пречерную пустыню, а воздух стал таким отвратительным, что и не продохнешь. Как раз в этом-то и проявляется горькое чувство тревожного беспокойства, знакомое, как полагают взрослые, только им од ним. Однако маленьким мальчикам и маленьким девочкам в возрасте Тисту тоже известно это чувство, которое именуется горем. Тисту обвил руками шею пони и, уткнувшись в его гриву, долго и безутешно рыдал.

— Поплачь, Тисту, поплачь, — приговаривал Гимнаст. — Без этого не обойдешься. Вот взрослые, например, стараются не плакать. Что ж, они ошибаются, потому что слезы у них застывают где-то в груди и тогда сердце их становится грубым и черствым.

Но Тисту был странным ребенком: он не пожелал смириться перед горем, втайне надеясь на свои чудодейственные пальцы.

Он вытер мокрые от слез глаза и немного успокоился. «В земле или на небе?» — повторил он про себя.

И Тисту решил отправиться сначала куда поближе. На следующий день после завтрака он вышел из сада и побежал на кладбище, находившееся на пологом склоне холма. Красивое, зеленое кладбище отнюдь не навевало грустных мыслей.

«Похоже, будто днем здесь горят ночные огни», — подумал он, глядя на прекрасные черные кипарисы.

Вдалеке он заметил садовника, стоявшего к нему спиной. Тот расчищал аллею. На какой-то миг у Тисту мелькнула безумная надежда… А вдруг?. Но вот садовник обернулся. Нет, это был самый обыкновенный кладбищенский садовник, ничем не похожий на того, которого Тисту искал.