Юрий Лигун - Сказки для бабушек (книжка с привкусом оливье)

– В каком грохоте? Просто ребёнок играется…

– А почему он на улице тихий? – грозно переспросил я.

– Потому что ребёнок воспитанный! – гордо ответила бабушка и погладила Крохотулю по косичке.

При этом бабушка радостно улыбалась, а из её очков выпрыгивали солнечные зайчики.

И тут я всё понял! Оказывается, бабушка так любит Крохотулю, что Грохотулю просто не замечает.

Тогда, может, и мне попробовать полюбить, если ничего другое уже не помогает? С этой мыслью я решительно вытащил из ушей беруши, размотал бинты и повесил шапку-ушанку на гвоздь. А потом подарил соседской девочке конфету и свою книжку с картинками. А потом погладил её по косичкам и… тут же полюбил.

С тех пор Грохотуля мне нисколько не мешает.

«Растёт ребёнок!» – радостно думаю я, услышав топот маленьких ножек, и спокойно начинаю писать новый роман.

Кстати, Крохотулю и Грохотулю зовут Катя. Замечательно тихое имя!

У Пети был велосипед. Почти настоящий – с педалями, цепью и рулём. Но как не крути педали, а почти настоящий – это не совсем настоящий. А не совсем настоящий – это всё равно что совсем ненастоящий.

Короче, было у Петиного велосипеда три колеса, а ведь любому ясно, что третье колесо настоящему велосипеду нужно, как зайцу стоп-сигнал или как ракете пропеллер.

Хотя, если разобраться, зайцу стоп-сигнал не помешает. Он же скачет как угорелый и сбивает волка с толку. А со стоп-сигналом волк хоть вовремя тормозить начнёт…

Только Петя не заяц! Пете недавно стукнуло четыре года, и он стыдился ездить на трёхколёсном велосипеде. И правильно стыдился, ведь все мальчишки давно рассекали пространство двухколёсными велосипедами и не обращали на Петю никакого внимания. И как Петя ни старался звенеть в звонок, прикрученный к рулю, и кричать до икоты, ворваться в двухколёсное пространство у него не получалось.

Каждый вечер, когда Петин папа приходил с работы, Петя приставал к нему, чтобы тот открутил лишнее колесо. Но к папе Петины просьбы приставали плохо. С работы папа приходил уставший и сразу садился ужинать перед телевизором, потому что папа решил худеть, а телевизор здорово отбивает аппетит.

Не пристав к папе, Петя начинал приставать к маме и бабушке. Но и это было бесполезно: мама отмахивалась от Пети телефонной трубкой, а бабушка говорила, что не умеет откручивать колёса, а вот если бы чего-нибудь пришить, тогда другое дело.

Но, как говорится, терпенье и труд всё перетрут. И Петя тоже перетёр. Вернее, ему повезло: папа подвернул ногу, когда доставал с антресолей лампочку, и вместо того, чтобы прийти с работы уставшим, папа вообще на работу не пошёл. Два часа папа терпел подвёрнутую ногу и только постанывал, а когда папе надоели Петины приставания, папа достал гаечный ключ и открутил лишнее колесо так быстро, что оторвал пуговицу от манжеты, которую бабушка тут же пришила.

На радостях Петя начал катать настоящий велосипед по квартире, натыкаясь на встречные предметы. А когда он в третий раз наткнулся на маму, мама выгнала его во двор вместе с велосипедом и бабушкой, чтобы бабушка помешала Пете с непривычки убиться.

Только Петя и не думал убиваться, хотя и не убиваться у него плохо получалось. Ведь двухколёсный велосипед, в отличие от трёхколёсного, ни секунды не может устоять на одном месте и всё время падает. Из-за этого бабушке пришлось всё время бегать за Петей и придерживать его за седло. Но к такой беготне бабушка была плохо приспособлена. Не любила бабушка бегать за велосипедами! Вот если бы чего-нибудь пришить, тогда другое дело…

Вскоре бабушка запыхтела, как взбирающийся на горку паровоз – разве что дым из трубы не валил. А тут ещё взрослые мальчишки на взрослых велосипедах начали выписывать вокруг Пети и бабушки замысловатые кренделя. При этом они успевали корчить обидные рожи и ржать, как дикие лошади Пржевальского. Чувствуя за спиной бабушкину поддержку, Петя показал мальчишкам кулак, отчего руль сразу выворотился вбок и бабушка потеряла управление.

А ещё через полчаса бабушка потеряла терпение. Отдуваясь, как водолаз после аварийного всплытия, она плюхнулась на скамейку и задумчиво сказала:

– Чтобы научиться кататься на двухколёсном велосипеде, нужно упасть… – тут бабушка задумчиво пошевелила губами и бодро закончила, – нужно упасть одиннадцать раз!

Петя не знал, много это или мало, но на всякий случай начал быстро падать. Он падал, а бабушка загибала пальцы. Когда она загнула все одиннадцать, Петя понял, что пора показать класс. Для этого он бегом затащил велосипед на самый верх пологого спуска и, оттолкнувшись ногами от земли, резво закрутил педалями.

Петя летел вперёд, как ракета с пропеллером, то есть быстрее ракеты без пропеллера и быстрее пропеллера без ракеты, и при этом никуда не падал! А зачем ему было падать, если до этого он уже упал ровно одиннадцать раз и, как обещала бабушка, автоматически научился ездить на двухколёсном велосипеде.

Вот что значит сила внушения!

В Петиных ушах свистел весёлый ветер и пел песню про тех, кто привык за победу бороться, и про тех, кто всегда найдёт…

И Петя нашёл! Он нашёл деревянный забор в соседнем дворе и врезался в него, загнав в левый указательный палец деревянную занозу. Руль при этом вывихнулся набок, но пальцу было не больно!

Правда, не больно пальцу было всего две минуты, после чего пришлось немного поплакать, чтобы бабушка пожалела. Обычно бабушка так хорошо жалела, что всё сразу проходило. Но в этот раз бабушке пришлось разделить жалость между Петей и вывернутым рулём. Поэтому на палец бабушки не хватило, и на следующий день его раздуло и начало сильно дёргать. Мама так перепугалась этого дёрганья, что сразу потащила Петю к врачу, хотя Петя к врачу не хотел. Да и врач не хотел. Увидев палец, врач так рассердился, что сразу достал маленький ножичек.

Тут уже и Петя перепугался, да было поздно…

Эх, а всё-таки зря он два раза упал понарошку. Из-за этого сила бабушкиного внушения сильно ослабла. А падал бы честно, точно бы успел свернуть мимо забора!

Как-то одна бабушка рассказала мне про одного мальчика, который был таким умным, каких вообще не бывает. Правда, никто, кроме бабушки, этому не верил. И я ни за что бы не поверил, если бы не решил проверить факты на месте, для чего взял и нагрянул к этой бабушке.

На месте я сразу понял, что факты, неопровержимо подтверждающие ум мальчика, налицо, потому что на лице бабушки, а ещё точнее, на её лбу, обнаружился большой вопросительный знак. Судя по цвету и запаху он был нарисован персиковой помадой.

Увидев вопросительный знак, я очень удивился. Хотя если бы на лбу был нарисован восклицательный или даже запретительный знак, который автомобилисты называют «кирпич», я удивился бы не меньше.

Увидев моё удивление, бабушка сразу всё поняла и на своих скрипучих ножках, перебинтованных пожелтевшими от времени эластичными бинтами, заковыляла в прихожую. Я подумал, что она от смущения хочет съехать по перилам и спрятаться за гаражами, но бабушка и не подумала никуда съезжать. Вместо этого она остановилась перед большим зеркалом и принялась стирать со лба вопросительный знак подолом кухонного фартука.

– Ай да Сашка! Ай да молодец! – не то радостно, не то укоризненно приговаривала бабушка. – Я ж всю помаду попрятала, так он новую нашёл. И главное, грамоте не обученный, а такое нарисовал. Видать, большим человеком будет, не меньше губернатора.

– Это почему? – снова удивился я.

– Так ты гляди, как чётко вопросы ставит, – объяснила бабушка, – не ототрёшь!

Будущего губернатора я отыскал в песочнице, где сидело много разнокалиберного народу. Но губернатора было видно сразу, потому что пятилетний Сашка, простите, Александр Иванович, ухитрился занять очень много места, для чего ему пришлось сидеть лёжа, разбросав по всей песочнице руки, ноги и панамку.

Рядом с губернатором приютились несколько будущих прорабов, начальников аэропортов, трактористов, врачей, поливальщиков, генералов, шофёров и представителей других нужных профессий. Был среди них и постовой, который надувал щёки, закатывал глаза и выжимал из старого милицейского свистка такие страшные звуки, что даже самый заядлый хулиган сто раз бы подумал, прежде чем заняться хулиганством.

Но и без свистка жизнь в песочнице кипела, как чайник.

Будущий прораб строил двухэтажный коттедж с подземным гаражом для самосвала будущего шофёра. Самосвал буксовал в песке и ревел так громко, что гнул барабанные перепонки. Правда, трактор будущего тракториста всё равно его перерёвывал.

Шуму добавлял и начальник аэропорта. Его бумажный самолётик всё время входил в штопор и клевал тупым носом будущих пассажиров. Но падал он вовсе не из-за того, что не умел летать, а из-за того, что его всё время сбивали пластмассовые солдатики будущего генерала. Они лупили из пластмассовых пулемётов и быстро тарахтели: «Та-та-та-та!».